Не заходи в воду

Через несколько мгновений в комнату, где лежал Милята, ворвался рассерженный мужчина. То был отец Василисы, знаменитый новгородский купец Садко. Говорили, будто давным-давно он плыл со своим товаром по Ильмень-озеру, как вдруг поднялся небывалый ветер, способный разнести любую ладью, и тогда Садко добровольно вызвался прыгнуть в воду, дабы умаслить Водного царя да спасти своих людей. Буря утихла, а когда ладьи причалили к берегу, их встретил Садко с распростертыми объятиями. Купец рассказал, что перехитрил Водяного царя и вернулся домой. С тех пор в руки Садко всегда шла удача и он богател не по дням, а по часам.

– Да куда эти бабы запропастились?! – раздосадованно воскликнул купец и тут же осекся, заметив Миляту. – А ты что здесь забыл?

– День добрый! Меня Василиса пустила с дозволения жены твоей, Марфы, – привстав с кровати, объяснил ситуацию Милята.

Садко сурово осмотрел юношу. Синяки на его лице выглядели поистине удручающе.

– Эк тебя отлупили вчера, – не сдержал усмешки купец. – Так и надо, негоже глупостями всякими заниматься. Отец Григорий говорит, что от лукавого эти бесовские игрища. Не для православных людей. Как бы в геенне огненной не пришлось гореть за грехи твои.

– Весь Новгород тогда в геенне сгорит, – попытался улыбнуться Милята и тут же пожалел об этом, когда из рассеченной губы пошла кровь.

– Поговори мне тут! – пригрозил Садко. – Своего дозволения на пребывание в доме я не давал. Распоряжусь – и холопы палками погонят тебя со двора.

Милята прикусил язык, чтобы не ответить купцу.

– То-то же, – погрозил пальцем Садко, удовлетворенный легкой победой. – Ты жену мою не видел или холопку Захарью? Плащ греческий ищу. Запропастился куда-то.

Милята молча помотал головой и рухнул на кровать. Любое резкое движение болью отдавалось в голове.

– Ладно, – вздохнул купец. – Лежи уж, коль приперся. А где Василиса?

– Я здесь, – раздался голос за спиной купца.

Садко обернулся. Василиса держала в руках черный плащ, расшитый золотом.

– Не его ли ищешь, батюшка?

– Его, – кивнул Садко, выхватив плащ из рук дочери. – Тороплюсь, с посадником встреча в полдень. – И он быстрым шагом вышел из комнаты.

Как только стук сапог стих, Василиса юркнула в постель к Миляте и нежно поцеловала его. Кровь из разорванной губы оказалась на устах девушки. Подмигнув, Василиса смахнула ее указательным пальцем и облизала его, дразня юношу. Милята тяжело вздохнул, понимая, что ему лучше поменьше двигаться. Веселый девичий смех затопил комнату, разгоняя грусть и печаль.

Миляте не нравился дом купца Садко. Хоть он и был велик, богато украшен, да только уж больно мрачно и неуютно жилось в нем. В доме всегда царил полумрак и уныние, а сам купец и его жена чаще всего находились в дурном настроении, много злились и ругались попусту. Лишь Василиса своим весельем и задором давала понять, что тут все же есть жизнь.

– Болит? – Василиса прикоснулась кончиками пальцев к опухшему глазу Миляты.

– Долго я лежал в беспамятстве?

– Панок с Огафоном тебя приволокли к нам в терем еще до захода. Ты пролежал всю ночь, а сейчас уже к полудню.

– Загородцы победили, – вздохнул Милята. – Два года Громовик был на нашей стороне! Я даже курицу принес в жертву перед боем. Все без толку!

– Где ж ты курицу взял? – хмыкнула Василиса, проигнорировав стенания юноши по поводу поражения в кулачном бою.

– Да у вас и увел со двора, – смущаясь, признался Милята.

Василиса залилась хохотом пуще прежнего.

– А Захарья сегодня утром весь двор обыскала. Как кур посчитала, так сама не своя. Значит, ты ее увел.

– Чтоб тебя леший забрал! А я утром в стайку – глядь, а там одной курочки не хватает! Бросилась по всему двору, значит, ее искать, а это твой жених, Василиса, утащил! Не был бы ты как пес побитый, не посмотрела бы и отходила тебя кочергой по хребту! – В дверях появилась грузная Захарья, одетая в рабочее платье и с косынкой на голове.

– Захарья, а ты что тут делаешь у двери? Подслушиваешь? – Василиса прищурилась.

– Отец ваш приказание отдал, когда со двора уходил, – склонив голову, ответила та. – Говорит, проследи, чтобы дети там не баловали. Не могла ослушаться.

– Ладно, – отмахнулась Василиса. – Ты только дверку закрой, а то смущаешь нас.

– Смущаю, как же! Вы уж меня простите, но где это видано, чтобы девица в постели с юношей лежала!

Василиса вздохнула, но нехотя встала с постели, легким движением поправила свои русые волосы, заплетенные в косу и перевязанные лентой, и грозно взглянула на Захарью.

– Вот превращу тебя в жабу, будешь знать!

Та побледнела и, всплеснув руками, попятилась назад.

– Ты уж не гневайся на меня, хозяйка, отец твой приказал. Не могу его ослушаться, – вмиг став покладистой, пробормотала холопка.

– Вот иди и ухом своим за дверью слушай, а сюда не суйся!

Захарья поклонилась и затворила за собой дверь. А Василиса повернулась к Миляте, одарив того широкой улыбкой. Местные бабы судачили, что Василиса – колдунья. Дескать, кто-то видел, что она ночью голая подходила к печи, что-то говорила, а после, взяв метлу, летала по комнате. Василиса и сама активно поддерживала эту историю, подливая масла в огонь подобными заявлениями. Милята же относился к ним как к дурачеству.

– Теперь нас подслушивают, милый, – прильнув к уху юноши, прошептала Василиса. Ее теплое приятное дыхание отдавалось негой по всему телу Миляты. – Веди себя благочестиво.

– Я и так благочестив, – пробурчал он в ответ, краснея.

Василиса взъерошила его спутанные волосы и подмигнула.

– У меня есть для тебя работенка, – вновь прошептала она.

Отец особо не допускал дочь к серебру, предпочитая самостоятельно покупать ей то, что считал нужным, но Василису это совершенно не устраивало, а потому она решила превратить сказки, которые ходили вокруг нее, в быль. И постепенно люди начали обращаться к ней за помощью. Особенно часто приходили те, кто страдал от различной нежити. Кто-то дом купил, и старый домовой новым хозяевам житья не давал. Кому черти посевы портили. И все они шли к Василисе за решением проблем. Так она и познакомилась с Милятой, который брался за любую работу. Он был силен и хорош собой, и когда пришел наниматься к купеческой дочке, та вмиг согласилась. Только было одно непреложное условие: Василиса не должна была присутствовать при работе Миляты и видеть то, что ей видеть не положено.

«Ты, верно, сам колдун, раз видишь нежить», – часто повторяла она.

На что юноша всегда отвечал отрицательно, но секретов своих не выдавал.

– Куда я пойду в таком виде? – развел руками Милята.

– А я утром ходила к знахарке, что живет рядом с домом Грима Однорукого. – С этими словами Василиса достала пару склянок из небольшого мешочка, закрепленного на поясе. – Тут мазь и вот еще снадобье. Пей его по пять капель два раза в день – и через три дня поправишься. А мазь наложи на раны и синяки.

Милята открыл бутылек со странной жидкостью и тут же закупорил обратно. Запах был просто ужасный.

– Что там?

– А я откуда знаю? Пей! – строго приказала Василиса. – Полгривны отдала за все.

– С ума сошла, – присвистнул Милята.

– Пей!

Милята вздохнул, но все же подчинился приказу, глотнув из бутылька и с трудом удержав жидкость в себе. Она не только дурно пахла, но и была омерзительной на вкус.

– Так-то. – Улыбка вернулась на лицо Василисы, сделав его еще прекрасней. – А теперь слушай внимательно. – И она вновь перешла на шепот: – У Ильмень-озера, со стороны Перыни, есть село Ракомо. Местных жителей русалки донимать стали. Уж мочи, говорят, нет: людей, кто к воде подойдет, сразу на глубину тащат. Ни рыбы наловить, ни белье постирать. Деревня та богатая, серебром готова заплатить. Половина тебе, как обычно. Детали тут.

Василиса сунула в руку юноши сверток бересты. Он быстро прочел и спрятал в карман.

– Все понял. Если эта дрянь от знахарки поможет, то займусь.

– Вот и славно, – промолвила Василиса, одарив возлюбленного долгим поцелуем. – А теперь спи, силы тебе понадобятся.

Купеческая дочка вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Проводив ее взглядом, Милята вскоре провалился в глубокий сон.