Грани безумия. Том 1

Он вышел из приемной и поинтересовался у пажа, который дежурил в коридоре, ожидая королевских поручений:

– Лорд Фарелл у себя?

Мальчишка, привыкший, что король в любое время может потребовать фаворита к себе, а то и сам зайти к нему, поклонился и торопливо ответил:

– Его светлость вернулся из города час назад. Прикажете позвать?

– Сам схожу, – решил Аластор. – А ты сбегай к садовнику. Отнеси от меня ее величеству букет ее любимых лилий и передай, что я прошу позволения ужинать с ней.

– Да, ваше величество! – просиял паж и умчался.

Аластор неторопливо прошел по дворцу, кивая в ответ на почтительные поклоны и реверансы встреченных придворных. Настроение снова стремительно улучшалось, его не могло испортить даже странное прошение о помиловании, хотя подпись на одной из бумаг Аластору очень не нравилась. Ох уж эти дражайшие родственники… Ну почему родню нельзя выбирать так же, как друзей?

Не замедляя шага, он кивнул гвардейскому караулу и напомнил себе, что вечером очередная тренировка с месьором д’Альбрэ. Фехтовать каждый день, как в поместье, теперь не получалось, но уж три-четыре раза в неделю Аластор все равно выкраивал. А еще месяц назад на одну из тренировок явился ярл Ольвар и с удивительной для вольфгардца деликатностью заявил, что местные зубочистки, конечно, тоже оружие, особенно для тех, кто давно не носит доспехов. Но славному воину не следует забывать оружие предков, посему не хочет ли конунг размяться с доброй секирой и щитом? Как не умеет?! А говорят, что секиры бросает, словно вырос на Севере!

Аластор сконфуженно признался, что бросать секиру его учил Долгий Мартин, но щитовым боем кузнец то ли не владел, то ли не видел необходимости его показывать, так что… Ольвар подозрительно возрадовался, кликнул своих людей, чтобы сбегали за оружием на постоялый двор, где остановилось посольство, и теперь не реже раза в неделю Аластор потел с тяжелым щитом и секирой, словно вернувшись во времена учебы у месьора д’Альбрэ. Только теперь вместо язвительных утонченных южных острот его гоняли не менее язвительными северными похвалами, больше смахивавшими на оскорбления.

Надо сказать, что разум, уставший от бесконечных государственных дел, это прочищало отлично, к тому же Аластор помнил слова магистра Бреннана и меньше всего хотел быть похожим на Малкольма, который последние годы не поднимал ничего тяжелее бутылки. Вот и стал больше похож на борова, чем на человека – Аластор видел тело погибшего короля перед похоронами.

Что интересно, месьор к смене оружия и партнеров для тренировок отнесся более чем благосклонно, согласившись, что предела в быстроте и гибкости его ученик уже достиг, а силу и выносливость секира поддерживает ничуть не хуже рапиры. От предложения самому попробовать бой на топорах фраганец отказался с величайшей учтивостью, зато милорд магистр Дункан, тоже зачастивший на фехтовальную площадку, однажды принес туда тяжелые арлезийские сабли и взял у месьора д’Альбрэ реванш за бретерскую беседу, что тот перенес чуть ли не с восторгом.

Аластору осталось только завистливо вздыхать, понимая, что такого мастерства ему никогда не достичь ни в одном виде фехтования. Он никогда не научится драться на рапирах как фраганец, на саблях – как арлезиец и на секирах – как вольфгардец. Не сможет он ни бросать ножи как Лучано, ни метать Молот Пресветлого как маги-боевики. Тут уже ничего не поделать. Но ведь это не мешает получать удовольствие от силы и здоровья собственного тела, когда после тренировки каждая мышца приятно гудит, и любая мысль кажется удивительно ясной…

Он постучал в дверь кабинета Лучано и толкнул ее, едва дождавшись разрешения войти. Лу, стоявший у жаровни, просиял и заулыбался, а Саграсс, который сидел в кресле, немедленно вскочил и поклонился.

– Садитесь, милорд, – благодушно махнул Аластор рукой и сам упал в любимое кресло у окна. – Лу, шамьета, умоляю!

Кот, подкравшийся незаметно, как опытный лазутчик, прыгнул к нему на колени и с урчанием принялся топтаться по ним, запуская когти. Аластор уронил ладонь на мохнатый загривок, чуть прижал, и Флориморд, замурчав еще восторженнее, вывернулся из-под его руки и боднул ее головой. Боевик послушно вернулся в кресло, но присел на самый край, выпрямившись и всем видом показывая, что готов вскочить в любой момент.

– Шамьет сейчас будет, – кивнул Лу и покосился на прошение, которое Аластор бросил на столик рядом с собой. – Вы принесли что-то интересное, монсиньор?

– Интересное – не то слово! – фыркнул Аластор, вытягивая ноги и рассеянно гладя Флориморда. – Вообрази только! Некие господа капитаны егерского полка в количестве четырех человек просят о помиловании своего товарища, пятого капитана этого же самого полка. А в случае, если их прошение останется без ответа, требуют права разделить его участь. У меня! Требуют! Отправить их на плаху! Ты представляешь?! О, кстати, милорд! – повернулся он к Саграссу. – Послушайте, дело прошлое, но мне ужасно любопытно! Почему вы не решились отбывать каторгу в егерском полку? Ведь хотели же в армию, насколько я знаю.

– Но не в егерский же полк, ваше величество! – растерянно отозвался Саграсс. – Конечно, если пошлете… Буду вам служить, где прикажете, – добавил он с таким обреченным лицом, что Аластор почуял азарт, будто вставшая на след собака.

– А что не так с егерями? – поинтересовался он, в ожидании шамьета цапая печенье с блюда на столе. – Не сочтите за обиду, милорд, но право… у вас такое лицо, словно вы их… опасаетесь.

– Опасаюсь? – неловко усмехнулся боевик. – Ваше величество, да я их боюсь! И даже не стыдно, представьте себе. Они же бешеные! – добавил он убежденно.

Лучано длинно и мелодично присвистнул.

– Ничего себе! – восхитился он. – Если уж вы, Лионель, так думаете об этих синьорах… Кстати, а почему?

– Потому что в егеря обычно как раз и идут вместо каторги, – объяснил ему Саграсс. – В солдаты отправляют пойманных браконьеров или мятежников, если есть причины их не вешать. Такое редко, но бывает. Голод, например, на чьих-то землях, а лорд вместо помощи крестьянам последнее у них выгреб, вот целые деревни, случается, в леса и бегут. Переловят их, кого-то вернут хозяину, кого-то повесят, если крови успели много пролить. А крепкими здоровыми мужчинами лорд может заплатить часть королевских податей. Работников у него, конечно, убавится, зато в деревнях станет потише – некому будет бунтовать. Вот этими парнями полки королевских егерей и пополняют. Они там все смертники, за малейшее неповиновение – виселица. Ну и офицеры у них – сами понимаете, милорд. Кого из рода изгнали, кто в карты проигрался так, что заплатить не может, кого в нечестной дуэли уличили – в егеря берут всех, позволяют смыть позор кровью. Самая горячая драка всегда достается им, и егеря в ней хороши, но если драки долго нет…

– Синьорам егерям становится скучно, – понимающе кивнул Лучано. – Ну да, если привык то и дело приглашать Претемнейшую на танцы, обычные развлечения кровь уже не горячат. И что же натворил этот… пятый капитан? – повернулся он к Аластору.

– Вызвал на дуэль своего полковника, – мрачно сказал Аластор. – И проткнул его к барготовой бабушке одним ударом прямо в сердце.

– О-о-о… – протянул Лучано, не переставая отмерять специи для шамьета с виртуозной быстротой и точностью. – Но если это была честная дуэль… Или нечестная, м?

– Неважно, милорд, – отозвался первым понявший все Саграсс. – Это обычные дуэли – дело чести и королевскому суду не подлежат. А в армии они строжайше запрещены уставом. Тем более между начальником и подчиненным. Если бы подралась пара офицеров одного ранга, на это еще могли бы посмотреть сквозь пальцы. Всякое бывает! Но капитану вызвать полковника, да еще не на квартирах, а во время военных действий… Это же случилось в первом егерском, ваше величество? С молодым полковником Райнгартеном?

– О, так я про это слышал! – оживился Лу, снимая дурманно пахнущий шамьет и вливая туда немного жидкого меда. – Лейтенант Минц рассказывал. И правда, презанятная история!

– Вот! – с показной сварливостью проворчал Аластор, алчно глядя на шамьет. – Все вокруг про это знают, кроме меня! Безобразие!

– Монсиньор слишком занят важнейшими делами, – мурлыкнул итлиец, ставя перед ним дымящуюся чашку. – И не имеет привычки пару раз в неделю заглядывать в гвардейскую караулку с кувшином шамьета.

– Гвардейцы любят шамьет? – поразился Аластор, подвигая ближе блюдо с печеньем, чтобы не тянуться за каждой штучкой.

– Так ведь карвейн им на службе нельзя, – лукаво заулыбался Лу. – А если немного сдобрить шамьет амарильей – это совсем другое дело, м? – Он снова поставил шэнье на горелку, вернул обратно на полку баночки, из которых заправлял шамьет для Аластора, и взял пару других. – Значит, дело интереснее, чем кажется на первый взгляд? И кстати, а что грозит синьору капитану, который знаком с рапирой лучше, чем с армейским уставом?

– Плаха или виселица, смотря какова его настоящая вина, – хмуро отозвался Аластор. – Мой дражайший родственник командор Райнгартен утверждает, что это было убийство. Что дуэль была подстроена капитаном… Гартингом, – вспомнил он имя из бумаг. – Он клянется, что его племянник ничем не оскорбил капитана, а тот не дал ему возможности ни извиниться за якобы нанесенное оскорбление, ни отложить дуэль до возвращения в столицу, как это следовало сделать. Если он прав, то капитана следует повесить.

– А если дуэль была честной – отрубить голову? – понятливо уточнил Лу. – Беллиссимо! И в самом деле, очень любопытно… Кому-то подчиненные носят в тюрьму пирожки, – покосился он на Саграсса, – а кого-то вызывают на поединок, зная, что в любом случае поплатятся жизнью. Ведь это же капитан вызвал полковника, а не наоборот, верно? А теперь его сослуживцы просят правосудия?

– Требуют, – поправил его Аластор и нетерпеливо подул на шамьет. – Ни больше, ни меньше! И прямо-таки рвутся следом за ним на виселицу или на плаху!

– Идиотти! – радостно восхитился Лу. – Вот теперь, Лионель, я вас понимаю в полной мере. Синьоры егеря и вправду бешеные! Людям вроде меня лучше держаться от них подальше, вдруг это чрезмерное благородство заразно?

– У меня здесь куча бумаг, – вздохнул Аластор, хлопая свободной ладонью по принесенному документу. – Запись военно-полевого суда, который разбирал дело капитана Гартинга. Суд решил, что дуэль была честной, с соблюдением всех необходимых формальностей и в присутствии секундантов. И что капитан, конечно, злостно пренебрег уставом, но за подобную вину обычных офицеров как раз отправляют служить в егеря, так что…

– Не бросить ли нам эту щуку в воду, пусть утонет! – ехидно подхватил Лу.

– Именно, – кивнул Аластор. – Только вот командор Райнгартен с решением суда не согласился и назначил дополнительное расследование. Сначала капитана попытались проверить обычным артефактом, определяющим ложь, а когда Гартинг уперся, будто баран, и отказался отвечать на вопросы, Райнгартен привел к нему разумника, мастера допросов из орденской службы безопасности.

Аластор осторожно сделал глоток горячего шамьета и зажмурился от удовольствия. В меру крепко, в меру сладко и пряно. Беллиссимо, как говорит Лу.

– Я его знаю, – подал голос боевик. – Не Роверстан, конечно, однако в своем деле и правда хорош. Меня он тоже допрашивал, – нехотя добавил Саграсс, поморщившись.

– И что говорит синьор разумник?

Лучано снял шэнье и разлил шамьет еще по двум чашкам. Одну поставил перед боевиком, вторую забрал и присел на подоконник. Флориморд, муркнув напоследок, спрыгнул с коленей Аластора и, примерившись, взлетел на окно, усевшись рядом с итлийцем.

– Разумник утверждает, что капитан Гартинг шел на дуэль с твердым намерением убить полковника, что и сделал. И вызывал он Райнгартена с тем же самым намерением, ясным, четким и недвусмысленным. А вот что было до этого и какова причина дуэли, он сказать не может, потому что капитан что-то такое сделал со своим разумом, что не позволяет проникнуть в его память достаточно глубоко. Лорд Саграсс, а такое разве возможно?

– Да, ваше величество, – уверенно кивнул боевик. – Если знать – как, можно защитить память и разум от чтения. Во-первых, есть особые защитные артефакты. Ну, их у Гартинга наверняка не было. Во-вторых, можно выпить специальное зелье, которое определенным способом мутит сознание. Только принимать его надо во время тех событий, которые хочешь скрыть. И в крови оно сохраняется надолго, а потом легко определяется алхимическим анализом. И в-третьих…

Он чуть замялся, и Лучано подхватил:

– Да-да, в-третьих?

– Пить не просыхая, – честно признался боевик. – До беспамятства. А уж это егеря точно умеют. Если Гартинг перед дуэлью налакался от души, причем карвейна, у него рисунок мыслей сильно исказился, и последние события не стерлись из памяти, но как бы… потускнели. Сам он их наверняка помнит, а вот разумнику прочитать затруднительно.

– Понятно… – протянул Аластор. – Ну что ж, милорды, мое величество желает разобраться в этой истории. Опять же, родственник умоляет! Вон, прошение о продолжении расследования с применением пыток. А у меня, признаться, душа не лежит пытать человека, который честно дрался с демонами и вообще ни в чем плохом, по мнению людей лорда Аранвена, не замечен. Ну, кроме этой несчастной дуэли.

– Желаете сами с ним поговорить, монсиньор? – проницательно спросил Лу.