Розы Эдема

11. Возвращение

Ортан проснулся до того, как сработало дождевое заклинание. Он инстинктивно скатился с кровати, чтобы избежать ледяного потока, но затем сообразил, что это не только способ пробуждения, но и единственный шанс помыться. Сегодня это было необходимо – за ночь он серьёзно вспотел, а молодая кожа на ранах невыносимо зудела.

Ему снилась Ильдара в кошмарном смысле. Она решила покрыть себя розовой чешуёй и зловеще хохотать, пока Ортан со снологической скоростью (то медленной, то резкой, то обратной) превращался в бракованного гомункула. Она росла, окружая его своим чёрным платьем-бездной, а он не мог сдвинуться с места, несмотря на все усилия. Не нужно было быть онейроманткой, как его тётя, чтобы понять смысл этого сна: страх, беспомощность, проекции.

Ортан сел на краю кровати, уставившись в серую стену. Он мысленно переживал события вчерашнего дня, пока не пришли гомункулы. Завтрак остался нетронутым – желудок Ортана был в таком же смятении, как и его мысли. Всё равно время и температура не могли испортить эту «еду».

Другие, вероятно, тоже мучились кошмарами. Воздух в коридорах сгустился в предвкушении и стал горьким от всеобщего страха. Каждый отдалённый шаг заставлял мужчин вздрагивать. Все ждали её и её невидимый биохлыст.

Но она не пришла.

Вместо неё появилась Тулила. Под её жилеткой виднелись следы ускоренного исцеления, похожие на морозные узоры на стекле. Она расплатилась за скорость заживления своей красотой на несколько недель вперёд. Узоры не уродовали её (особенно в своём значении), но напоминали, что даже высшие не неуязвимы.

В её движениях появилась сдержанность, будто тело помнило недавнюю боль. Всё это говорило (нет, кричало) о том, что её «недомогание» было серьёзнее простого кашля. «Чёрная кровь…» – непроизвольно возник в голове Ортана голос тёти. Её тон всегда менялся, как сейчас, когда она говорила о том, чего не одобряла. – «Они фактически монополисты в разработке проклятий. У них семьдесят восемь процентов патентов, что даёт им тринадцать процентов контроля над всем рынком заклинаний».

Но взгляд Тулилы оставался живым, даже бодрее обычного. Класс безмолвствовал.

– Что, девочки, соскучились? – её голос звучал хриплее, но в нём чувствовалась прежняя язвительность. Она посмотрела на притихших мужчин, и её искусственный глаз пожелтел и мягко щёлкнул, фокусируясь. – К моему великому фальшивому сожалению, теперь мне самой придётся заменять Ильдару. У неё оказалось слабым… буквально всё. Придётся вернуть ей её же доброту, так сказать. – Уголок её губ дрогнул в чём-то среднем между улыбкой и оскалом. – Так что, за дело! Мне нужно столько всего рассказать, а вам – столько всего пропустить мимо ушей. У нас всего одна лекция и пол-практики.

Она распахнула дверь, и в шуршании захода в класс поднялся невидимый, но осязаемый ментальный всплеск радости. Мужчины молча ликовали. Витл, обычно ютившийся на задних рядах, сел рядом с Ортаном, что не избежало внимания и, следовательно, комментария учительницы.

– О, – сказала Тулила, подняв бровь и следя за этим манёвром. – Перегруппировка сил. Интересно, Витл. Надеюсь, ты понимаешь, что если твои ответы теперь станут столь же осмысленными, как у Ортана, у меня возникнут серьёзные подозрения? – она махнула половиной своих рук. – Ладно, хотя бы правильная информация лишний раз в твою голову просочится.

Витл кивнул с такой излишней старательностью, что его голова дёрнулась. На последовавшем тесте он «ответил» ровно на половину вопросов – очевидно, чтобы отвести подозрения. Ровно на половину.

Ортан не стал ждать гомункулов и поспешил в свою келью, специально запомнив дорогу накануне. Подходя, он уловил жаркий, хлебно-мясной запах, а войдя внутрь, обнаружил Эш с загадочным пакетом в руках. Дальнейшее он запомнил смутно, но вернулся в реальность с разорванным пакетом в своих руках и теплым удовлетворением в животе. Эш стояла с поднятыми в жесте примирения руками.

– Вот это ты оголодал, Орт…ан. Или это ваша северная традиция употребления пищи? Вроде польстить великим энтузиазмом Изобилие?

– Спасибо, – сказал Ортан, вытирая пожирневшие губы. – Точно не уверен, что произошло, но мне стоило бы спросить, мне ли эта еда.

– Не стала бы я приносить её сюда, только чтобы съесть у тебя на глазах. Решила, что тебе нужно подкрепиться, – заявила Эш, её лицо озарила застенчивая улыбка, которая тут же перестроилась в озорную. – Хотя наказание неплохое. Научишь меня плохому, и я… Но нет, как я поняла, стоять между тобой и хорошей едой – ужасная идея.

– Постой, откуда ты взяла еду? – вдруг спохватился Ортан.

– Уж точно не из кухни. Модели там работают те же, что и в коридорах. Я ведь наёмная работница, могу уходить отсюда. Просто не было смысла. А теперь появился смысл отплатить своему учителю, – Эш снова засмущалась. – Если хочешь, могу приносить тебе еду хоть каждый день. Кроме последнего дня месяца, там у меня весь день занят отчётами. Или если ещё какая-нибудь ерунда случится.

Ортан посмотрел на беспощадно разорванный и всё ещё душистый пакет в своих руках. Его мир, ещё вчера состоявший из серой апатии и боли, теперь трещал по швам. И сквозь трещины прорастало что-то новое. Что-то опасное. И прекрасное. Он уже хотел что-то сказать, хоть капельку отразить своё состояние, но его прервал Витл, показавшись в дверном проёме.

– Что тут делают люди, если им не нужно ходить за тупым громилой? – начал он, но, заметив Эш, почти вернул своё тело обратно, удержавшись, только вцепившись в дверной косяк двумя руками. – О, вас тут двое? Тогда надо было закрываться.

– Мы здесь занимаемся магией! – гордо объяснила Эш, уперев руки в боки.

– Хотел бы я позаниматься «магией» с кем-нибудь… – завистливо проговорил Витл.

– Так у тебя же есть Тулила для этого, – удивилась Эш. – И для всего вашего класса.

Наблюдая за тем, как эти двое говорят на разных языках, лишь изредка случайно совпадающих в некоторых местах, как от дикой мысли исказилось лицо Витла, и вообще от жизни в сегодняшнем дне, полном облегчения и настоящей еды, Ортан не смог сдержать смех.

– Если тебе нечего делать, то можешь присоединиться к нам и послушать Ортана, – Эш прищурилась, пытаясь разгадать этих странных мужчин. – Мне даже жаль, что его лекции тратятся на одну меня.

Витл кивнул и вошёл в комнату, встав ко всему вплотную.

– Приятно пахнет, – вставил Витл. – У тебя и сундук есть!

– Для нас троих здесь мало места, – сказал Ортан, прекратив веселиться.

– Даже для двоих, – вставил Витл.

– В коридоре заниматься не вариант, – задумалась Эш, и её лицо озарила идея. – Может, пойдём в архив? Там места много.

– У нас в школе есть архив? – вставил Витл.

– Серьёзно, Эш? – Ортан уже ожидал чего-то подобного, просто не знал, когда она это предложит. – Мы даже его дверь закрыть не можем.

– Тебя зовут Эш? А меня – Витл, – вставил Витл.

– Очень приятно, Витл. А здесь мы тоже не можем, – ответила Эш обоим.

– Я мог бы посмотреть этот замок, я ведь сын заводного механика, – вставил Витл.

– Здесь мы хотя бы в своём праве быть здесь, – возразил Ортан.

– На самом деле, я уверен, что право быть здесь есть только у тебя, Ортан, – вставил Витл.

– Если мы найдём способ закрыть дверь архива, то даже сможем попробовать попрактиковать вашу магию, – настаивала Эш. Она посмотрела на Ортана своими большими, умоляющими глазами.

– Ладно, ночью попробуем, – уступил Ортан. Против таких подлых приёмов он оказался бессилен.

– Ночью? В закрытое помещение? Для «магии»? А я точно не буду лишним? – вставил Витл.

12. Жизнь

Витл сумел вытащить дверь архива из проёма, используя маготмычку. Он возился, ворчал, потел, но в конце концов железная плита, недовольно скрипя, поддалась. Чтобы закрыть её, он заклинил несколько щеколд кусками металла и щепками, найденными в том же помещении. Теперь архив можно было не только открыть, но и закрыть – примитивно, но эффективно.

Сначала они просто сидели на полу в темноте, но Эш привела стайку световых линий со склада, и под синим светом пыльная коморка ожила. Втроём они разобрали несколько гнилых стеллажей и кое-как сколотили из них крайне уродливые столы и стулья. Мебель угрожала развалиться в любой момент и выглядела мебельным аналогом бракованного гомункула, но была лучше холодного пола здесь. К тому же она была, хоть и с недолгой, но историей. Их историей.

В архиве они обнаружили странную аномалию: там словно заполнял пространство пузырь ускоренного времени. Или же остальная школа пребывала в замедлении. Здесь они разговаривали, тренировались, смеялись, и время словно теряло хватку, наблюдая за ними.

И однажды на лекции по эфиродинамике Ортан, слушая собственное объяснение, вдруг увидел эфир. Он всегда его видел – вибрации, колебания, движения в краях зрения, словно невидимое масло текло под покрывалом воздуха. Но только сейчас осознал, что это он и есть. Как будто смотрел на платье матери и внезапно разглядел, что узорчатые паттерны образуют чёткие изображения цветов – нужно было лишь правильно сфокусировать взгляд. Не увидел новое, но узнал старое.

Ортану показалось, что эфир течёт под стул Витла, и эфир согласился. Стул оторвался от пола, закружился, и ошарашенный Витл свалился с него на пол. Ударившись, он застонал, а затем посмотрел на Ортана с восхищением, почти детским.

– Это ты что ли, Ортан? – прошептал он. – Так ты, наконец, начал контролировать свой дар? Вот как выглядит настоящая мужская магия! Я даже пылинки с трудом передвигаю. И у меня всегда ощущение, что это просто от того, что я руками машу.

Эш вскрикнула от радости, забыв о том, что они в запретном месте ночью, и бросилась на шею Ортана, позабыв и о Витле.

После того, как Ортан ощутил контроль над своей магией, ему стало значительно легче объяснять её. Под его руководством Витл смог толкать волей стул по комнате. Конечно, с натугой, с пассами руками, тратящими больше энергии, чем сами магические толчки, но он смог. После этого Витл настаивал, что любое перемещение вещей в архиве должно быть делом его магии, что надолго увеличивало время простых действий.

Эш тоже пробовала колдовать, но у неё ничего не получилось. Ортан хотел её поддержать, но не знал, какими словами. И Эш снова пришла ему на помощь.

– Стоило попробовать. Вдруг никто даже не пытался? – она улыбнулась, но в уголках её глаз образовались тени. – Может, и к лучшему, что у меня нет магии? Стану идеальным контрольным образцом в экспериментах. А их у меня будет много.

Но в жизни Ортана ничто не могло быть слишком гладко так долго. Однажды Ярон и Самар преградили им путь.

– Что-то ты стал забывать старых друзей, Витли, – Ярон нарочито пристально осмотрел Витла. – И куда ты теряешься после учёбы?

– Мы бы тоже, будь у нас девка, пытались проводить досуг ото всех подальше, – заметил Самар.

– Может, снова объединимся, Витли, – Ярон добавил сладости в голос, что явно ему не пошло. – Готовы принять вместе с этой зазаркой. Но вот от жирохода придётся избавиться, – Ярон задумчиво осмотрел Ортана, словно приценивался к уцененному товару в магазине.

Витл ответил. Он толкнул Самара магией, и тот от неожиданности упал.

– А Ярона бы ты так не посмел! – с обидой выкрикнул Самар.

По виду Витла было ясно, что Самар тоже попал в него. Он побаивался огромного Ярона и не стал бы его трогать ни рукой, ни магией. А вот Ортан стал бы. Ярон отлетел на пару шагов, но не потерял равновесие и лишь припал на колено.

– Да я вас щас! – заревел он. – Усилитель! Усилитель! Меня! Вы! – ярость лишила его способности связно говорить. Его мускулы вздулись буграми, но подниматься он не спешил, лишь судорожно дёргался.

– Успокойся, Ярон, – произнёс Ортан. – Через пару мгновений я отпущу тебя, и лучше не пытайся нас найти. Займись своими делами.

Витл, Эш и Ортан скрылись за углом, оставив позади мрачный взгляд Самара и разъярённые глаза Ярона.

– Это проблема, которую придётся решать, или она решит нас, – прошептала Эш.

Ортан не ответил, потому что ему нечем было дополнить слова подруги.

В другой раз, в редкий случай, когда Ортан щёл один, он увидел её. Ильдара вышла из бокового коридора, затянутая в закрытое платье, скрывавшее фигуру до шеи, которое не оставляло никаких намёков на её привычное декольте. Но главным была её походка – обычно уверенная и резкая, теперь она была неровной. Чёрнокровка держалась за изящную левитирующую ручку в форме чёрного черепа хладосерда с изумрудами в глазницах, принимающую на себя часть её веса. Их взгляды встретились, и сталь её глаз пронзила Ортана чистейшей, неразбавленной ненавистью.

«Кто-то получил так ею любимую порцию «дисциплины и боли»», – эта мысль заставила Ортана улыбнуться, но только когда он скрыл лицо от Ильдары.

Архив постепенно превратился из тайного места встреч в подобие дома. В ночной тишине, нарушаемой лишь шёпотом и скрипом самодельной мебели, начали всплывать истории, которые раньше никто не решался рассказать.

Витл перестал прятаться за шутками. Ортан узнал, что отец Витла работал заводным механиком в ветроходах, а мать – инженером, работавшим над эфирными двигателями закрытого цикла для астралётов. Когда у Витла проявились способности, родители спрятали его (слишком уж нежелательна была магия в семье инженеров). Но орбитальные очи всё видят, в том числе его «странное отсутствие», и вскоре его «пригласили» в школу. Так, по словам Витла, и началась его «блестящая» карьера мага.

Эш рассказала, что их с братом-близнецом отправили сюда по программе «обмена странными феноменами» между странами. «Мы были настоящим чудом», – заявила она с гордостью, словно это был их выбор родиться в такой конфигурации. «Женщина без магии и мужчина-маг из одного чрева».

Брата с ней не было, а при его упоминании голос Эш всегда немного опускался, будто под тяжестью смысла слов. Ортан не задавал вопросов, чувствуя, что это может нарушить хрупкое равновесие её улыбки.

Когда очередь признаваться в прошлом дошла до него, Ортан рассказал о своей работе мусорщиком, о предвысшей тёте и её безумии, и о той трагедии, что притащила его в Шрам. Витл не поверил в министерскую часть, а Эш сказала, что это звучит как начало древнего мифа.

Таут иногда заглядывал в архив, когда Эш не успевала пристроить его на ночь. Однажды он повернулся к Ортану, который жонглировал бумажными комками без рук. Ортан подошел ближе, чтобы Тауту было лучше видно, но душелишённый скользнул пустым взглядом дальше, вероятно, следил за каким-нибудь насекомым на стене.

Жизнь в их маленьком убежище текла быстро. Но иногда реальность школы настигала их. Однажды Тулила раздала классу угощения – маленькие шарики, которые меняли текстуру и вкус по желанию. Почти все мужчины превратили их в сочное мясо, и комната наполнилась довольным чавканьем. Тулила объяснила, что это в честь Дня Объединений.

Её доброта, однако, имела двойное дно, (не)ловко замаскированное запахом и видом еды (но мужчинам хватило). День Объединений означал дикое, спазматическое приближение экзаменов, которые проверит не она, а Канцелярия.

– Это будет особый тест, – объявила Тулила, небрежно рассматривая свои ногти. – Они используют особую магию, поэтому я не смогу… Вы поняли. Помочь вам с ответами в интенсивном режиме, минуя ваши руки и головы. Для чистоты процесса вам нужно будет сдать кровь для особых чернил. Придется вам самим напрячь свои мыслительные органы, и лучше бы вы их напрягли посильнее, – она пронзительно посмотрела на Ортана, словно намекая остальным на него. – Потому что тупые вы, а накажут за вашу тупость меня. Моя злость на вас за это создаст нежелательную динамику в нашем коллективе, девчата. И не только… – голос Тулилы стал задумчивым, словно она до этого самого момента не решила, говорить ли следующие слова, но монолог шёл неукротимо, и она добавила: – Это также докажет эффективность разных моделей воспитания наших учительниц.

Наступила тишина с оттенком зловещего понимания. Даже Ярон, казалось, всё осознал (или это просто так тень легла на его лицо в перерыве между гримасами). Это была не просто проверка, а противостояние между методикой Тулилы и террором Ильдары. Их провал означал бы поражение Тулилы и победу её соперницы. Катастрофа, иными словами.

13. Учитель

Витл, чьи оценки выросли благодаря сидению рядом с Ортаном, стал связующим звеном между ним и остальным классом. Ортан догадывался, что такая отстранённость была не из-за внешности или знаний, а из-за Ярона. Все знали об их вражде, и последствий для Ортана не было видно. А в мужской иерархии это означало лишь одно: победу молчаливого гиганта. Из чего выходило, что Ярон мог отомстить любому, кто близок к Ортану, но не находился рядом с ним постоянно. Они не разбирались в истории создания заклинаний или колонизации Внешнего Контура, но собственную иерархию понимали интуитивно.

Поэтому неудивительно, что переговоры прошли через Витла, и вскоре он привёл большую часть класса в архив готовиться к этим большим экзаменам. Мужчины, которые раньше презирали его, теперь следовали за ним, потому что благодаря Ортану он указал им путь к выживанию.

Грон, почему-то присоединившийся к их группе (хотя Ортан считал его «полуяроном»), сразу уставился на Эш и облизнулся:

– Я слышал, здесь раздают награды за правильные ответы.

– Витл! – возмутилась Эш, уже изучившая мужской язык.

– Я точно обозначил, что это еда! – защитился Витл.

– Да я люблю слегка прикопченное мясо, – нагло заявил Грон.

Эш потянулась к чему-то на своём поясе.

– Уйди, Грон, – раздражённо сказал Ортан и указал ему на дверь. – Уж один дополнительный провал на экзаменах Тулила как-нибудь переживёт.

– Да шучу я, шучу, – Грон примирительно поднял руки. – Вернее, не шучу про мясо. Все же видели, что мой шарик стал копченым мяском. Я ведь с Сильтерра, городка у побережья. Там мы такое и едим.

Ортан стоял посреди архива, который теперь напоминал странную учебную аудиторию. Группа из мужчин и женщины собралась в кучу, сидя на ужасных во всех отношениях стульях или стоя. Эш-Файя сидела с блокнотом, готовая стенографировать. Витл сиял, нервно потирая руки, в предвкушении либо великого успеха, либо не менее великого провала.

Ортану нужно было объяснить им философию их магии – не только как двигать воздух или толкать предметы, а как мыслить в её терминах. Сложность заключалась в том, что язык, которым он привык думать, для остальных звучал как набор выдуманных слов, призванных их окончательно запутать.

– Хорошо, девочки, – начал Ортан, но тут же поперхнулся и поправился: – Хорошо, мужчины. Магия – это взаимодействие сложносоставных эфирных потоков, субструктур воли сознания и гиперструктур воли подсознания. Такая психоэнергетическая синергия для трансцендентальных процессов в биомагическом континууме, хех, – произнёс он, а в ответ увидел добросовестно внимательные, но пустые пары глаз. – Представьте, что эфир – это жир, – попытался он объяснить более доступным языком. – Он везде. Его можно греть, месить, резать ножом-волей. Тупой у большинства, но если точить и пихать его куда надо – режет ровно, – Ортан, видя лица своих учеников, впервые пожалел Тулилу. – А вот пуки… – решился он на такие слова в отчаянии. – Мы напрягаем задницу, чтобы их не пускать, так? Это воля… Так что сжатие этих мускулов… как заклинание… наше… а пуки… эфир… как бы… понимаете?

Великий провал. Кажется, он потерял даже Витла и Эш.

Но потом всё наладилось. Ортан посмотрел вглубь себя и нашёл, что питает его магию. «Живи» Вии. Но это была его личная, сокровенная формула. Он не мог скопировать её и раздать другим. Но мог помочь им найти их собственные «Живи».

И он это сделал. Каждому он нашёл свой собственный якорь, своё «Не сдамся», свой смысл.

Лун – болезненный, тихий, с потухшими глазами. Он боялся говорить вслух, чтобы не проявить ум и не стать мишенью. Ортан стал его якорем, живым примером того, что можно выстоять. Иногда Ортан нарочно ошибался на лекциях, и Лун тихо его поправлял. Так Лун сам начал поправляться.

Грон – грубый и боевитый, но до отчаянности старательный. В каждом его движении чувствовалось желание не просто крушить и ломать (хотя не без них), а попасть правильно. Он тренировался с остервенением. Ортан учил его направлять ярость в форму, а не в слепой разрушительный импульс.

Торб – неловкий металлический маг, который вылепил им устойчивую мебель (хоть тоже посредственной красоты). Для Карбо он сделал стул с шипами – «чтобы хоть что-то чувствовал», но Эш заставила переделать. Ортан учил его видеть цель, а не просто метаться в разные стороны.

Карбо – человек без боли. Не чувствовал ни тепла, ни ударов, ни мягкости постели (если бы она была мягкой). Он сидел на полу, потому что «всё равно». Эш заставила его сидеть на стуле, потому что «если не чувствуешь, это не значит, что не вредишь себе». Карбо просто пожал плечами, но с тех пор не садился на пол. Его безболезненность была одновременно его слабостью и щитом.

Гартан – седой, с выжженным ртом, мог только мычать, но делал это всегда в нужный момент. В нём было странное спокойствие, будто страх давно покинул его. Он не мог говорить, но его взгляд был красноречивее слов.

Крел – ничем не выделялся и просто следовал за толпой. И толпа, к его удивлению, привела его к знаниям.

Таут – просто был. Их живой талисман, их «удачное несчастье». Когда он находился рядом, магия, казалось, становилась ровнее и послушнее, словно эфир жалел его.

– Нам нужно тайное имя! – предложил однажды Витл, поймав момент всеобщего подъёма духа. – Например, «Мужские маги!»

– В чем смысл тайного имени, если оно всё раскрывает? – фыркнула Эш. – Это как назвать себя «Тайным клубом, собирающимся в архиве».

– «Клуб сжатой задницы!» – предложил кто-то из толпы, вызывая всеобщий приступ смеха.

– «Дикие розы», – неожиданно сказал Ортан.

– Что? – Витл вытаращил глаза. – Это… это же сильно по-девчачьи! Не в обиду Эш.

– Именно, – ответил Ортан. – Никто и не подумает предполагать группу угрюмых мужиков под таким именем. А главное… розы колются. А это то, что мы сейчас. Мы – то, что прорастает сквозь трещины в камне. Надеюсь, прямо.