Когда догорает закат

В самом конце коридора, как и полагалось в старинных трактирах, располагалась кухня. Средних размеров, она была облицована древней, кое-где раскрошившейся от времени плиткой с полустертым пасторальным рисунком. На толстенных дубовых полках строго по ранжиру выстроились сверкающие медные кастрюли. От огромной, литров на сто, которую на эту полку явно втаскивало несколько дюжих мужиков, до маленькой, на полтора. Тут же под полками висели начищенные до зеркального блеска сковородки, которыми давным-давно никто не пользовался.

Джоанна кинулась к вполне современному на вид электрочайнику, набрала в него воды и, поставив на подставку, нажала на кнопку. С сомнением посмотрев на свое неудобное длинное платье, быстро кинула:

– Извини меня, я сейчас! – и опрометью выскочила из помещения.

Оставшемуся в одиночестве Нику захотелось выпить чего-нибудь покрепче, чем предлагавшееся на вечере шампанское, но, не рискуя хозяйничать в чужом доме, он присел на приземистый табурет за длинный стол, стоящий посередине квадратной кухни, и огляделся.

Старина здесь соседствовала с современностью, и он, с одобрением вдохнув густой, настоянный на острых приправах воздух, прислушался к себе. Внутри бродили удивительные для него чувства. Странная смесь из нежности, досады и желания. Это ему не понравилось, и он постарался заглушить их, занявшись неотложными делами.

Посмотрев на часы, решил, что время еще не столь позднее, чтобы не дать несколько поручений своему личному секретарю. Нисколько не удивившись неурочному звонку, неутомимая Кейт записала все его поручения и бодро пообещала исполнить их при первой же возможности. Ник Тайлер уже хотел набрать номер своего заместителя, чтобы и тому дать кое-какие указания, но не успел.

Дверь бесшумно распахнулась, и, удивив гостя быстротой своего появления, на пороге возникла Джоанна, но уже в джинсах, майке и с забранными в хвост пышными волосами. Она казалась спокойнее и увереннее в себе, хотя и стала похожа на школьницу. Ник скучно подумал, что, встреть он ее на улице в таком наряде, никогда не обратил бы на нее внимания. Девчонка девчонкой. Но теперь даже и в таком, непритязательном, виде Джоанна оказалась столь желанна для него, что он подобрался, стараясь держать себя в руках и не поцеловать ее в пухлые, так манящие его губки. Не стоит опережать события. В конце концов, кто кого должен соблазнить?

Девушка двигалась по кухне с неосознанной грацией, и Ник не мог оторвать от нее взгляда. Поставив на стол сахарницу и пакетики со сливками, она принялась доставать кофейные чашки из высокого, стоящего в противоположном углу шкафчика, для чего ей пришлось вытянуться на цыпочках и вскинуть руки. От этого невинного жеста ее грудь, не стянутая лифчиком, поднялась, резко обозначив соски, и Ник нервно сглотнул, с неожиданной застенчивостью опустив глаза, почувствовав, как от напряжения у него начинают мелко подрагивать руки. И не только они. Пришлось признать, что подобное испытание оказалось ему не по силам.

Поставив перед гостем чашку с кипятком, Джоанна смущенно извинилась:

– Прости меня, но настоящего кофе я приготовить не смогу. Если честно – просто не умею. Но у нас есть хорошие сорта растворимого…

Ник вспомнил фразу любимого им в детстве героя из повести шведской писательницы Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон»: «Поведешься с вами и научишься есть всякую гадость» – и суховато усмехнулся. В данном случае, правда, было «пить», а не «есть», но смысл от этого не менялся.

С тщательно скрываемым отвращением гость выпил полчашки кисловатого пережженного кофе и, сочтя эту уступку вполне достаточной для соблюдения так лелеемых хозяйкой приличий, приступил к расспросам:

– Так чем ты предлагаешь нам заняться завтра? – И намеренно пропустил мимо ушей ее недовольный вздох: джентльмену полагалось первому предложить даме развлечения. А уж она вольна была выбирать, подходит ей предлагаемое или нет. Но Ник считал, что Джоанна как местный житель вполне может внести в их завтрашние планы свою лепту.

Посмотрев в окно, за которым царила кромешная темь, Джоанна с тайной надеждой предложила:

– Если завтра будет хорошая погода, может, покатаемся на яхте? – И замерла в ожидании ответа.

Ник не представлял, что это за яхта, поэтому немного помолчал, стараясь найти приличную отговорку. Мысль кувыркаться в ненадежном старом корыте посередине моря его совершенно не прельщала.

– У меня нет ничего, чтобы можно было надеть на подобную прогулку.

Она сникла.

– Даже джинсов?

От вида ее понурой фигурки у него что-то зашлось внутри, и он стремительно изменил свое мнение:

– Джинсы-то есть, конечно. Если они сгодятся для такого путешествия, то поедем.

Джоанна повернулась к нему и радостно заулыбалась, предчувствуя удовольствие от прогулки, и на сердце у него посветлело.

– Я заеду за тобой завтра к десяти – не против?

Как настоящая яхтсменка, она его не поняла.

– К десяти? Так поздно? Обычно яхты выводят из доков ранним утром, еще до восхода солнца…

Ник укоризненно заметил:

– Чтобы успеть к тебе, мне и так придется встать около восьми. Я считаю, что для субботнего дня этого вполне достаточно. Должен же я хоть иногда высыпаться?..

Внезапно покраснев, будто подумав о том, как же он проводит свои ночи, если постоянно не высыпается, Джоанна поспешно согласилась:

– Конечно. Я подожду…

Удовлетворившись ее ответом, он вышел из дома и, даже не пытаясь поцеловать девушку на прощание, махнул ей рукой, сел в машину к терпеливо поджидавшему его водителю и уехал, размышляя по дороге, во что же такое он ввязался и стоит ли овчинка подобной выделки.

2

Ник проснулся будто от толчка в бок. Сна не было ни в одном глазу. Лежать было неудобно и холодно. Выясняя, в чем дело, он приподнялся на локте, оглядывая свою постель. Одеяло валялось на полу, там же лежала и подушка. Простыня была вся смята и комом застряла у него под поясницей. Он пораженно хмыкнул. Ну и ну! Что же ему снилось? Ведь не Третья же мировая война… Во всем теле была крайняя неудовлетворенность, какой он не помнил со времен отрочества. Мышцы затекли и ныли, как после доброй марафонской дистанции. Сочтя безопаснее не вспоминать столь буйный сон, Ник старательно потянулся, заставляя кровь быстрее бежать по жилам. В комнате было сумрачно, рассвет только занимался. Посмотрев на часы, не поверил себе. Протянул руку, поднес часы поближе и даже поморгал, разгоняя легкий туман перед глазами. Ровно шесть! Никогда он не просыпался так рано по собственной воле…

Уныло подумал, что напрасно вечером не послушал Джоанну и не согласился заехать за ней пораньше. Что ему делать целых четыре часа до назначенной встречи? Подняв одеяло и подушку, расправил простыню и, свернувшись калачиком, закрыл глаза, но мысль о предстоящей встрече так будоражила кровь, что заснуть нечего было и пытаться. Пришлось встать, принять контрастный душ, чтобы избавиться от излишнего напряжения в паху, и приготовить чашечку крепкого черного кофе. Настоящего, а не той кисловатой бурды, какой потчевала его вчера Джоанна.

В седьмом часу Ник вышел на балкон и рассеянно посмотрел вокруг. Окрест стояли типовые десятиэтажки, обычные в провинциальном английском городе, перемежаемые небольшими, опять же стандартными скверами. В доме, где остановился Ник, тоже жили самые обычные люди. Можно было, конечно, снять номер в отеле, но он всегда чувствовал себя там на редкость некомфортно. Чужие глаза, чужие уши, при выходе отдавать ключ от комнаты, потом его забирать… Это ему категорически не нравилось. А здесь, в снятой им на пару недель обычной квартире, отдельный вход и возможность приходить и уходить когда вздумается вполне возмещали отсутствие гостиничного комфорта. Кофе он себе может приготовить и сам, а убирает в квартире приходящая раз в день горничная, он ее и не видит. И пусть квартира невелика – каких-то две небольших комнаты и спальня, но на пару недель, что он планировал провести в Ливерпуле, этого ему вполне достаточно. В принципе, он вовсе не прихотлив.

С балкона открывался вид на соседние, ничем не приметные дома, но вставшее солнце грело довольно бодро, небо было чистым, без единого облачка, и, на его непрофессиональный взгляд, погода стояла вполне подходящая для морской прогулки. Он принялся собираться.

Вытащив из кордового чемодана соответствующие пребыванию на яхте черные джинсы и серую тенниску, снова взглянул на часы и недовольно застонал. Прошло всего-то полчаса, хотя ему казалось, что гораздо больше. Если дело пойдет так и дальше, то он просто умрет от томления и скуки. Едва осмыслив это, Ник насторожился, так и не натянув приготовленную тенниску. Томление? Скука? Но ведь это как раз те чувства, что в прежние времена он никогда не испытывал! Он же всегда наслаждался редкими минутами покоя и одиночества! Что же случилось теперь?

Пришлось признаться честно – что уж врать самому себе – случилась Джоанна. Его тянуло к этой девчонке так, как ни к кому в жизни. У него были женщины – как же без них, ведь он вполне нормальный, без всяких отклонений мужчина, – но чтобы из-за них просыпаться ни свет ни заря, да еще и не знать, чем при этом заняться, – такого с ним никогда не бывало.

От сделанного им потрясающего открытия Ник сел в кресло, закинул нога на ногу и засвистел, пытаясь обдумать свои нелогичные мысли и поступки. Что ж ему делать? Бежать, чтобы не увязнуть еще больше, или выяснить все до конца?

Если честно, он предпочел бы удрать, чтобы не совершить чего-нибудь такого, что заставит его впоследствии пожалеть об авантюре, в которую так неосмотрительно ввязался. Он никогда не шел на поводу сомнительных чувств, считая себя для этого слишком здравомыслящим человеком. А тут – связался с девицей, единственная задача которой – обольстить его, да так, чтобы он выложил ей на тарелочке приличную сумму денег…

Нахмурившись, решил выйти из этой недостойной джентльмена игры и хотел уж было позвонить Джоанне, чтобы отказаться от прогулки, но, вспомнив, что не знает ни адреса, ни телефона, смирился. К тому же разве не он хотел проучить эту парочку так, чтобы впредь неповадно было?

Стараясь не обращать внимания на явный разлад в своих чувствах и намерениях, Ник решил ехать к Джоанне. Вполне возможно, что и она уже не спит. Натянул джинсы, тенниску, накинул легкую куртку и вышел, нацепив на нос темные очки, защищаясь от разгорающегося на востоке солнца. Оно всходило как-то неправильно, не со стороны моря, как он привык, и Ник с трудом сообразил, что солнце тут ни при чем, просто Ливерпуль находится на берегу уже не Северного, а Ирландского моря. Представив, какой на море будет потрясающий закат, вновь удивился – его никогда не занимали красоты природы. Усмехнувшись, признал, что и за это ему нужно благодарить вчерашнюю знакомую. Это рядом с ней он стал восхищаться тем, чего прежде никогда не замечал.

Мысль о девушке снова принесла с собой странную горечь, будто она его подло обманула. Но ведь он не позволит ей себя обмануть – почему же столько разочарования? В груди тут же забушевали смешанные чувства – досады и неистового вожделения. Он пожалел, что до вечера еще так далеко. Хотя на яхте они явно будут одни… Это почти неосознанное, но тем не менее жгучее намерение было не слишком порядочно, и Ник принялся срочно искать ему оправдание. А что тут такого, это делают все, и ничего в этом постыдного нет. Накопились гормоны, только и всего. Ведь именно нерастраченные гормоны провоцируют мужчин на разные дурацкие поступки – разве не так?

Когда он наконец вышел из дома, не было и семи часов утра. Несмотря на ранний час, солнце светило вовсю, согревая воздух, и улицы были полны народу. Все куда-то спешили – возможно, на природу или в свои виллы, довольно тесно усыпавшие ровную часть побережья.

Ник завел машину и, с трудом вспоминая дорогу – привык, что за рулем нанятый водитель, – с довольно приличной скоростью погнал к дому Бэрда. Чем ближе он подъезжал, тем настойчивее в голове вертелся гадкий вопрос – обсуждал ли вчера вечером Джулиус со своей подружкой ее успехи в деле его, Ника, охмурения? Ведь это наверняка Бэрд скрывался в доме – а то почему так насторожена была Джоанна? Все ли она рассказывает Джулиусу? Хотя что ей, в принципе, скрывать? Если любовник так охотно делится ее телом ради примитивной выгоды, то он наверняка похвалил ее за проявленное усердие. И наверняка весьма осязаемым образом.

Тут же воспаленное воображение Ника нарисовало ему картинку страстных постельных утех. Это видение было так отвратительно, что он сжал зубы и лишь напряженным усилием воли заставил себя думать о другом.

Без привычных для него городских пробок Ник притормозил у дома Бэрда всего через каких-то двадцать минут. Выйдя из машины, внимательнее, чем прежде, осмотрел здание. Низкое, приземистое, оно производило удручающее впечатление своей тяжеловесной основательностью и безысходной мрачностью. Впрочем, все средневековые здания выглядели соответственно тем нелегким временам. Впрочем, когда времена бывали легкими? И сейчас терроризм, кризисы, преступления…

За домом среди густой еще зелени виднелся рабочий поселок, упирающийся в проходные завода. И земля, и небольшие, но комфортабельные домики, в которых жили служащие и рабочие завода, – все принадлежало владельцам «ЭйБиСи индастриз», но менять там по завещанию Бэрда-старшего ничего не разрешалось. Это несколько смущало Ника Тайлера – а если он решит расширить заводские цеха за счет именно этой земли?

Солнце светило все ярче, заставляя окрестных пташек заливаться согласным хором, и Нику, заскучавшему в одиночестве, захотелось постучать в старинный дверной молоток, укрепленный на обитой фигурным железом входной двери. Посмотрев на тонкий золотой «ролекс», украшавший запястье, он с легкой досадой вздохнул. Всего лишь начало восьмого, Джоанна наверняка еще спит…

Но желание услышать ее нежный голос было до того жгучим, что Ник, стараясь успокоиться, с силой провел рукой по немного спутанным от довольно сильного ветра волосам. Ощутив какое-то смутное беспокойство, поднял взгляд. В небольшом круглом окошке прямо над ним на него пялилась явно не верящая своим глазам Джоанна. Заметив, что он смотрит прямо на нее, она широко улыбнулась, помахала ему рукой и отпрянула от окна.

Ник уныло пожевал губами. Сколько ему еще торчать под окнами, прежде чем его изволят впустить? Ей же надо переодеться и привести себя в порядок, прежде чем открыть дверь полузнакомому человеку, а на это, как он знал по личному опыту, у женщин времени уходит гораздо больше, чем может вынести его терпение.