Я привык быть честным. За все мои грехи меня кто-то другой судить будет, не люди. Я не жалею. Никого из тех, кто отправился к праотцам из-за моей одержимости этой женщиной.
И я готов был ломать ее, пока она не поймет, что не будет других в ее жизни, буду я только.
Но сутки назад, на мосту, она искренне желала мне смерти. Я ненависть на вкус еще в детстве распробовал, а вчера в глазах ее увидел тот же огонь.
Она ненавидит меня.
И не знает пока об этом.
А напоминать я не буду.
– Надо отдыхать, Алина, – обернулся и посмотрел на нее, маленькую, больную, в кровати. Скрипнул зубами. – Память восстановится, со временем, – подошел, наклонился. – За отца не думай. Дела разгребет и вернется. Поняла?
– Да. А ты сам… – она помолчала. – Как?
– Как я? – мрачно усмехнулся.
Выпрямился, пальцами сдавил переносицу. В тихом голосе забота, от которой меня отучили вечность назад, километры времени.
Странно обратно привыкать, это ведь все фантомно, неправда, она не знает, в чем я виновен.
– Я в норме, Алина, спасибо, – отступил и широким шагом рванул к выходу. – Позову медсестру, если больно.
Прикрыл дверь.
И в коридоре столкнулся с медсестрой.
– Вам же велено лежать, – ахнула блондинка, туго затянутая в белый халат. – У вас обморожение, боли.
– Ничего не болит. К девушке загляните, в эту палату, – повел подбородком и двинулся по коридору.
– А одежду кто вам дал? – она не отстала, побежала за мной. – Почему вы в брюках?
– Лучше бы было без них? – остановился.
Она покраснела под моим взглядом.
– Да. И лучше бы было лечь в постель, – прозвучало двусмысленно, к ее пожеланию добавился игривый тон.
С поста в холле прибавилось света, и я рассмотрел ее, и накрашенные глаза, и помаду на губах. В больницах частый гость, и еще неделю назад предложением медсестры бы воспользовался, она бы в палате моей голая акробатикой занималась.
Мне и сейчас хочется, несмотря на слабость. Но не с ней, не с той, кто губы призывно облизывает, а с той, что там осталась, за спиной, и демоном считает меня.
Но как только Алину выпишут.
Я свое возьму.
– К девушке зайдите, – повторил.
Развернулся, прошел мимо поста, глянул на беззвучно работающий телевизор, где в новостях уже обсасывают нашу аварию.
Свернул к своей палате и толкнул дверь.
Глава 3
– Состояние удовлетворительное, – диагностировал врач на осмотре перед выпиской. – Запомните: отдыхайте побольше, хорошо питайтесь, поменьше бывайте на морозе. Кости будет ломить первое время, это нормально. Рекомендую вам массаж.
– Лечебный? – испугалась я.
В детстве проблемы со спиной были, и лечебный массаж – вовсе не самая приятная процедура.
Массаж я видела либо лечебный, либо слышала стоны из кабинетов, и это вызывало отвращение. Может, поэтому я никогда и не рвалась в СПА.
– Самый обычный, разогревающий, – успокоил меня врач. – Ноги, руки, спину желательно массировать.
– Но…
– Будет массаж, – отрезал Демьян, и врач вздрогнул.
Понимаю его. Демьян даже в больничных палатах, с кругами под глазами, немного похудевший умудряется нагонять страх.
Он был со мной эти два дня. Заходил, был рядом. Нет, за руку не держал, и не уверял, что все будет хорошо. Просто смотрел. Иногда задавал вопросы, но чаще молчал.
– Вам бы тоже поберечь себя, – осторожно сказал врач, когда мы вышли из палаты, на что Демьян не ответил ничего, лишь сухое:
– Спасибо.
И мы сели в такси. Кто-то, пока я спала, привез мне пуховик и шапку, сменную одежду. Как и Демьяну.
– Где мы? – удивилась я.
Кошмар, я даже не задавалась вопросом, а куда мы едем! И вот, мы в центре, в глубине дворов перед обычной девятиэтажкой.
– Заходи, – мужчина открыл передо мной дверь подъезда, и молчал, пока мы поднимались на лифте до восьмого этажа.
Затем открыл входную дверь, и мы вошли… в темноту. Густую, почти непроглядную, а ведь сейчас день! Я вскрикнула от испуга – недавно темнота казалась спасительной, а потом начала пугать.
В воде тоже была темнота, и я помню то ощущение. Как я захлебываюсь, тону.
– Не кричи, это мой дом, – Демьян что-то сделал, наверное, нажал на пульт, или на управление у двери, и плотные жалюзи разъехались. Мы оказались в просторном коридоре, который идет в огромную кухню, из окон которой и проникает теперь свет.
– Твой дом? – я скинула обувь, и вошла внутрь.
Здесь пусто. Нет, стоит диван, стол, кухонный гарнитур. Наверное, в спальнях есть мебель, но тем не менее, здесь пусто. Нет уюта, нет жизни. И пахнет не как в доме, а как в помещении.
– Можно и так сказать, – хмыкнул Демьян. – Купил недавно, оформил не на себя, никто про квартиру не знает. Только мы с тобой, Алина. Ты и я.
– Ты и я, – эхом повторила я.