Рогора. Пламя войны

– Не стрелять! Зарядить огнестрелы, но не стрелять!!!

И уже тише добавил стоящему рядом саперу:

– Приготовь пушки. Пали по сигналу моего горна.

Коротко кивнув, сапер направился к помощникам.

Враг неумолимо приближается, уже отчетливо видны оскаленные лица озверевших наемников. Их не менее четырех сотен – если добегут, уцелевшим «драконам» жизни останется ровно на пять ударов сердца.

А ландскнехты уже практически добежали, невольно втянувшись вглубь чаши апрошей. Пора!

Поднеся костяной рог к губам, я с силой выдохнул воздух из легких. Над позициями раздался чистый звук боевого горна.

И в то же мгновение шесть взрывов раскатисто ударили на вершинах траншей. До предела набитые камнем земляные пушки {31} (#litres_trial_promo), замаскированные в гребнях апрошей, извергли его ровно в тот момент, когда основная масса врага оказалась на их линии огня. Увесистые кожаные мешки, туго набитые порохом и упакованные в деревянные ящики, забитые в землю, были обложены пудами колотого щебня и гальки, сверху мы присыпали их землей, надежно замаскировав. Добротно пропитанные зажигательной смесью запальные шнуры, что вели к пороховым мешкам сквозь узкие лазы, прогорели за пару ударов сердца…

Дикий, леденящий душу вой раненных, изувеченных камнем, раздался через мгновение после залпа. Раны, полученные при подрыве земляных пушек, воистину ужасны – камни отрывают конечности, разрывают людей надвое, оставляя в животах ландскнехтов огромные сквозные раны и разбрасывая их внутренности на десятки шагов вокруг… Не менее половины атакующих погибли или тяжело раненны, фланги доппельсолднеров каменная картечь выбила целиком. Уцелевшие заметно притормозили…

– Все разом! Залп!!!

На этот раз две сотни свинцовых пуль ударили точно в массу ландскнехтов, инстинктивно сбившихся в кучу после подрыва пушек. Первый ряд выкосило напрочь, досталось и второму… И наемники дрогнули.

У них еще был шанс воспользоваться моей ошибкой – ведь дай «драконы» не один залп в две сотни выстрелов, а два по сотне, погибли бы обе шеренги фрязей. Уцелевшая сотня воинов могла еще проскочить разделяющие нас несколько десятков шагов, пока мои стрелки заряжают огнестрелы… Но ландскнехты были сломлены – и всей массой подались назад, подставив спины под очередной залп «драконов».

Последующие два часа Бергарский методично расстреливал наши апроши из орудий. Зажигательные и пороховые бомбы, раскаленные ядра – их жуткий вой против воли заставлял искать укрытия на дне траншеи. Привыкнуть к нему – к звуку неотвратимо приближающейся смерти – как оказалось, невозможно. Погибло уже четыре десятка «драконов», впрочем, не будь апрошей, мои жалкие две сотни воинов пали бы в первые минуты обстрела…

– Господин полковник! – В траншею свалился чудом добежавший невредимым рейтар. – Разведчики донесли: лехи собрали все рыбацкие лодки, начали переправу ниже по течению, в версте отсюда!

– Твою же! Лугар! Лугар!!!

Последний уцелевший сотник «драконов» не слышит моего крика. Приходится подползти к нему поближе и отвесить хорошую затрещину.

– Господин полковник?!

Судя по громкому крику офицера, его крепко оглушило. Приходится кричать так же громко:

– Я увожу рейтар, враг пытается переправиться! Вы стойте здесь до последнего! Попробуют пойти вброд, стреляйте полусотнями, сдерживайте их! Если сумеют переправиться и будут атаковать, дай подойти поближе и бей из всех стволов, а потом уводи людей! Мы оставим лошадей, ты понял?!

Утвердительный кивок и ответный рев:

– Да, господин полковник, сдерживаем до последнего и уходим!

– Молодец! – Я обернулся к рейтару. – Побежали!

В четырех десятках рыболовецких лодок, что на скорую руку собрали в округе люди Бергарского, много закованных в броню воинов не перевезешь. Но у противника было достаточно времени, и на нашем берегу собралось уже под полторы сотни фрязей-пикинеров и полсотни аркебузуров.

Незамеченными подойти не удалось, и дисциплинированные пикинеры уже сбились в «ежа», а аркебузуры под прикрытием леса пик успели раскалить фитили.

Атаковать их сейчас кажется безумием, но… но враг продолжает переправу, и его подкрепление уже практически достигло середины русла. Чуть промедлим, и тогда не останется даже крохотного шанса сбить их в реку. Фрязи легко перебьют заслон «драконов», и Бергарский продолжит триумфальное шествие по стране.

Ну уж нет!

Вполоборота развернувшись к воинам, желая еще раз взглянуть в их светлые, исполненные мужества лица, в горящие отчаянной решимостью глаза, я начал заводить их на схватку – для многих последнюю в жизни:

– Воины! Вы шли за мной в бой, и я ни разу не подвел вас! Не подводили и вы! Так будьте же тверды и сегодня, сейчас!!! Будьте достойны памяти братьев, погибших за Отечество! Постоим за Родину – и сокрушим врага!!!

Моим словам вторил бешеный рев истинных витязей родной земли:

– За Рогору!!!

Аруг скачет как никогда в жизни, он словно хищная птица, камнем падающая на жертву, – и с этой невероятной скоростью мы неумолимо приближаемся к склоненному к нам лесу четырехгранных пик. Рейтары не отстают, и вся сотня единым кулаком летит на врага, грозясь одним мощным ударом сбросить его в воду Данапра. Земля словно ходуном ходит под копытами могучих боевых жеребцов, а бьющий навстречу ветер свистит в ушах и застилает глаза.

И каждое мгновение этого «полета» каждой частичкой своего тела я жду вражеского залпа – ведь он уже должен был прозвучать! Проклятые аркебузуры фрязей имеют стальные яйца – они подпускают нас максимально близко, чтобы выстрелить в упор!

Повинуясь внутреннему чутью, инстинкту побывавшего уже во многих схватках бойца, я полностью ложусь на холку Аруга, слившись с жеребцом в единое целое. А в следующее мгновение верный конь словно налетел на препятствие – что-то дважды ударило его в грудь, а еще один, более легкий толчок я почувствовал спиной. Пуля, попав в древко копья, расщепила его пополам.

Аруг, верный боевой конь, в оставшиеся мгновения жизни прыгнул вперед, на пики – ломая их тяжестью своего тела…

В последнюю секунду падения я успел выхватить притороченные к седлу самопал и палаш. Тяжелый удар о землю, выбивший дух, и тут же перекат с бока (жить-то хочется), встаю на колено. Ударом клинка сбиваю древко направленной в грудь пики, одновременно выстрелив в напавшего на меня фрязя.

Нестройный залп нескольких десятков самопалов над головой, и чуть оторвавшиеся рейтары таранным ударом в копье прорывают прореженные шеренги пикинеров. Меня они обошли не иначе как чудом…

Дико и страшно кричат смертельно раненные лошади, так похоже на людей, им вторят крики придавленных, покалеченных седоков и пикинеров, чьи кости раздробили тяжелые удары конских копыт… На мгновение я застыл, убоявшись жуткого зрелища бойни, но только на мгновение – ко мне тут же бросился фрязь со шпагой наперевес.

Удар тяжелого клинка сверху вниз – ухожу в сторону, одновременно выставив блок сверху. И тут же рублю в ответ справа налево, наискось, но фрязь успевает принять мою атаку на клинок. Левой хватаю противника за сжимающую рукоять кисть и, дернув ее на себя, тяжелым ударом правой стопы в голень выбиваю опорную ногу. Враг теряет равновесие, проваливаясь вперед и вправо – присев на колено, скользящим ударом вспарываю его ляжки до костей.

Нужно добить, но буквально в двух шагах появляется еще один противник. Стремительный, словно бросок змеи, укол шпаги достает кирасу на излете, противно скрежетнув по металлу, но я успеваю уйти в сторону и тут же рублю справа, сверху вниз, вкладывая вес тела в удар. Фрязь не успевает поставить блок – и падает с наискось разваленным горлом.

На несколько мгновений я оказываюсь словно вне схватки: после атаки тяжелой кавалерии в строю врага образовался широкий коридор, стенки которого держат пытающиеся продвинуться вперед всадники. Некоторое количество уцелевших ландскнехтов вступили в скоротечные схватки с потерявшими коней, но сохранившими боеспособность рейтарами. Однако практически все они уже перебиты.

Отбежав назад, к павшему коню, верному другу, я с острой сердечной болью склонился над Аругом. Опасения, что верный конь еще жив и именно мне придется оборвать его муки, оказались напрасны – из груди и живота жеребца торчали обломки четырех пик. Боевой товарищ ушел сразу, без мучений…

С трудом просунув руку под бок коня, освобождаю из кобуры второй самопал и максимально быстро перезаряжаю первый. В бою будет нелишне.

От реки ударил нестройный залп не менее трех десятков аркебуз, и тут же восторженно взревели контратакующие ландскнехты. Хорошенько проредив строй рейтар залпом, они ворвались в образовавшуюся брешь.

Ну я вам сейчас!

С самопалами наперевес бросаюсь вперед, навстречу противнику. Не менее десятка прорвавшихся фрязей вооружены алебардами {32} (#litres_trial_promo), которыми они искусно выбивают моих всадников из седел.

Первая пуля достается высокому блондину, воткнувшему копейное острие алебарды в горло жеребца, опрокинув и его, и всадника. Вторая сбивает с ног ближайшего ко мне врага, кинувшегося навстречу.

Ну вот и все… Отбросив бесполезные теперь самопалы, вновь берусь за палаш, заткнутый за пояс, одновременно левой рукой вытягивая длинный крепкий кинжал с широким лезвием и двумя ободами у рукояти. Шаг навстречу врагу – и копейный наконечник алебарды едва ли не пропорол сталь кирасы на груди. Рванув в сторону, пропускаю длинный выпад слева и тут же прыгаю вперед, в отчаянном броске дотянувшись до горла противника острием палаша.

Рубящую атаку встречаю блоком с шагом вперед, подставив под падающее сверху древко сталь скрещенных клинков. Рывком палаша сбрасываю вражеское оружие и, прыгнув навстречу, резко разворачиваю корпус, используя инерцию разворота для рубящего удара. Но враг успевает отпрянуть, пропустив перед собой оточенную сталь клинка. А в следующий миг я успеваю заметить стремительно приближающееся топорище вражеской алебарды.

Глава 5

Земли степной стражи