Девочка с самокатом

Выскользнув из машины, она вытаскивает самокат и сумку с вещами.

Лилит кивает на самокат:

– Этого парня – в гараж, ко всем остальным средствам передвижения. – Но, увидев лицо Эмбер, тут же смягчается: – Ладно, можешь забрать его с собой, если хочешь.

Эмбер хочет.

– Спасибо.

Плечи в белой рубашке чуть взлетают и тут же опускаются. Благодарность принята, но заострять на этом внимание Лилит не собирается.

– Только в постель его с собой не клади, – улыбается она, и из раскрытого окна раздаётся смешок.

Эмбер вскидывает голову, чтобы увидеть смуглокожего парня в белой футболке, испачканной на груди чем-то тёмным, похожим на копоть или машинное масло. У него длинное лицо с длинным же носом, взъерошенные чёрные волосы и тёмные глаза, похожие на гладкие камешки, блестящие после дождя, только теплее. Он широко улыбается, и на щеках у него играют глубокие ямочки.

Лилит кивает ему.

– Калани.

– Привет, – отвечает парень и на мгновение пропадает из рамы окна, чтобы тут же вернуться.

Возвращается он не один. Калани, если его так зовут, подсаживает на подоконник худенького мальчишку с отросшими ниже ушей волосами и россыпью тёмных веснушек на курносом носу. Волосы у мальчишки такого же цвета, как у Лилит, только без седины, и сам он выглядит её уменьшенной копией.

– Давид. – Она улыбается, подходя к окну и протягивая руки навстречу. Мальчишка со смехом цепляется за них, перегибаясь через подоконник так сильно, что рискует вывалиться наружу.

Калани придерживает его за ремень. Эмбер ловит на себе его изучающий взгляд и непроизвольно одёргивает футболку.

Собственные пальцы с коротко остриженными ногтями, вцепившиеся в выгоревшую серую ткань, здесь и сейчас кажутся ей самым притягательным зрелищем на свете. Хотя бы потому, что отвести от них глаза Эмбер просто не в состоянии. Она понимает, что, собираясь уехать с Лилит, как-то не подумала ни о новых людях, ни о знакомстве с ними, ни о том, что у неё вряд ли получится просто замотаться в кокон своего одиночества и жить так, чтобы никто с ней не соприкасался.

С другой стороны, думает Эмбер, ей уже надоело жить так, чтобы с ней никто не соприкасался. Ей уже надоело жить в одиночестве, общаясь только с Хавьером.

Не в обиду Хавьеру, конечно же.

Она поднимает глаза и ловит одобряющую улыбку Калани.

– Это Эмбер, – говорит Лилит, вспомнив о её существовании, но всё ещё не отрываясь от сына, – твоя новая конкурентка. Эмбер, – она разворачивается, – это Калани. Возможно, самый милый парень на свете.

– Ну, во всяком случае, из тех, что остались в живых. – Калани пожимает плечами.

Ямочки на его щеках становятся глубже, и Эмбер не уверена, но ей кажется, что будь его бронзовая кожа немного светлее, её бы залило румянцем.

– Привет, – говорит она и, подхватив свои вещи, делает несколько шагов к крыльцу.

Лилит, спохватившись, отпускает руки Давида и обгоняет её.

– Я покажу тебе твою комнату.

Как ни крути, это звучит замечательно.

Это звучит замечательно и выглядит замечательно тоже, хотя, возможно, кто-то захотел бы поспорить. Эмбер следует за Лилит по длинным коридорам, не зная, что рассматривать в первую очередь: вышарканные панели из красного дерева, трещины на стенах над ними, причудливые пыльные люстры или красные квадратики на полу. Она вбирает в себя всё и сразу, запоминает и то, и другое, внутренне задерживает дыхание, когда приходится проходить мимо дверей. За каждой дверью – чья-то жизнь, чья-то история. Или, точнее, если учесть, что она идёт по зданию бывшей гостиницы, за каждой дверью, скорее всего, целые сотни всевозможных историй.

Включая истории тех, кто живёт здесь сейчас.

– Здесь живёт Роджер, – объясняет Лилит, – он появился тут самым первым, так что и амбиции у него соответствующие. Неподалёку Калани. Обычно никто не хочет селиться на первом этаже, но Калани, наоборот, нравится быть поближе к местам, где все собираются: гостиной, столовой и гаражу… Здесь, – говорит Лилит, когда они, поднявшись по лестнице, сворачивают в очередной коридор, – комнаты Лиссы и Вика…

Эмбер почти не удивляется, когда дверь открывается – резко и быстро, почти врезаясь ей в лоб.

Она, конечно, успевает отскочить. У неё даже получается не уронить ни самокат, ни сумки, но это всё равно ничего не значит, потому что за дверью стоит тот, кого она совершенно точно не хотела бы видеть (пусть и знала, что они неминуемо встретятся).

Из-под спадающих на лоб светлых кудряшек Вик смотрит на неё своими огромными голубыми глазами, и на мгновение Эмбер кажется, что она никуда не уезжала из Городка, но потом она различает в его взгляде удивление и недовольство. Недовольство, впрочем, она могла увидеть и дома, но там Вик ни за что на свете не удивился бы, встретив её на улице, или за школой, или у магазина…

– Ты? – выплёвывает он, вздёргивая брови.

Лилит он пока что не замечает. Эмбер не находит ничего умнее, чем просто ответить:

– Я.

Внутри неё закручивается клубок из обиды и злобы. Коктейль, замешанный на обращённом к себе «ты же знала, что он будет здесь, так что нечего теперь удивляться» и бесконечном «не хочу, не хочу, не хочу». Эмбер снова чувствует себя беспомощной девочкой, которая из окна своей комнаты смотрит на то, как её вещи всем городом растаскивают в разные стороны.

Эмбер снова чувствует себя беспомощной девочкой, которая приходит в раздолбанное подобие школы и видит, как её лучший друг обнимается с одноклассницей, одетой в её красный свитер и её же жёлтую куртку.

Она заново вспоминает и холодное «Что-то не так?», и последовавшее за ним ледяное молчание, и то, как это больно – терять лучшего друга, и то, как ещё больнее другое – что лучший друг может быть таким мудаком, когда на вашей дружбе ставится крест. А ещё то, как это больно, когда на вашей дружбе ставится крест из-за улыбчивой одноклассницы, одетой в твои свитер и куртку, и когда лучший друг выбирает обниматься, а не попросить вернуть тебе твои вещи.

Самое смешное, что на новую одежду можно заработать, всего лишь несколько месяцев вкалывая без выходных, а вот на нового лучшего друга…

– Добрый день, я Лилит, одна из организаторов гонок. – Одной рукой взявшись за дверную ручку, другую Лилит протягивает Вику. – Мы, кажется, ещё незнакомы.

Он отрицательно трясёт головой, невольно отвлекаясь от Эмбер.

– Вик…

Лилит продолжает:

– Я знаю, кто ты. Собственно, я ехала за тобой. Меня успели опередить, но я в любом случае не из тех, кто возвращается с пустыми руками. – Её голос становится жёстким, а губы сжимаются в тонкую линию, и по этим губам можно прочитать, что Лилит не потерпит здесь беспорядков. – Нам нужно идти. – Она кивает Вику, снова становясь похожей на королеву, и Вик растерянно кивает в ответ.

Эмбер неловко обходит дверь, ударяясь о неё рулём самоката.

– Милая футболка, – презрительно бросает Вик в спину.

Она не оборачивается и не реагирует. Она уж тем более не объясняет, что предыдущего владельца этой футболки сожрали зомби, и, конечно, даже не думает о том, что, возможно, ей было бы легче, раздели она его участь.

Когда Лилит наконец-то подводит её к нужной двери, Эмбер чувствует себя совершенно разбитой. Она почти не слышит ни радушного «чувствуй себя как дома», ни встревоженного «располагайся, увидимся за ужином», ни «вот только скандалов мне здесь не хватало». Прийти в себя получается только тогда, когда Лилит выходит из комнаты, оставляя её наедине с собственными мыслями и светом заходящего солнца, заливающим помещение.

Поставив сумку на пол, Эмбер несколько секунд смотрит по сторонам, а потом, с размаху опустившись на заправленную синим пледом кровать, обхватывает голову руками и отчаянно пытается успокоиться.

– 4-

Об ужине объявляют по громкой связи, и Эмбер вздрагивает от неожиданности.