– Пятерку дай, – зашипела Роден, – быстро!
Темный прищурился, перевел взгляд на Одеялко и достал из кармана бумажку.
Роден схватила ее и вновь метнулась в сторону туалета.
– Держи, – бумажка легла на грудь санитара и дверь перед Роден тихо отворилась.
Она прислонилась к стене и медленно выдохнула. Здесь не было зеркал, значит в отражение подглядеть не получится. Роден припала к полу и нашла их. Две пары ног в третьей кабинке. Она подошла, беззвучно отворила дверь и отошла на несколько шагов, наблюдая за пошлой сценой. Язва полировала Красавчика, стоя на коленях. А красавчик улыбался, глядя на Роден.
– Он не достанет для тебя дозу, – произнесла Роден и Язва замерла. – Он на строгаче, как и ты. И к нему никто не приходит, как и к тебе.
Язва разогнулась, поднялась с колен и уставилась на Красавчика. Мгновение тишины, секунда чужой боли и море наслаждения в синих глазах чудовища.
– А-а-а-а! – Язва бросилась на Красавчика, а тот стал хохотать.
Санитары влетели в туалет. Роден посторонилась и вышла. Тварь, что еще сказать. Ей везет на таких. Она их нутром чует и будто этим же нутром и притягивает.
Роден вернулась на веранду. Плюхнувшись в кресло, она устало закрыла глаза.
– Я все елотки тебе отдала…
– Держи, – Роден протянула Одеялку пачку.
Лоскутное Одеялко присела рядом и помахала санитару, чтобы прикурить.
– И что ему за это будет? – спросила Одеялко, выдыхая дым.
– Ничего, – Роден затянулась. – Все добровольно. Это Язве достанется. Посидит в изоляторе несколько дней. Потом вернется. Из нашей группы ее переведут.
– Как ты поняла? Я имею в виду… – Одеялко запнулась, – как ты…
– Он сексоголик. Холеный, надменный и самовлюбленный фетишист. Внешнее уродство его особенно привлекает. Мы с тобой для него фетиши. Она – пустышка. Мы не дали, она согласилась.
– Об этом ты меня предупреждала?
– Да, – Роден выдохнула дым.
– А что про Темного скажешь?
Роден взглянула на фигуру мужчины, сидящего к ней спиной.
– Мне кажется, что этот вопрос я могла бы задать тебе.
Роден встала, спрятала пачку елоток в карман и вернулась в зал. Подошла к Темному, смотрела на него несколько минут.
– Иди за мной.
Она не могла знать наверняка, что он пойдет. Но он поднялся и пошел. Возле туалета стоял давний знакомый.
– Что Роден, зачесалось, наконец? – хохотнул он.
Темный впечатал ему в грудь купюру, и Мэйфилд умолк.
Роден вошла внутрь, лягнула ногой дверь первой кабинки и кивнула в сторону унитаза. Темный молча зашел внутрь, опустил крышку и сел. Роден прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. Не думала она, что сделать это окажется настолько трудно. Собравшись с силами, она стянула с себя рубашку и сняла штаны.
– Ты ведь не хочешь этого, – произнес Темный, глядя на ее разукрашенное тело.
Роден подошла вплотную, развела ноги и села ему на колени. Она склонила голову с интересом рассматривая его лицо. Заглянула в глаза. А затем схватила за волосы и откинула его голову назад.
– Я могу отличить заботу и жалость от мужского интереса. Тебе интересно. Мне тоже интересно. Ты не фетишист, как Красавчик. Ты вроде бы нормален, но в то же время нет. Разница в том, что с твоими девиациями я вполне могу смириться. Можешь ли ты смириться с моими?
– Это все, что тебе нужно? Трахнуться в туалете с незнакомым психом, который проявил заботу в мире, где всем на тебя насрать?
Роден отпустила его волосы. Она встала, отвернулась и начала одеваться. Что-то доселе незнакомое душило ее. Обида? Она давно перестала обижаться. Жалость к себе? Она давно перестала жалеть себя. Разочарование? В ее жизни было столько разочарования, что она просто перестала надеяться на что-либо. Что же тогда за дрянь поселилась в ее горле и мешает дышать?
Роден обернулась. Он смотрел на нее. Она смотрела на него.
– Прощай, Темный.
Она уносила оттуда ноги, как можно быстрее. Даже свист Мэйфилда остался где-то позади.
– Хочу в палату.
– Подождите, вас проводят.
– Быстрее, – поторапливала Роден.
Она как будто своими глазами видела смотрящую на нее Одеялко. Видела недоумение и жалость в ее глазах. Видела Темного, вышедшего из туалета. Видела самодовольную рожу ублюдка Мэйфилда.
– Я провожу, – предложил ублюдок.
– Давай, – согласился другой.
– Роден! – от крика Темного она вздрогнула. – Роден, подожди!
– Опоздал! – загоготал Мэйфилд, выводя ее из зала.
Вот он – ее момент. Бесконечные беседы с теми, кто через это прошел. Их боль. Их уродство, которое они будут носить в себе вечность. И отсутствие веры в глазах окружающих. Нет доказательств. Шизофрения. Депрессия. Девиантное поведение.
Роден остановилась перед дверью в палату. Мэйфилд прямо за спиной. Прижался к ней пахом. Дыхание на шее. Не сейчас, Роден. Подожди. Подожди немного.
Дверь в палату распахнулась и закрылась за спиной ее зверя.
– А если я не хочу? – спросила она, не оборачиваясь.
– Я могу и по-плохому. Ты же не хочешь в изолятор?
– Ты предложил Красавчику девчонку?