Сумрак закатной тени

– Неизвестно, как надолго нам придется задержаться здесь. Надо разумно расходовать те средства, что оставил почтенный Квинтин.

Мальчишка понимающе кивнул. Расплатившись и поблагодарив хозяина за угощение, братья поднялись наверх и скрылись в своей комнате.

Уинфред проснулся рано утром. Перед глазами все еще стояла картина из приснившегося кошмара, в котором ему довелось побывать сторонним наблюдателем. Меллони в этом сне

была заперта в тесном узком помещении. Сумрачные тени метались из стороны в сторону, всюду сверкали ядовито-зеленые огоньки. Были слышны шепот и невнятное бормотание

незнакомых голосов. Уинфред потянулся к девушке, попытался взять ее за руку, но та лишь отмахивалась, и на лице у нее был написан неподдельный ужас. Затем темная

комната начала отдаляться. Шепот стих, и юноша проснулся, сжимая вспотевшими ладонями мятую суконную простыню. Испарения густого утреннего тумана проникали в комнату

сквозь слегка приоткрытое оконце. Юноша закрыл окно, накинул свое одеяло на мерзнувшего во сне брата. Затем он взял куртку и дорожную сумку, бесшумно приоткрыл дверь

и вышел. За столами внизу сидели двое мастеровых в фартуках, пили джин, поминутно зевая, и на чем свет стоит ругали какого-то Джеймса. Хозяина не было видно.

Уинфред оказался на улице. Вечернее безмолвие здесь сменилось шумной утренней суетой. Грохотали повозки, раздавались удары молота из кузни. Туман был таким густым, что,

стоя на крыльце, юноша не видел другого конца улицы. Осторожно ступая по слякотной влажной дороге, он направился вниз по улице, руководствуясь картой. Знак молотка, нарисованный на ней, оправдал себя: через несколько ярдов и вправду появилась кузня. Грохот молота заглушали скрип телеги и крики старьевщика «Ненужные вещи! Собираю ненужные вещи!»

Спешащие по своим многочисленным делам люди выглядели даже проще тех, кого Уинфред видел в провинциальных Стивенидже и Хатфилде. Эти люди вовсе не казались беззаботными баловнями судьбы. Суровые реалии города гармонировали со строгостью и утонченностью нравов. Каждый точно знал свое место в этом мирке: и смуглый от копоти сборщик золы, и

разгоряченный от жара кузнец, и шустрый мальчишка, тащивший инструменты отца-медника, который, в свою очередь, нес на плече увесистую наковальню. Уинфред видел перед собой

обыкновенных мастеровых, чья работа была для них смыслом и единственным способом существования. Он вглядывался в лица местных жителей и не замечал в них ничего, кроме деловитости и сосредоточенности, даже дети здесь были серьезны, не в пример сельской беззаботной детворе. Никаких следов благополучия и счастья. «Быть может, это не тот Лондон?» – засомневался юноша. – Неужели здесь ничуть не лучше, чем у нас? Либо я еще недостаточно увидел?»

Справа показалась площадь и зеленый сад, обнесенный невысокой оградой. Внутри сада, судя по карте, находился госпиталь. Его силуэт был не в пример выше остальных зданий,

теснившихся по обеим сторонам улицы. Зодчий постарался на славу, отделав стены белым камнем и другим, неведомым Уинфреду материалом. Железная ограда

и суровый констебль у входа напомнили юноше, где он находится. Сразу за зданием госпиталя стоял указатель, за которым находился поворот на Guilford Street. Стрелки

на карте указывали на эту улицу и упирались в темный квадрат дома Каррингтонов. Юноша свернул к дому. Здесь оказалось не так мрачно, по сравнению с привокзальными окраинами. Каменные двухэтажные дома и мастерские располагались на почтительном расстоянии друг от друга. Сквозь туман показалась вывеска местного питейного заведения, обозначенного на

карте кружкой с переливавшейся через край пенистой жидкостью. Юноша пристально вглядывался в номера зданий, стараясь не пропустить нужный. За очередным поворотом показался наиболее высокий из двухэтажных домов, стоявший особняком. На карте он был обозначен в точности там, где и должен был находиться. Маленький, но красивый палисадник с коротко остриженным кустарником и круглыми клумбами во дворе был обнесен деревянной оградой. Через двор пролегала извилистая каменная тропинка, ведущая к крыльцу. У крыльца стоял констебль в униформе и цилиндре, задумчиво скрестив руки на груди.

– Что тебе нужно, парень? – поинтересовался тот у юноши. – Входить в дом можно только детективам и блюстителям порядка.

– Я лишь хотел узнать подробности происшествия.

– Эта информация находится в компетенции детективного агентства. С какой целью ты ею интересуешься? – насторожился констебль.

– Я прибыл сюда по поручению господина Квинтина Дикенсона. Его интересует, что стало с его дочерью Меллони.

– Вы знаете мисс Меллони? – удивился тот, забыв, что перед ним стоит вчерашний мальчишка. – Что ж! Все, что я могу сделать для вас – так это позволить осмотреть место происшествия.

Но никому из нас пока что подлинно неизвестна судьба молодой мисс. В доме нет ни ее тела, ни следов насилия над нею.

Констебль открыл дверь и пригласил Уинфреда внутрь. Сразу за холлом у входа в гостиную находилась лестница, ведущая на второй этаж. У ее подножия горбился, сидя на коленях и разглядывая что-то в лупу, сыщик. Он сразу недовольно покосился на священника, который невнятно бормотал себе в бороду, закрыв глаза. Констебль хотел было

пригласить юношу наверх, но сыщик вдруг поднял руку в предупреждающем жесте.

– Все, что находится наверху, еще не было изучено до конца. Некоторые из улик могут быть повреждены или утрачены, если мы будем пускать туда кого попало.

– Этот юноша знал мисс Меллони. Думаю, он имеет право на осмотр ее жилища.

Сыщик нехотя отодвинулся, давая проход. Уинфред осторожно поднялся по лестнице, стараясь не наступать на рассыпанные сыщиком химикаты. Наверху оказалась еще одна просторная

комната без окон и с большим зеркалом у стены. Справа от лестницы была наглухо запертая дверь с большим железным замком. На полу юноша с ужасом заметил следы крови, давно успевшие засохнуть. Эти следы были повсюду и вели в спальню, дверь которой была сорвана с петель и валялась тут же. В спальне второй сыщик исследовал какую-то вещицу, видимо, принадлежавшую убийце. Увидев пришедших, он прищурился в монокль, но не сказал ни слова. Некогда красивая двухместная постель была почти вся обезображена кровью. Констебль поморщился.

– Вы узнаете это место? – спросил он у Уинфреда. Тот удивился.

– Нет, вы, видимо, что-то путаете! Я никогда не был здесь раньше. С Меллони мы познакомились, еще когда она жила в доме своего отца.

Констебль кивнул. Второй сыщик, оторвавшись на миг от своих наблюдений, строго попросил не мешать следствию. Пришлось покинуть спальню и спуститься вниз. Внизу уже не было

ничего, напоминавшего об убийстве. Гостиная, предоставленная священнику, была обставлена в лучших традициях гостеприимства. Серванты, кресла с широкими подлокотниками

для джентльменов и маленькими ручками для леди. Просторное помещение не было загромождено лишней мебелью, но в то же время было очевидно, что здесь жили аристократы.

Круглый стол в центре гостиной был уставлен посудой из серванта. В одной из фарфоровых чашек остывал чай, который хозяин, похоже, так и не успел допить.

Внизу, в подвальном этаже, была устроена кухня, откуда кухарка приносила ужин жителям дома, и комнаты нижней прислуги. Но туда Уинфреду спуститься не позволили все по

той же причине – обыск дома и сбор улик еще не были закончены. Убранство гостиной дополнял камин, в котором уже давно остыли головешки. Священник уже был

здесь и с тем же восхищением осматривал убранство дома, не забывая бормотать положенные ему слова. Кстати, а куда подевалась вся прислуга? Уинфред старался это понять.

Ведь в таком благородном жилище ее должно было быть не менее пяти душ. Констебль, словно услышав его мысли, сообщил, что верный вассал господина Кортни, по имени Линн, сразу после случившегося отправился в Хантингдон (Уинфред кивнул, услышав знакомое имя), и с тех пор вестей от него не поступало. Садовник, кучер и горничная были срочно отосланы

домой, в доме они уже не нужны и будут пытаться найти себе новое место. А кухарка и пожилой дворецкий, нанятые еще самим покойным Бертоном, были зверски убиты.

Об остальных слугах констебль не упомянул.

Из гостиной вела дверь в просторный кабинет. Здесь был стол, заваленный бумагами. Некоторые из них были испещрены чернилами и помечены странными печатями. На стене висел портрет господина Бертона Каррингтона, с благородной сединой и в строгом костюме.

– Господин Кортни любил работать в этом кабинете, разбирая бумаги, касающиеся отцовского бизнеса. Несколько документов, связанных с государственными налогами, так и не были подписаны.