Бывшие. Боль и любовь

– Всё, Варя, слезай. Быстро переодевайся, возвращайся в зал.

На ватных ногах, кое-как спускаюсь с каталки, глядя на свои руки. Теперь они тоже в крови… В его крови.

– Но я…

Павел Степанович словно мысли мои читает, перебивает:

– Других поблизости нет, сегодня ты будешь мне ассистировать.

* * *

Распахиваю дверцы балкона, выхожу на воздух. Делаю глубокий вдох полной грудью и выдох, расслабляюсь.

До восхода солнца осталось меньше пяти минут. Это была кошмарная смена. Адская. Я её на всю жизнь запомню, как свой первый серьёзный профессиональный опыт.

Ад закончился двадцать минут назад… Неужели? А я только сейчас более-менее опомнилась, ведь мне казалось эта напряжённая ночь длится уже целую вечность.

У него два раза останавливалось сердце, но мы не сдавались… Сейчас опасность миновала, операция прошла успешно, по прогнозам будет жить.

Даже представить себе не могла, что это так сложно, что реалии в стократном размере далеки от моих фантазий.

Оказавшись в операционной, где каждая секунда на вес золота, только тогда ты понимаешь, как тяжело быть врачом и как много уважения заслуживают представители данной профессии.

Утренний воздух был насыщен свежестью и прохладой. Бодрил. Я выскочила на улицу в одном тонком халате, но сейчас не чувствовала холода. На эмоциях.

Я думала о мужчине не переставая… У меня у самой будто сердце останавливалось, когда что-то во время операции шло не так.

Зацепил он меня чем-то. Вот с первого взгляда глянула на него и пропала.

Душа рвалась на части, когда я смотрела на незнакомца, даже когда касалась… И линия кардиографа поразительно взметалась вверх, всякий раз, когда у нас с ним случались контакты.

– Молодец, Варя.

Вздрагиваю, слыша прямо за своей спиной голос главврача. Давно он тут стоит?

– Неплохо для первого раза. Весьма. Даже в обморок не грохнулась, – усмехается, закуривая.

– А… спасибо, – улыбку на губах выдавливаю, продолжая рассматривать крыши жилых домов, над которыми уже пробиваются первые лучи солнца.

А потом Павел Степанович протягивает мне сигарету и даёт прикурить. Хуже всего, я не отказываюсь.

Чёрт возьми, я курю! В первый раз пробую. И делаю всё на автомате. Мой организм испытал сильный стресс, наверно мне действительно это необходимо.

– Первый раз всегда страшно, а потом привыкаешь.

– Больше всего я не крови боялась, а потерять пациента…

– Понимаю, но мы врачи, а не боги, иногда случаются ситуации, когда мы бессильны. Даже, если выкладываемся на максимум. С сегодняшним случаем повезло. Ситуация была критической.

Мои пальцы трясутся, когда я подношу сигарету к губам, делая первую затяжку. Выдыхаю дым и закашливаюсь.

– Этот мужчина, он такой молодой…

И красивый.

Жить и жить ему.

– Что с ним произошло?

Степаныч затушил окурок, резко повернулся ко мне, глянув мрачно, исподлобья.

– Вяземский.

Только услышала эту фамилию, уже мурашки по всему телу.

Ему подходит. Сильная, благородная. И он, я уверена, человек непростой, высоких кругов.

– Илья Вяземский. Отныне он твой пациент. Глаз с него не спускай и выкладывайся на максимум.

– Что? – оторопела.

– Будешь ухаживать за ним и следить, чтобы господину Вяземскому было во всём хорошо и комфортно.

Господину?

Ничего себе…

– Он серьёзный человек, Варя. Очень серьёзный, – предупреждающе шепчет Степанович, будто чего-то боится. – У него большой бизнес и связи. Нельзя переходить таким людям дорогу, запомни мои слова. Сделай так, чтобы Илья Сергеевич остался доволен.

– Поняла.

Сжала пальцы в кулачки, меня окутало ещё большее волнение.

– На него было совершено покушение, но это уже не наше дело. Вообще, не следует совать нос туда, куда следует. Теперь иди, Иванова, отбой. Даю отгул до завтра, завтра в шесть утра как штык в реанимации, приступаешь к своим обязанностям.

* * *

Что был выходной, что его не было…

Он пролетел на одном выдохе, и вот я снова здесь, перед палатой Вяземского – самого значимого для всей клиники пациента.

Три дня пациент провёл в реанимации, но даже там я не отходила от него ни на шаг, как велел Павел Степанович. Меня даже освободили от других обязанностей, велев заниматься только им, что, в общем-то, было хорошо.

Вяземский еще не пришёл в себя, он отдыхал. На четвертый день его перевели в одноместную палату класса люкс для обеспеченных клиентов.

– Он крепкий орешек!

Прогуливаясь по коридору, услышала голос Степановича. Притормозила, осторожно выглянула из-за угла, увидев начальника и ещё одного незнакомого мужчину, стоявшего ко мне спиной. Они о чём-то увлечённо беседовали. Я догадалась, речь идёт о моём пациенте.