Эмма. Восьмое чудо света

Глава 3

На экране появляется ее фотография. В волосах – миллион розовых заколочек в форме бантов, на лице – россыпь наклеенных сердечек. Я помню, как она всегда аккуратно приклеивала их – ей не нравилось, когда их слишком много. Иногда она вырезала их сама, чтобы добиться идеальной формы. Эмма… Она не звонила мне три недели. Вообще. Ни разу. Что-то случилось. Эта мысль молнией проносится в сознании. Я отхожу от Мэйлинь и Джошуа, которые спорят о важности феминизма в двадцать первом веке. Прикладываю телефон к уху. Сердце стучит где-то в районе горла.

– Эмма? – отвечаю я на звонок.

Тишина. Я проверяю, пошли ли минуты. Закрываю свободное ухо, чтобы спор друзей не мешал. И наконец слышу ее тихое дыхание.

– Эмма, – повторяю я.

– Ты мог бы… – шепчет она и запинается.

– Мог бы, – шепчу в ответ.

Снова молчание, и лишь ее дыхание щекочет динамик телефона.

– Я даже не закончила предложение, Поль… – наконец произносит она.

– Заканчивай его, Эмма.

Неприятный холодок пробегает вдоль позвоночника. Что-то точно случилось.

– Забери меня.

– Откуда?

Слышу шорох, и на телефон мгновенно прилетает локация торгового центра.

– Я, кажется, в The Kooples, – неуверенно говорит она, и я вновь слышу шуршание. – Да, в The Kooples. Но я не помню, какой это этаж… – Ее голос звучит странно… растерянно.

– Мне нужно просто подняться в магазин? – уточняю я и хватаю ключи от машины.

Эмма не отвечает на мой вопрос. Друзья перестают спорить и недоуменно смотрят в мою сторону. Мы собрались в квартире у Мэйлинь, чтобы позаниматься вместе. Я жестом показываю, что мне нужно бежать. Мэйлинь губами, беззвучно спрашивает, что случилось, но у меня нет времени объяснять. Эмма не отключается – слышу в трубке ее дыхание.

– Поль, – зовет она, будто проверяя, не отключился ли я.

– Слушаю.

– Тебе нужно подняться. – Она вновь запинается. – Я спряталась в примерочной.

– От кого? – Я начинаю бежать по ступенькам, решая не дожидаться лифта.

– Там мужчина… Он преследовал меня.

В ушах стучит пульс, виски сжимает тугая боль.

– Он что-то сделал?

– Нет.

Простое «нет», но какое облегчение его услышать.

– Хорошо, это хорошо. – Прыгаю на водительское сиденье. – Хочешь, я буду говорить с тобой?

– Да…

Ее голос дрожит, дыхание прерывистое. Завожу двигатель и выезжаю с парковки.

– Знала ли ты, что во Франции запрещено целоваться на железнодорожных платформах? – первое, что приходит мне в голову.

На улицах пробки. Движение тяжелое, машины едут медленно.

– Не-а, расскажешь? – тихо интересуется она.

– Этот закон придумали в начале двадцатого века, чтобы поезда отправлялись по расписанию. – Резко торможу, потому что не увидел машину сбоку.

Девушка за рулем сигналит, как умалишенная, и покрывает меня всеми возможными ругательствами. Я машу ей рукой, призывая проехать и закончить этот цирк. Она нервно оглядывает меня и жмет на газ. Загорается красный, я не успеваю проскочить. Устало тру глаза и продолжаю рассказ:

– Влюбленные из-за поцелуев задерживали отправление, и целоваться запретили.

– И как, работало?

– Наверное, но сегодня этот закон устарел, ведь поезда больше не ждут влюбленных.

– Жаль… Теперь чувства не повод для исключений.

– Но закон до сих пор существует.

Наконец загорается зеленый свет. Судя по навигатору, мне осталось ехать десять минут. Еще никогда я не хотел оказаться где-то столь сильно, как сейчас.

– Поль, мне страшно, – неожиданно признается она.

– Там везде камеры. Он ничего с тобой не сделает, – говорю с притворной уверенностью.

Закатное солнце ярко светит, отражаясь от окон домов и лобовых стекол автомобилей. Я жму на газ, обгоняя машины. Водители сигналят, кто-то возмущенно машет руками, когда я резко перестраиваюсь из одной полосы в другую.

– А что, если меня узнает кто-то еще? – спрашивает она сбивчиво.

– Не все люди будут следить за тобой.

– А вдруг будут? – испуганно шепчет Эмма.

Секунды тянутся, словно липкая патока. Поток машин плотный, но я ищу любые зазоры, чтобы прорваться вперед. На светофоре, не выдержав, сворачиваю в переулок, где движение чуть свободнее.

– Не знаю, – честно отвечаю я, стараясь говорить спокойно, хотя сердце бешено колотится. – Мне ехать три минуты, я никому не позволю тебя обидеть.

Слышен визг тормозов – я проскальзываю перед джипом, который еле успевает затормозить. Снова резко перестраиваюсь, едва не задевая маленький смарт. Водитель возмущенно сигналит, но я не оглядываюсь. Адреналин бурлит в крови. Руки крепко сжимают руль. Движение замедляется – пробка. Я быстро оглядываю улицу, замечаю боковую дорожку и сворачиваю, едва вписываясь в поворот. Асфальт тут узкий, пешеходы переходят дорогу, лениво щурясь на ярком солнце. И наконец, словно кадр из фильма, передо мной вырастает фасад торгового центра Printemps. Я паркую машину на обочине, включаю аварийку и, не оглядываясь, бегу к входу.

– Эмма, я почти на месте, – говорю в трубку невозмутимым голосом.

На входе меня встречает огромный охранник, скрестив руки на груди. Я выключаю микрофон и обращаюсь к нему:

– Добрый день, моя подруга подверглась опасности в магазине The Kooples. Мне кажется, стоит вызвать полицию.

Надо отдать ему должное, он не задает миллион ненужных вопросов и мгновенно говорит в рацию:

– Анаис, вызови полицию. – Затем указывает подбородком вправо. – За мной.

Охранник ведет меня в служебный коридор, и мы подходим к лифту.

– Эмма, я могу отключиться, захожу в лифт, – предупреждаю ее, снова включив микрофон.

Секьюрити нажимает на цифру три, и стальные двери закрываются. Звонок действительно прерывается.

– Мне нужны подробности, – требует зычный голос над моим ухом.

– Она популярный бьюти-блогер, ее преследует какой-то мужчина, – отвечаю, нервно крутя телефон в руке. – Думаю, она не в состоянии сейчас подавать заявление, но камеры наверняка записали, как он следовал за ней. Это ведь уже нарушение. И насколько мне известно, вы обязаны фиксировать такие инциденты.

– Да, но будет лучше, если она все же даст показания, – хрипло тянет охранник.

Я качаю головой:

– Девушка точно не в том состоянии, чтобы сидеть в полиции и отвечать на вопросы.

Лифт останавливается, двери лениво разъезжаются.

– Сейчас главное – задержать подозреваемого для проверки личности, – выходя из лифта, прошу я.

– Обычно у таких типов в телефонах находят много интересного, – замечает охранник и снова говорит в рацию: – Поднимите записи с камер секторов М1 и N3. – Затем обращается ко мне: – Ты знаешь, как выглядит этот тип?

Качаю головой. Быстрым шагом мы подходим к секции The Kooples – мимо полок с черными жакетами и рейлов с кожаными куртками. Вывески как таковой нет, только лаконичный логотип на задней стенке зала. Одновременно с охранником поворачиваем головы – и видим его. Мужчину в длинном сером плаще. Лет под сорок, небритый, смуглая кожа и неприятно острое лицо. Он стоит посреди торговой зоны и косится в сторону примерочных.

– Кажется, это наш клиент, – бормочет охранник.

– Какой у нас план? – спрашиваю, изо всех сил стараясь сдержаться, чтобы не подойти и не размазать этого типа по полу.

– Как бы тебе сейчас ни хотелось сделать из него отбивную, план такой: я его задержу и передам полицейским. Мой коллега подготовит записи с камер, а ты забирай подругу. Если она все-таки захочет дать показания, вот номер охраны торгового центра. Если же на камерах будет видно явное преследование, то…

– То ее показания вам не понадобятся, – перебиваю я, забирая визитку из его рук. – Я позвоню, чтобы узнать подробности.

– Наверняка рецидивист, – замечает охранник. – И скорее всего, на камерах мы найдем еще что-то интересное.

Громила делает шаг вперед и с ленивым видом направляется к преследователю. Мужчина, увидев охранника, пытается затеряться среди вещей. Охранник угадывает этот маневр и хватает его за локоть, говоря что-то на ухо. Люди вокруг ненадолго оборачиваются, но задержание проходит тихо, и инцидент не вызывает у них никакого интереса. Охранник кивает мне напоследок, после чего я направляюсь к примерочным.

– Месье, вам туда нельзя! – кричит вслед консультант, но ей меня не остановить.

– Эмма! – зову я, готовый открыть каждую шторку.

– Я сейчас позову охрану! – верещит девушка.

– Вы должны были позвать ее тридцать минут назад, когда какой-то фрик расхаживал туда-сюда по вашему магазину, – выплевываю ей в лицо, и она отшатывается.

– Он был с дочкой!

– А вы ее видели? – гремлю я. – Эмма, выходи! – кричу на всю примерочную.

Грудь сдавливают злость и паника, ноги ватные, но я не останавливаюсь. В голове громом прокатывается одна мысль: «Где она? Где она?» Ладони вспотели, дыхание сбилось.

– Я не могу встать, – наконец доносится тихий голос из-за одной из шторок.

Резким движением я срываю ткань с петель. Эмма сидит на полу, бледная, словно призрак, и вся дрожит. Все еще хуже, чем я думал. Я наклоняюсь и осторожно поднимаю ее.

– Обними меня, – шепчу ей на ухо.

Ее слабые руки обвивают мою шею.

– Поль, он все еще здесь?

Ее длинные ресницы подрагивают, губы трясутся, в глазах читается страх.

– Нет, Эмма. Его задержали, – говорю твердо, а самому хочется найти эту тварь и разбить его рожей зеркало в примерочной.

Я несу ее через весь магазин, консультант семенит рядом.

– Я даже представить себе не могла… Как же так… Господи, что же это такое? – причитает девушка. – Может, вызвать скорую помощь?

– Я хочу домой, – чуть ли не скулит Эмма, ее горячий лоб упирается мне в шею.

– Просто пустите нас в лифт для персонала, – прошу я.

Консультант молча вызывает лифт и нажимает на нулевой этаж. Она остается на третьем этаже – виновато заламывает руки.

– Простите, что так вышло, – расстроенно прощается девушка.

Двери закрываются. Начинает играть спокойная джазовая музыка, которая абсолютно не сочетается с моим настроением. Я с трудом подавляю злость.

– Тебе не тяжело? – вдруг спрашивает Эмма, напрягаясь в моих руках. – Лучше поставь меня на пол. Я могу дойти сама.

– А я могу тебя донести.

Она хмурится, но спорить сил у нее нет. Мы выходим из лифта и покидаем молл. Я несу ее к машине, около которой толпятся полицейские.

– Это тот самый парень, – доносится голос знакомого охранника. – Он спешил, не штрафуйте его.

Охранник курит. Увидев удивление в моем взгляде, он поясняет:

– Не переживай. Тем мужчиной сейчас полиция занимается. На камерах все нашлось, – успокаивающе бросает он, затягиваясь.

Полицейский помогает открыть дверь моей Audi. Я укладываю Эмму на заднее сиденье и накрываю ее своей толстовкой.

– Возможно, у нее жар. Щеки совсем красные, – говорит кто-то, неуверенно, но с заботой. – Лучше не накрывать.

Я тут же убираю ткань. Все происходит будто во сне. Я сажусь за руль и мчусь к себе.

– Ты переночуешь у меня, – говорю на всякий случай.

В ответ слышу лишь рваное дыхание. Эмму знобит.

Дорога домой проходит спокойно. Я стараюсь ехать плавно, избегая резких поворотов и торможений, чтобы не тревожить пассажирку. Город, залитый мягким вечерним светом, кажется почти нереальным. На светофорах я украдкой смотрю на Эмму – ее глаза закрыты, лицо бледное, губы едва дрожат.

Я паркуюсь перед домом, глушу двигатель и выдыхаю. Аккуратно достаю Эмму из машины. Она словно кукла – безвольно лежит в моих руках. Мы с трудом помещаемся в лифт. Миниатюрные парижские лифты явно не предназначены для того, чтобы держать в них девушек на руках. Кое-как открываю дверь квартиры, и та с глухим стуком ударяется о стену. Эмма хмурится.

– Прости-прости, – шепчу я.

Я не был дома с утра, и, кажется, у меня нет ни еды, ни даже бутылки воды. Мысленно делаю пометку, что надо заказать доставку. Отношу Эмму в спальню и кладу на помятое одеяло, пытаясь понять, что делать дальше. Нужно дать жаропонижающее. Вспоминаю о пачке долипрана[2], которую у меня перед отъездом в Мексику оставила Полин. Лекарство лежит на полке в ванной. Я иду в ванную, открываю дверцу зеркального шкафчика и нахожу блистер, почти полный. Стакан воды – из-под крана, других вариантов пока нет. Возвращаюсь в спальню. Эмма все так же лежит, слегка подвинувшись к краю. Присаживаюсь рядом, осторожно касаюсь ее плеча.

– Эмма, – зову тихо, – тебе нужно выпить таблетку.

– Постараюсь, – шепчет она, хмурясь, и проглатывает лекарство.

Я сажусь рядом с ней на постель, облокотившись о спинку кровати.

– Поль, мне холодно. – Эмма обнимает себя, ее голос звучит совсем тихо.

– У тебя жар, – говорю, поглаживая ее по волосам, – поэтому тебя трясет.

– Укрой меня.

Я накидываю на нее тонкий вязаный плед.

– Сейчас долипран подействует, и тебе станет легче.

– Не отходи, ладно? – просит она с закрытыми глазами.

Я чувствую, как она льнет ко мне всем телом.

– Не уйду.

– Ты пахнешь свежескошенной травой, – бормочет Эмма едва слышно, утыкаясь в мой бок.

– Это хорошо или плохо?

– Это вкусно.

Глава 4

Я влюблен в лучшую подругу. Само по себе звучит как диагноз.

Мне было пятнадцать, когда я впервые увидел ее. В мой первый день в новой школе. Она бежала по школьному коридору и слегка толкнула меня локтем. Я успел заглянуть в огромные зеленые глаза – собирался возмутиться, но не смог произнести ни слова. В груди что-то сжалось, а затем разорвалось. Она даже не остановилась, чтобы извиниться. Все ее внимание принадлежало другому. А я, оглушенный, смотрел ей вслед, впервые в жизни испытав нечто необъятное, настолько масштабное, что оно не помещалось в груди. Она смотрела на него. Тем же взглядом…

Моя сестра стала ее лучшей подругой. И я не остался в стороне, мы тоже начали дружить. А мои чувства? Это действительно похоже на болезнь – и с каждым годом она лишь прогрессирует. Сейчас эта девушка лежит в моей постели. Ее лицо расслабленно, на лбу сверкают бисеринки пота – температура спала. Я глажу ее волосы и, не выдержав, оставляю краткий поцелуй. Дыхание застывает в груди.

А что, если мне суждено всю жизнь наблюдать за ее влюбленными взглядами, направленными не на меня? Готов ли я продолжать быть лишь лучшим другом? От этой мысли я разрываюсь пополам. Одна моя часть злится, призывая не терять гордость и достоинство. Другая – падает на колени, готовая простить все, лишь бы Эмма была рядом. Плевать, какую роль я играю в ее жизни.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. В воздухе пахнет сладостью. Смесь ароматов. Ее запах. Мне так хочется уткнуться в длинные светлые волосы и, зарывшись в них лицом, уснуть. Если бы можно было растянуть мгновение, попросить время не спешить… Я бы хотел сделать эту ночь бесконечной.

– Поль, – касается моего уха шепот, – ты спишь?

Я слышу беспокойство в ее голосе.

– Нет, – отвечаю тихо, стараясь не нарушить ночную тишину.

Эмма молчит, но я чувствую напряжение, исходящее от нее.

– В чем дело? – спрашиваю я, все еще не открывая глаз, чтобы не смутить ее.

– Мне немного страшно.

– Тот человек…

– Не из-за него, – мягко перебивает она и запинается.

– Из-за чего же?

– Я скучала, – наконец находит она нужные слова.

Признание едва слышно, но мое сердце пропускает удар.

– Я тоже…

Чувствую, как она слегка отстраняется.

– Не хочу потерять тебя.

Открываю глаза и встречаю задумчивый взгляд зеленых глаз. Тушь потекла, стрелки размазались, но она все равно самая прекрасная девушка во всем чертовом мире.

– Не могу потерять тебя. – Она кусает подрагивающую губу. – Ты мой самый близкий и лучший… – Эмма отворачивается и заканчивает предложение, глядя в сторону: – Друг.

Друг.

Слово, которое я ненавижу больше всего на свете.

– Я не знаю… не понимаю… как мне без тебя. – Она продолжает смотреть куда угодно, только не на меня.

Я приподнимаюсь на постели, нервным движением взъерошиваю волосы.

– Эмма…

Она не поворачивается. Ее силуэт окутан мягким пледом, словно облачком. Я снова ложусь и двигаюсь к ней ближе.

– Эмма, – снова зову я, пытаясь заглянуть ей в лицо.

Она резко качает головой и отворачивается:

– Дай мне секунду. – Ее пропитанный горечью голос срывается.

Черт, она плачет. Я цепляюсь за остатки самообладания, которое медленно ускользает.

– Иди сюда, – сгребаю ее в объятия, утыкаясь носом в макушку.

Эмма подрагивает в моих руках, будто пытается изо всех сил прекратить плакать, но, кажется, слез становится только больше.

– Я не прощу себе, если испорчу это… – Ее голос ломкий, сбивчивый, но в каждом слове слышится отчаянная просьба. – Ты понимаешь? Наша дружба – это… это… Поль, мне это нужно, – почти умоляет.

Я обнимаю ее крепче. Признание, которое я так жажду произнести вслух… Слова жгут горло, рвутся наружу, но я глушу их, стискивая зубы. Все внутри меня кричит, требует: скажи, рискни, и пусть горит все синим пламенем. Но я знаю ответ. Я проиграл. Проиграл в игре, где ставка – любовь. Моя безответная любовь… Остается смириться. Принять роль, которую Эмма мне оставляет.

Глубоко вдыхаю ее сладкий запах, чтобы успокоить бурю в груди.

– Я дам тебе все, что попросишь, – обещаю я.

Эмма замирает в моих руках. Слезы прекращаются. Она медленно поднимает заплаканное лицо и всматривается в меня со всей серьезностью.

– Мы можем сделать вид, что той… – Она сглатывает.

Ночи. Повисает недосказанность. Она не может заставить себя произнести это вслух.

– …Не было? – Шепот растворяется в комнате.

– Да, – будто бы не своим голосом отвечаю я.

Да… Мы можем сделать вид, что лучшей ночи в моей жизни не было. Мы можем сделать вид, что я не влюблен в нее. Мы можем дружить. Я могу продолжать разбивать себе сердце.

Уж лучше пусть мое сердце будет разбито, чем ее…

Я не задернул шторы, поэтому утренний свет бьет прямо в лицо, пробиваясь даже сквозь закрытые веки. Но будит меня не он. Стук в дверь и трель звонка. Нехотя открываю глаза и смотрю на часы. Десять утра. Я уснул около шести, проспал всего четыре часа – и кто-то ломится ко мне в квартиру. Первая мысль – Полин? Но моя надоедливая сестрица сейчас колесит по США.

– Поль, – Эмма смешно зажимает уши подушкой, – кто бы это ни был, прогони их, умоляю.

– Сейчас.

Встаю с кровати и спросонья спотыкаюсь о рюкзак на полу. Черт. С грохотом падаю на пол.

– Ты живой? – Эмма подскакивает на постели.

Ее юбка задралась на бедрах, кофта сползла с плеча. Волосы дыбом, а косметика, которую я вчера не додумался смыть, размазалась по всему лицу. Но отчего-то ее растрепанный вид вызывает у меня прилив крови туда, куда не нужно.

– Живой, – бормочу я, поправляя домашние штаны.

По всей квартире вновь разносится неприятная трель. Стук в дверь становится громче.

– Кто к тебе так ломится? – хмуро спрашивает Эмма и сама слезает с кровати.

Она бросает взгляд в большое зеркало на шкафу и в ужасе прикрывает рот рукой.

– Боже, мне только людей пугать, – неловко посмеивается, поправляя задранную юбку. Румянец покрывает шею и щеки. – Мне нужно привести себя в порядок, а ты открой уже дверь.

Не глядя на меня, она забегает в ванну, громко хлопая дверью. Я вновь поправляю штаны, ругаясь себе под нос, и направляюсь в коридор, крича что есть силы:

– ИДУ!

Что за сумасшедший дом! Распахиваю дверь и натыкаюсь на Мэйлинь. Раскосые темные глаза серьезны, брови собраны на переносице.

– Я звонила. – Она входит в мою квартиру без приглашения. – Куда ты вчера пропал? И почему не позвонил мне?

Подруга скрещивает руки на груди и отчитывает меня, как маленького ребенка:

– Я всю ночь была на нервах! Что стряслось, Поль?

Она стоит передо мной, воинственно задрав подбородок. Я удивленно моргаю:

– Ты что, переживала?