Наш обмен взглядами был порывом жара, жгучестью алкоголя и мерцанием непроглядной тьмы, когда он заметил хватку Антонио на моей руке. А потом все исчезло и сменилось золотыми обоями коридора по пути к террасе.
Мы вышли наружу, и я резко втянула в себя воздух. Ночь была холодной и темной, но вместо того, чтобы потереть руки и попытаться согреться, я разрешила холоду впиться в кожу. Может быть, я была мазохисткой, а может быть, только боль заставляла меня чувствовать себя живой.
На террасе никого не было, кроме пары гостей, вышедших покурить.
– Оставьте нас наедине, хорошо?
Это не было вопросом, как бы мой муж его ни преподнес.
Мужчины обменялись нерешительными взглядами, но через пару секунд затушили сигареты и вернулись в зал через двойные двери. Свет разлился по полу террасы, прежде чем двери закрылись и нас снова обступила темнота.
В настоящее ворвалось далекое воспоминание.
– Как ты можешь любить такого ужасного человека? – спросила бывшая лучшая подруга Сидни, пока мы сидели на диване в кабинете моего мужа и слушали, как он разговаривает по телефону.
Мне потребовалась всего секунда, чтобы ответить.
«Он меня слушает».
Что ж, видимо, ее он тоже слушал.
– Потрудишься объяснить, что это такое?
Я повернулась к Антонио и увидела в его руке маленькую круглую коробочку. Сердце забилось где-то в горле. Вот сейчас обрушится еще одна из тех стен, что я возвела.
– Что это такое, Джианна? – рыкнул он.
– Противозачаточное.
– Зачем оно тебе?
– Чтобы не залететь.
Глаза Антонио вспыхнули от ярости, как два огня в темноте. Мы были прилежными католиками, а церковь не одобряла противозачаточные. Но я знала, что сильнее его волновало другое: он хотел еще одного ребенка. Сына, что будет править его империей.
– Как давно?
Я посмотрела ему в глаза.
– С того дня, как мы поженились.
«С той ночи, когда ты растоптал мое сердце».
Удар по моему лицу последовал незамедлительно. От него моя голова дернулась, а из легких вышел весь воздух. Рот наполнился металлическим вкусом крови.
– Вот на что ты заставляешь меня идти, Джианна, – прорычал он. – Думаешь, мне нравится тебя бить?
Ветер унес мой горький смех.
Самым печальным было то, что иную жизнь я видела только на экране телевизора.
Он выкинул таблетки за ограждение.
– Ты больше никогда не будешь их принимать, поняла меня?
Я помотала головой.
– Больше. Никогда. Или клянусь, я лишу тебя всего. Никаких денег и никаких тайных поездок в Чикаго. И да, я знаю, что ты там была.
Мое сердце превратилось в лед и раскололось на части.
– Ты прекрасно знаешь, что твой папа запретил тебе видеться с матерью. – Его голос смягчился. – Я ему ничего не сказал, потому что знаю, как много это для тебя значит.
«Она больна».
Я не могла сказать этого вслух, потому что знала: мой голос дрогнет.
– Мне нужно ее видеть.
– Я знаю. – Он шагнул ближе, и до меня донесся терпкий запах его одеколона. – Я все о тебе знаю, Джианна. Куда ходишь, что делаешь, с кем разговариваешь. – Он запустил руку в мои волосы, и я поборола желание отшатнуться, зная, что тогда он дернет за пряди. – Ты моя. А я приглядываю за тем, что мне принадлежит.
– Если бы тебе было не плевать на меня, Антонио, ты бы убрал от меня свои грязные лапы и дал мне с тобой развестись.
– Ты что, думаешь, я бы взял в жены абы кого? Я хотел тебя, – он прижал губы к моему уху, – так что взял тебя, и, черт возьми, оставлю себе. – Я попыталась отстраниться, но он не ослабил хватку. – Я даю тебе полную свободу действий, Джианна, но если будешь нарываться, то мгновенно окажешься под замком. Поняла меня?
– Если ты думаешь, что после всего этого я буду с тобой спать, то тебе нужно проверить голову.
– Ты остынешь. – Он провел пальцем по моей щеке. – А потом поймешь, что тоже хочешь детей, cara. – Грубо схватил меня за подбородок. – И не думай, будто я не заметил, что ты без кольца. Наденешь его обратно, когда вернешься домой, иначе завтра утром оно будет приклеено к твоему пальцу.
Свет зала осветил его серый костюм, когда он скрылся в дверях.
Мои руки задрожали.
Двери закрылись, и его слова обрушились на меня, грозя проглотить целиком.
«Никаких тайных поездок в Чикаго».
«Никаких тайных поездок в Чикаго».
«Никаких тайных поездок в Чикаго».
Дрожь поднялась по моим рукам, забралась в вены и сосуды. Меня трясло изнутри. Легкие сдавило, и с каждым вдохом они становились все меньше.
Перед глазами замелькали черные пятна.
Я схватилась за перила террасы, и камень обжег мои пальцы, словно лед.
«Вдох. Выдох. Вдох. Выдох».