И малое станет большим, и большое – малым
Да и как они могли быть больше, если район был территорией рискованного земледелия, полупустыня не могла родить столько же зерна, сколько черноземная почва?! Дедушку вызвали на бюро обкома.
– Нурахмет Култаевич, Вы заготовили кормов меньше всех, это – преступление! В условиях военного времени вы подрываете боеспособность армии, так поступают только враги народа! Мы призовем вас к ответу за это! – кричал первый секретарь обкома партии.
Когда он выговорился и сел на свое место, поднялся руководитель одного из передовых районов области Гаязов Насибулла и сказал:
– Легче всего сейчас заклеймить человека и расстрелять, но кто тогда возглавит этот район? У нас мало грамотных кадров осталось в селе, все ушли на фронт. Я предлагаю, Нурахмета Култаевича оставить пока на своем месте. Пусть «выведет» поголовье из зимы без потерь. Весной, по результатам, мы и спросим с него!
Члены обкома и руководители других районов поддержали коллегу и дали моему дедушке шанс на жизнь. Когда он приехал из Оренбурга, они с бабушкой поняли, если бы в области узнали о дворянском происхождении его жены, этого шанса у него бы не было. За ту зиму они впервые узнали, что значит – каждый день проживать как последний. Дедушка на санях лично объезжал каждое хозяйство, следил за расходованием кормов, состоянием животных.
Однажды Нурахмет задержался в дальних селах и за полночь возвращался домой. Он решил сократить путь, развернув сани на ледяную гладь реки Орь. Был уже конец марта, морозы ослабили свою силу. Лед под санями затрещал. Нурахмет поторопил лошадь плетью, она рванулась к другому берегу, раздался треск. Под полозьями саней появилась паутина трещин, которая стала расти и разрываться, сани провалились и утянули за собой лошадь.
Из полыньи дедушка выбрался один. Промокший до нитки, он дошел до ближайшего села и лишь под утро приехал домой. Чудом мой в течение одной зимы дедушка ушел от смерти второй раз. Бабушка не уставала благодарить Всевышнего за спасение мужа. В те годы его другу Сергали не удалось избежать ареста, возможно, даже смерти..
В НКВД поступил донос, в котором кто-то писал, что Сергали вел «антисоветские разговоры»… После работы пятеро близких друзей задержались в одном из кабинетов райкома. Они обсуждали международное положение, рассказывали байки, анекдоты. Допив холодного чаю, мужчины разошлись по домам.
Утром Нурахмету сообщили, что среди ночи «черный воронок» приехал и забрал Сергали Бермухамедова, тот сам был чекистом. На руках его жены Марьям остались дочь Нуржамал, сын Атымтай, младшие братья мужа Магзум, Сапаргали и престарелый дядя Бейсембай, у который жил в семье племянника. У него других родственников не было.
Марьям была умной женщиной. Она сразу сообразила, что могут быть преследования и в ее отношении, как как работала редактором районной газеты. И тогда дети и немощный старик останутся одни. Что станет с ними?
В эту же ночь она снарядила сани и увезла родных за 400 километров, в Костанай, там жили родственники. Потом Марьям с семьей поехали в Алма-Ату. Для всех в районе стало загадкой, куда за ночь подевалась семья Бермухамедова. Никто не знал, что произошло с ними. У Нурахмета в голове крутилось сразу несколько вопросов:
– Что с семьей Сергали? Куда уехала Марьям? Кто на него донес? За чаем никого из чужих не было, все свои, и крамольного никто не говорил. Кого теперь опасаться?
В ту ночь в доме Бермухамедовых бушевали страсти. Сердце Марьям разрывалось от горя, когда чекисты увозили Сергали. Но что могла сделать женщина? Старый беспомощный Бейсембай рыдал в голос, но тоже ничего не мог изменить. Суровые чекисты, коллеги Сергали, сказали, что арестовывают «врага народа».
– Ну, какой же он враг? – спрашивала она у коллег мужа. Они не ответили ей, просто выполняли свое дело.
– Шутник, балагур, разве он мог замыслить что-то недоброе? Он был открытым человеком, жена знала все его мысли, не было в них злого умысла. Кто-то донес на него, наговорил. Зачем? За что? Кому он перешел дорогу? Кто захотел разорить их уютное гнездышко чужими руками? – крутилось в голове.
Эта сильная женщина не находила на них ответа. «Опускать руки – нельзя! Нужно уезжать немедленно!», – скомандовала она себе и пошла готовить сани. Вернув себе девичью фамилию Хакимжанова, она начала новую жизнь. Ради детей, ради близких своего мужа, для которых она стала главой семьи. Добравшись до Алма-Аты, Марьям сначала стала научным сотрудником Института языкознания и литературы, потом редактором газеты. Там проявился ее талант поэтессы. В годы Великой Отечественной войны стихи Марьям Хакимжановой публиковались на страницах фронтовых и республиканских газет, журналов. Именно благодаря стихам, мои дедушка и бабушка нашли ее через много лет. Прочитав проникновенные стихи о женской судьбе и ее фамилию под ними в одном журнале, они обрадовались, что она жива, что живы дети. Словно для них, со страниц журнала «Женщины Казахстана», подруга рассказывала о своей любви, о своей доле, о своей боли:
Я в этот день ловлю себя на том,
Что жду опять с утра кого-то в дом.
Дверь отворю и погляжу с порога,
Нет никого – безжизненна дорога.
И жизнь опять проходит предо мной,
Жизнь без тебя, мой милый, мой родной,
Я в смерть твою поверить не сумела,
Хоть и в иное верилось несмело —
Я бережно, как ночью вдоль села
Любви лучину чистую несла.
Я без тебя жила на белом свете,
Но не были в сиротстве наши дети.
(Марьям Хакимжанова)
Дедушка написал письмо в редакцию этого журнала на имя Марьям. Вскоре пришел ответ от нее самой. В нашей семье радости не было предела. Многое учит нас. Эти страшные времена научили народ скрывать свое прошлое, научили становиться одинаковыми, серыми, неприметными… Словом, «винтиками».
Потомкам Дербысалы можно было бы гордиться прошлым дедов, но никак не стесняться его. У Кукен-аже вылетали иногда замечания в мой адрес:
– Не ставь руки в бок, мы так не делаем! Громко не разговаривай, люди нашего сословия говорят тихо. Повышать тон – это неприлично и не принято в нашем обществе! Нельзя быть любопытной и пристально разглядывать людей, это плохая привычка.
Письма своим детям и мне она писала на латинице. Это удивляло моих однокурсниц. У некоторых бабушки не только не знали этот алфавит, но и вовсе были неграмотными. На ее замечания я спрашивала:
– Что значит «наше сословие»? Какое у нас сословие?
Бабушка переводила разговор на другую тему.
Бормотание и крики пьяного соседа по полке вернули меня в реальность. На одной из станций, уже за Самарой, крупного мужчину лет тридцати занесли и положили на полку провожавшие его друзья. Проводы дались на славу. Из обрывков его фраз, сказанных во сне, стало понятно, что он отдыхал в мужской компании. Кто-то погорячился, дело закончилось дракой в тот момент, когда он пинал невидимого противника. Он упал сначала на девушку, мирно спавшую на нижней полке, потом на пол.
Поднявшись с пола, качаясь, мужчина ушел в туалет. Вагон спал, вчерашний ФМСник тоже. Перепуганная насмерть девушка смотрела на меня. Она попросила посидеть с ней, пока сосед не ляжет спать. Я спустилась, чтобы успокоить ее. Представившись, спросила, как ее зовут и откуда она родом. Оказалось, что она оренбурженка, но сейчас студентка одного московского ВУЗа. Звали ее Аленой. Родители несколько лет работают в Москве. Год назад она забрали ее с собой.
Я рассказала, что 20 лет работала учителем, имею еще журналистское образование, владею немецким, а теперь еду на заработки в столицу. Я искренне делилась с незнакомой девочкой своими страхами. Например, что боюсь в 40 лет начинать жизнь с нуля. Хотя есть, на всякий случай, запасной вариант: работать журналистом в маленькой газете.
Рассказала ей о своей неуверенности в будущем: оставшись без квартиры, не знаю, смогу ли я заработать на покупку жилья. Моя уверенность была лишь в том, что в школу идти мне пока не хотелось! Я в первый раз делилась с незнакомым человеком тем, что меня больше всего тогда волновало.
Алена решила меня поддержать:
– Самое главное – не опускать руки! Будет трудно. Мы многим землякам помогали закрепиться в Москве, но не у всех это получается. Здесь характер нужен! Я слышала Ваш разговор с соседом, думаю, у вас он есть. У вас все получится!
– Спасибо, Алена! У тебя интересная внешность, вижу, есть черты разных национальностей, даже не пойму, кто ты…, – полюбопытствовала я.
Девушка засмеялась:
– Да, у нас так все смешалось: бабушка – цыганка, мама – татарка, папа и дедушка – русские.
Теперь уже улыбнулась я:
– Вот поэтому, ты – самая русская из всех! Получилось очень красиво! Забавно, женихов, наверное, куча?
Она, смущаясь, рассказывала мне:
– Ой, даже некогда о них подумать. Я же еще и подрабатываю, утром учусь, вечером работаю. Откуда женихи появятся при таком графике? Вот, у меня одноклассница тоже в Москве учится, уже нашла себе «папика», который ей квартиру снял, обещает даже ее купить. Подарки, рестораны, Мальдивы.
– Ты же понимаешь, что все это временно, не стоит ей завидовать. Сосед, вроде бы, лег спать, ложимся и мы. Спокойной ночи! – сказав это, я поднялась к себе.
– И Вам спокойной ночи, тетя Дана! – пожелала мне девушка. Я лежала, отвернувшись от реального мира, вновь уходя в мир воспоминаний. Эта черноглазая девочка напомнила мою дочь, по которой я безумно скучала. В детстве Лаура была озорной девочкой, она внимательно слушала, о чем говорили старшие, многое старалась понять. Это не было праздным любопытством, в ее маленькой голове рождались интересные выводы. Мне вспомнился один из таких случаев, который мы с отцом вспоминали позже со смехом. К бабушке Лиде, живущей по соседству, приехала внучка Оля, которая подружилась с Лаурой. Обеим девочкам было по пять лет, они играли на куче песка у соседского забора. Рядом стояла скамейка, на которой сидели Олина бабушка, ее соседка Шура и дед Сеня. Они обсуждали соседку, жившую напротив них, неугомонную Севостьяниху. Так называли в селе шестидесятилетнюю женщину по фамилии Севостьянова, которая каждый год после смерти мужа выходила замуж. На нашей памяти это был, наверное, уже шестой ее избранник. Моя дочь из разговора бабушек уловила «ценную информацию», решила поделиться со мной и прибежала, запыхавшаяся, домой. Я в это время гладила белье в комнате.
– Мама, Севостьяниха вышла замуж! – с порога кричала дочь.
– Это она тебе сказала? – спросила я.
– Нет, баба Лида и баба Шура говорили… – растерянно проговорила моя дочь.
– Сплетничать – нехорошо. Запомни, никогда не слушай разговоры взрослых и не повторяй, пожалуйста, то, что слышишь. Это некрасиво! – заметила я.
– Я просто хотела у тебя спросить. Что, она теперь старого ребенка родит? – пытливо заглядывало в глаза, ожидая ответа, мое маленькое солнце.
Мне трудно было сдерживать смех, но я еле выдавила из себя:
– По-че-му?
Мой ребенок начал логически излагать свои мысли:
– Она выходит замуж. У всех, кто вышел замуж, рождаются дети, а так как она старая, то ребенок должен получиться старым.
Хватаясь за живот от смеха, я отвечала:
– Солнышко, у старых женщин, даже если они выходят замуж, дети уже не родятся.
Наконец наступило утро, проснулись пассажиры. Я все еще лежала на своей полке. Сосед с нижней полки, который вчера ругался со мной, пошел в туалет и вернулся. Не находя себе места, он опять ушел в тамбур вагона. Через некоторое время, вероятно, покурив, вернулся. Лицо у него было озабоченное, обеспокоенное. Лежа на спине, боковым зрением я наблюдала за его метаниями.
Подойдя к своей полке, он не сел, а посмотрел на меня. Мужчина молчал. О чем-то думал. Наконец, не зная, как ко мне обратиться, он решил дотронуться до моего плеча. Не поворачиваясь к нему, я резко спросила его:
– В чем дело? Что вы хотели? Опять ФМС вызываете? Превратившись в мягкого и пушистого, виновато улыбаясь, словно заискивая, он сказал:
– Доброе утро! Не могли бы вы спуститься? Я хотел бы с вами поговорить. – Мы вчера «любезно потрещали», мне этого хватило. Тем более, что с националистами мне говорить не о чем! – огрызнулась я. – Простите меня, пожалуйста, был пьян, и наговорил лишнего. Я – не националист, родился и вырос в Орске, всегда дружил с казахами, не знаю, что на меня нашло. Просто, мне показалось, что вы – узбечка… – мямлил вчерашний герой. – Странно, а какая разница? Вы не уважаете нас одинаково. Я действительно знакома лично с вашим руководством, это не было враньем, но не позорьтесь и не унижайтесь! Не в моих правилах, «стучать» на кого бы то ни было. Не теряйте своего лица – жалкое зрелище! Вы же сейчас не искренне раскаиваетесь, а боитесь за свой зад. Противно на это смотреть! Простите, вы – неприятный человек, я не хочу с Вами разговаривать… Неоднократно произнесенные слова «вы», «вами», «ваши», как пощечины, хлестали его по щекам, заставляя опускать глаза. Спустившись со своей полки, гордо подняв голову, я пошла умываться. Это была моя маленькая победа. Я не могу изменить мир, но могу перевоспитать хотя бы одного человека. Пусть это станет началом хороших перемен!
Глава 2
Я сидела на чужой боковой полке, которая оказалась свободной, открыла журнал и начала разгадывать кроссворд. С моего места хорошо просматривалось соседнее купе, где сидели симпатичный парень лет 30-ти, двадцатилетняя красавица и маленькая хрупкая молодящаяся дама 45-ти лет, краем глаза я наблюдала за тем, что происходит.
Там шла оживленная беседа за бутылочкой пива, под столом висел пакет с приличным содержанием оного. Было заметно, что парень понравился даме и она явно перед ним кокетничала. Чем пьянее она становилась, тем смелее себя вела. Со стороны это выглядело ужасно, и я поморщилась. Дама выяснила, что молодому человеку исполнилось 29 лет, в свою очередь, она требовала угадать ее возраст.
Парню была гораздо интереснее его молодая соседка. Стесняясь пристального внимания женщины, он быстро отвечал на вопросы женщины и старался не смотреть ей в глаза. На просьбу угадать ее возраст, молодой человек схитрил, сказав, что на вид ей 35.
Даме была приятна милая ложь и она, жеманно пожав плечами, не стала с этим спорить. Настойчиво женщина продолжала выяснять, есть ли у него девушка. Он сказал, что нет, так как на его небольшую зарплату не разгуляешься. Девушкам нужно устраивать романтические прогулки в кино, в кафе, рестораны, не будет же с ней только по парку гулять, а ему это все не по карману. Женщина на его откровения со смехом отвечала:
– А нам, серьезным женщинам, нужна только любовь! На фига нам прогулки! Ха-ха – ха!
Пиво брало своё, и через некоторое время женщина отправилась на верхнюю полку спать. Увидев меня, молодые люди пригласили поиграть с ними в карты, я согласилась. Завязалась беседа, в ходе которой мы рассказывали о себе, о своей цели поездки. Узнав, что я буду искать работу в Москве, ребята делились опытом, подсказывали варианты, предупреждали о возможных неудачах. Вдруг, в разгаре беседы, на стол с верхней полки упала пластмассовая вставная челюсть.
Мы прекратили играть в карты и разговаривать. Девушка прыснула в кулачок, а потом легла на свою полку, отвернулась и тихо хихикала в стену. Парень, сдерживая смех, тоже полез к себе наверх и вскоре затих. Мне пришлось взять зубы салфеткой, завернуть их, и подложить даме под подушку. Полка, на которой я сидела, оставалась свободной. Я не пошла в свое купе и продолжала разгадывать свой кроссворд. Немного погодя, женщина проснулась и начала что-то искать на полке.
Вскоре, лохматая голова соблазнительницы свесилась с верхней полки и шепеляво спросила: «Внис нисего не падало?» Я указала ей на ее подушку: " Возможно, под ней лежит то, что Вы ищете, оно упало с Вашей полки». Выпученными от ужаса глазами она посмотрела на меня и тихо спросила: «А парень фидел?» «Нет, он спал» – соврала я, во благо ее спокойствия.
Поезд продолжал бежать по железной дороге на запад, за окном мелькали сосны, березки, елочки, поля, холмы. Я пошла в свое купе и поднялась на верхнюю полку, которая, стоило мне лечь на нее, вновь «телепортировала» меня в прошлое. Казалось, забытые события ждали этого дня, чтобы выйти из глубин памяти и ожившими картинками напомнить о себе.
Громыхая колесами, словно чертыхаясь, наш состав проезжал мимо небольшой и тихой деревни, почти такой же, в которой я прожила немало лет.
Во второй половине 90-х годов стабильно получающими деньги были пенсионеры и бюджетники, село уже начало «умирать», другой работы там не было. Молодые женщины подрабатывали в сетевом бизнесе, распространявшем косметику, БАДы. Продать это пенсионерам было нереально, поэтому они ждали, когда учителя и медицинские работники получат свою зарплату.
Узнав, что нам была выдана зарплата, одна из этих девушек пришла ко мне домой с новым каталогом в руках. Двери дома мы не запирали, и молодая девушка беспрепятственно переступила порог моего дома. Она пришла не первой, и я была этим раздражена. «Господи, как же вы все надоели», – это фразой я встретила Яну, вместо «здрасьте».
Опешив от моих слов, она остановилась в прихожей. Однако, желая на мне заработать, «впарить» свою продукцию, молодая женщина быстро переключилась на другой режим. Задорно она начала нахваливать косметические средства, которые сделают меня «моложе и красивее». Я с улыбкой подождала завершения тирады «гуру продаж» и сказала ей, при этом посмотревшись в зеркало: «Яна, посмотри на меня внимательно!» А потом, резко повернувшись к ней и глядя прямо в глаза, задала свой убийственный вопрос: «Куда еще, может быть, лучше? Я выгляжу превосходно!» Продолжая следить за ее эмоциями, которые отражались на лице в течение нескольких секунд. Сначала оно было внимательно слушавшим, потом – удивленным, следом – окончательно растерянным, немного обалдевшим. Громко расхохотавшись от своих наблюдений за метаморфозами, я чувствовала себя королевой эпатажа.
Мне нравилось ставить людей в тупик, разыгрывать их, причем, начинала свое действо с абсолютно серьезным лицом и такой же интонацией, это случалось везде: дома, в кругу друзей, на работе.
В нашей школе сторожем работал киргиз по имени Клыч, в 90-е годы он с женой, которой захотелось вернуться в родное село, приехал из далекой Киргизии. Мужчина воспитывался матерью, отца у него никогда не было, и, соответственно, в его документах отсутствовало отчество. Такое редко встретишь в России, обычно даже те, кто также был рожден вне брака, имел такое же отчество, как у матери, или любое другое. У Клыча его не было совсем.
До «цифровой эры» никого и никогда не озадачивало это обстоятельство, но наступил 21 век, когда нашу жизнь стали вносить в различные базы, и первым заговорил о Клыче Пенсионный фонд. Его работники никак не могли внести в свои списки человека без отчества, программа не пропускала его, так как была настроена на полный комплект фамилия – имя – отчество. Пенсионный фонд присылал администрации школы одно уведомление за другим, он требовал прислать полное имя работника с отчеством, иначе будет наложен на директора школы штраф, за невыполнение ценных указаний сверху.
Озабоченный и озадаченный этим вопросом, руководитель зашел в учительскую. Поделившись своей проблемой, он задал нам вопрос: " Я уже не знаю, что мне делать с Токташевым. Как мне объяснить работникам фонда, что у людей может не быть отчества?» «Хотите, я подскажу Вам, что с ним нужно сделать?» – спросила я. Директор посмотрел на меня устало, но с надеждой, и мне, конечно же, хотелось ему помочь… Но еще сильнее было желание пошутить, и я подсказала ему простое решение: «А Вы усыновите и станет он, Клыч Петрович! И Вам хорошо – отпадут проблемы с Пенсионным, и ему хорошо – у него появится папа!» Язык мой – враг мой! Вся учительская хохотала и не могла остановиться, только директор сидел и хмурил свои брови, злясь на меня, что я перевела такую серьезную проблему в хохму.
Деревенский пейзаж за окном вслед за воспоминаниями навеял ностальгические чувства. Перед моими глазами появился мираж моего дома, с огородом и садом, в который заходили два малыша в белых панамках, одним из них был мой любимый малыш Тимур, ему тогда было всего пять лет. Увидев меня, у грядки с помидорами, он подбежал ко мне с восторженным воплем: «Мама, ты стала бабушкой!» Я весело переспросила его: «Уже? Как это случилось, сынок?» Сын, разжимая кулачки, показал мне двух лягушат на ладошках и гордо заявил: «Я их усыновил». Поздравив сына с этим событием, я предложила ему: «Ты же понимаешь, что они не смогут жить дома, отпусти их в огороде, пусть живут здесь, а мы будем о них заботится, наливать им воду.» Сын согласился со мной. Чем дальше уносил меня этот поезд от детей, тем больше хотелось солнечных воспоминаний, связанных с ними, чтобы заглушить тревожные мысли о будущем.
Вот я уже нахожусь на своей кухне, раскатываю тесто. Заходит шестилетний сын с ведерком, наполненным куриными яйцами. Эту работу я придумала для него, чтобы воспитать в нем ответственность, хозяйственность. Маленький добытчик регулярно по всему сараю собирал яйца, складывал их в холодильник и каждый раз благодарил курочек за заботу о нас. Он уже знал, что по весне мы их не забираем, а курочки сядут на них, чтобы вывести своих цыплят. Из каждого яйца должно будет вылупиться по одному цыпленку.
Сынок задумчиво спросил у меня: «Мама, а почему старшие мальчишки говорили, что в пах бить нельзя, а то наследства лишишься?» «Ого» – подумала я, но сын внимательно смотрел на меня и ждал ответа. «Правильно, у мальчиков в яичках сидят их будущие детки, это место нужно беречь,» – объяснила я. Тимур, как многие мальчишки, был выдумщиком, он на ходу придумывал истории. На эту тему у него тоже появилась своя история: «Я помню, когда сидел на облачке у Аллаха, он мне показал женщин и спросил: „У кого из них ты хочешь родится?“ Мамочка, я сразу выбрал тебя, ты мне очень понравилась. Потом подсказал папе, чтобы он в тебя влюбился, а когда он тебя целовал, я выбежал из яичка и бежал внутри папы, чтобы, во время поцелуя из его губ прыгнуть в твои, а потом попасть в твой живот. Когда я там оказался, было темно и тепло, 9 месяцев я внутри тебя рос, а потом ты меня родила». Улыбаясь его выдумке, сладкому щебету своего птенчика, я радостно обнимала своего маленького фантазера, крепко целуя в милый лобик, приговаривала: «Спасибо, тебе, солнышко! Я так счастлива, что ты меня выбрал!» Сын ушел на улицу, но очень быстро вернулся с вопросом: «Мама, мы с Лаурой оба были у папы? Я в одном яичке, а она – в другом?» «Да» – с тревогой в голосе, помедлив, отвечала ему я. Она оказалась не напрасной, следующий вопрос поверг в замешательство: «Мама, а у дедушки 9 яичек?» Мое богатое воображение сразу же нарисовало картинку, от которой, еле сдерживала истерический смех. Пряча от сына лицо, робко спросила его: «Почему ты так решил?» Удивленный моим вопросом сын, разводя руки в стороны, резонно заметил: «Ну, так ведь, у него 9 детей!» Выдохнув, взяв себя в руки, напустив на себя серьезный вид, я сказала ему, что у мужчин в двух яичках очень много деток может поместиться.
Вечером, за ужином, мужу пересказала наш разговор с сыном. Тот чуть не подавился от смеха и громко хохотал, держась за живот и добавляя свои смачные комментарии, вроде «виноградной грозди».
Телефонный звонок вернул меня в реальность, это была мама, которая, наверное, уже узнала, что я уехала в Москву на заработки. Мы никогда не были близки с ней. Она не любила меня с самого детства, возможно, с рождения, ведь я была похожа на отца, часто болела, к тому же была упрямой девочкой. Как в детстве, когда была недовольна мной, таким же сухим тоном она сказала: «Здравствуй, Дана!» За секунду, прокрутив в голове весь наш диалог вперед, уже уставшим, от предстоящего разговора, голосом я ответила ей: «Привет, мам!» «Мне звонила твоя свекровь, сказала, что ты уехала, это правда? Что ты там будешь делать? Ты уже сделала одну ошибку, оставив детей без „своего угла“, теперь делаешь вторую?» – строгим тоном отчитывала меня в трубке мама. Мне не хотелось ей объяснять, что, уезжая, я не могла оставить без присмотра свой дом. Алкоголики не оставили бы от него ни щепки, пока не растащили бы его в обмен на самогонку дельцам, скупавшим у них все подряд. Легче было его продать. Мебель мне некуда было забрать и я ее оставила бесплатно новым владельцам нашего дома. Возвращаться назад я все-равно не планировала.
Когда я слышала такие интонации в ее голосе, мне не хотелось с ней говорить, но ответила: «Во-первых, продала я только один дом, у меня остался еще деревянный. Возможно, это – ошибка, что я уехала, но выбора у меня нет, ничего конкретного пока сказать тебе не могу. Я даже понятия не имею, что там буду делать». Мама продолжала свой «допрос с пристрастием»: «Где будешь жить? Тоже не знаешь? Как можно быть такой несерьезной, безответственной в сорок лет? А дети? Ты о них подумала? Кстати, твоя свекровь называла тебя «кукушкой» «Пусть говорит, что хочет. Мама, я всегда думаю о детях. Ладно, потом тебе позвоню. У меня роуминг, не могу долго разговаривать, пока,» – резко оборвав неприятный разговор, отключила телефон совсем. Представляю, какой у нее был тогда шок, впервые послушная дочь не посоветовалась с ней, не поставила в известность о своих намерениях, приняла самостоятельное решение.