Сказки Подреберья

А дальше вы догадались, наверно, сами:

Рудольф – в переводе

попросту

«рыжий волк».

СТРАШНО, МОЙ ЮНЫЙ ДРУГ?

Делать нам нечего. Светят звёзды. Хочешь сыграть в игру или послушаешь сказку просто? Ладно, мой юный друг.

…Где-то за тридевять перекрёстков, там, где не знали зла, вся в кружевах и искрящих блёстках, девочка шла и шла. Девочка в сланцах и платье ярком, с сушкой, куда же без. Воздух ложился на плечи жарко, тихо шептался лес. Девочка шла по лесной дороге, сушек несла пакет. Краем легко щекотал ей ноги плащик малине в цвет. Девочка в сланцах и ярком платье, плащик – акрил и шерсть, шла то ли к бабушке, то ли к братьям через дремучий лес…

Слышал уже, говоришь, об этом? Тише, мой юный друг. Звёзды, конечно, ещё всё светят, ближе садись к костру.

Было, наверно, начало лета, как и сейчас, гляди. Девочка – плащик смешного цвета, бусики на груди, кружево, солнце, мечты и блёстки, – шла по тропе одна. Там, где с речушкой сошёлся мостик (в речке не видно дна), девочка встретила волчью стаю… Не испугалась, нет. Только шагнула поближе к краю, крепче держа пакет. Сушки волкам ни к чему, конечно, что тут ни говори. В тёмном лесу просыпался вечер, сизый туман парил.

Девочка в сланцах и платье ярком цвета лесной травы шла то ли к бабушке, то ли к братьям – да не дошла, увы. Сколько осталось до их порога, это вопрос пустой. Волчий вожак ей уткнулся в ноги серою головой, и изменилась единым разом вся её жизнь, смотри… Вот она тянется к волку сразу – что-то поёт

внутри. Вот осторожно рукой дрожащей гладит пушистый лоб. Вот без оглядки уходит в чащу – мимо привычных троп.

В термосе стынет какао сладко, время уже к утру. Девочка эта – моя прабабка. Страшно, мой юный друг?

Бойся, не бойся… Оно не важно. Смелый ты, говорят. Видишь, как звёздами в этой чаще волчьи глаза горят? Видишь, как звери подходят ближе, тесно смыкая круг? Это игра: полюбить и выжить. Хочешь сыграть в игру?

Волк обернулся не принцем, что ты, просто другим собой: жадным до ласки и до охоты, верной её судьбой, парнем с глазами острей кинжала, с сердцем цветов нежней. Девочка с волком навек осталась, волк навсегда был с ней. Так мне потом рассказала мама (ей рассказала мать): звери не знают в любви обмана, если уж выбирать – то навсегда выбирать и только… Спаяны две души.

Видишь, из леса выходят волки. Страшно тебе, скажи?

Я попрошу их остаться в чаще, не подходить к костру. Губы твои всех на свете слаще. Страшно, мой юный друг?

Волки навек выбирают пару, силой тут не возьмёшь. Если ты скажешь, я просто встану – и убегу под дождь.

Я попрошу нашу стаю скрыться, трогать тебя не сметь…

Хочешь остаться в лесу с волчицей?

Ну, юный друг, ответь.

ЛЕСНАЯ НИМФА

Я знаю это, как знают правду, что вбита в кожу и в кровь влита: когда предснежным хрустящим ядом придут осенние холода, сожмут мне рёбра и сдавят сердце, мороз мешая с моей слюной, тогда ничем не смогу согреться (никто не сможет согреться мной). Я таю снегом на тёплых пальцах и стыну льдами в кругу огня:

ко мне – дикарке! – не подобраться…

Ну, приручи, приручи меня!

Я прячусь в листьях плакучей ивы, в зелёных кронах простых берёз, и не кажусь на глаза счастливым (не доверяю не знавшим слёз). Ворую звёзды у небосвода и прячу волку-соседу в мех. Лесная нимфа, дитя природы, мне место в сказках, да не во всех, а в самых грустных и безнадёжных – и непременно с плохим концом.

Тебе, наверное, будет сложно

наутро вспомнить моё лицо.

Тебе, похоже, совсем несладко, раз ты решился ко мне прийти, остаться на ночь в тени распадка, где даже звёздам нельзя светить, и улыбаться в мои ключицы, и целоваться до вспухших губ, и на рассвете со мной проститься… А отпустить тебя я смогу? Смогу, конечно, и дам в дорогу звезды осколки, пыльцу цветов.

Взамен прошу я не так уж много.

Скажи мне, славный, а ты готов?

Расслабься, тише, мне мало надо: возьму лишь то, что решишь отдать. Когда предснежным звенящим ядом придут осенние холода, сжимая глотку животным страхом и волчьим воем при свете дня, я, завернувшись в твою рубаху, прошу: не вздумай забыть меня. Иначе в листьях плакучей ивы, в берёзках будет лишь тишь да гладь…

Я не кажусь на глаза счастливым –

им слишком просто меня предать.

Тогда застынет лихое сердце, исчезнет тенью среди трясин… Мне только памятью можно греться, а ты нашёлся такой один, кто не боялся смотреть сквозь слёзы, касаться пальцами позвонков… Забудешь нимфу – она замёрзнет, дитя природы, осколок льдов, семью ветрами без звука станет, растает снегом, застынет в лёд.

…Всё очень просто, поверь мне, славный:

забудешь нимфу – она умрёт.

ОТКУДА И КТО ТЫ ЕСТЬ

Д. Р.

У Дикой Охоты – свод непреложных правил: нельзя отставать, не то в темноте оставят, нельзя вспоминать, откуда и кто ты есть.

Пусть в небе морозном каждый друг другу равен, но тех, что под нами, гоним мы их и давим, не смей заступаться – быстро собьётся спесь!

Была среди нас такая – из тех, кто против. Тебя подобрали, кстати, на той Охоте… Ты славной малышкой, честно скажу, была!

Почти как она, но младше и голос звонче, совсем не боялась наших-то диких гончих, стояла в пороге – тонкая как стрела.

Тебя подхватил наш Ловчий, оскалясь дико, но он не дождался дрожи, испуга, криков, ты просто смотрела через его плечо.

Она подошла: румянец как костяника, луна приласкала латы округлым бликом – и тени взметнулись вслед за её мечом.

– Оставь её, Ловчий, – хрипло и без сомнений. И вслед за мечом, ты помнишь, взметнулись тени… Она была быстрой, так же как ты быстра,

но это неважно, ведь главный закон священен: предателя – в снег, предателя – на колени и голову с плеч.

Погибла твоя сестра.

А Ловчим был я. Чего уж тут, в самом деле. Седлаем коней, под нами ревут метели, конец октября – пора загонять и жечь!

Скакать между звёзд без удержу и без цели, чтоб смертные в страхе падали и хрипели…

Она промолчит, рывком обнажая меч.