Демоны, одетые в людей

– Ах, неужели? – саркастично удивился демон. – Коль ты с обвинением приехал, то я, так уж и быть, выслушаю. Единственное, попрошу быть чуть порасторопнее и без излишеств, я опаздываю на рандеву.

– Гронский Ян Юрьевич, по бесовскому Мотолу, – Мирослав повысил голос, – Вы обвиняетесь в раскрытии себя перед человеком! Из-за неосторожности при выполнении рабочих действий, Вы подвергли опасности общества земных ангелов и демонов!

Губы Гронского дрогнули в оскале.

– Боюсь, что ты спутал меня с каким-то другим демоном, друг мой! – промурлыкал он. – Уважая равновесие и законы земных, я денно и нощно действовал предусмотрительно и хирургически точно. Ты вздумал меня оклеветать?

– В январе 2023 года, ты заключал сделку с Алексеем Можаевым, в баре «CoolDay», где тебя и заметила девушка, видевшая все прелести процесса. Это ты называешь хирургической точностью и предусмотрительностью, да?

– В январе?! – глаза Гронского округлились. – Впрочем, я уже не удивляюсь вашему отношению к пунктуальности… В честь чего так поздно, Мирослав?

– Тем не менее, Мотолу, – прищурился ангел.

– Обычная девушка не смогла бы заметить процесс сделки, – хитро улыбнувшись, демон подошел в плотную к Мирославу, от чего тот сделал шаг назад. – Я отвел глаза всем человеческим особям в том баре, как сейчас помню…

– Для точного выяснения всех деталей этой ситуации, тебе следует проехать с нами, – сказал Мирослав и кратко зыркнул на меня. – Этого можешь с собой не брать, он ни в чем не виноват.

– Очень жаль, что именно сегодня у меня не найдется ни минуты свободного времени на сей сюрреализм, – глянув на часы, ответил Гронский. – Может статься, через пару дней, я и удосужусь порадовать ангелов своим вниманием, но в данное время, я попрошу Вас пойти к черту и оставить меня в покое…

Достав из кармана острый крест, Мирослав сделал резкий выпад в сторону Гронского и крикнул:

– Повторять больше не буду, Мотолу! Ты едешь с нами для выяснения деталей ситуации! Не смей юлить, ты сам это заварил!

В ту же секунду, на шее Мирослава затянулась тонкая веревка, держащая золотистый крестик, что хранился под одеждой. Взявшись руками за шею, он попытался что-то прохрипеть, но не выдержав удушающего натиска, грохнулся назад, присев пятой точкой на серый седан.

– Не позволяй себе тыкать в меня этой диковиной, – шипел Гронский, приближаясь к ангелу. – Помни, с кем ты имеешь честь вести диалог!

Мирослав, лицо которого стало багроветь, хотел было что-то ответить, но его рот издал лишь скользкий клокот. Руки ангела старательно пытались оттянуть проклятую, все крепче затягивающуюся веревку, что перекрывала кислород. Глаза Гронского сверкнули янтарно-красным огоньком и под шеей, на татуированной коже, прослеживались быстрые движения крохотных змеек, что гневно суетились по артериям, желая вылезти наружу.                        В этот момент, двери второго автомобиля распахнулись. Из него выбежали трое парней, которых вмиг остановило яркое пламя, взмывшее вверх, прямиком из земли. По освещенному красным светом двору прокатилась волна жара, от которой плавились вкрученные в трубы винты. На стене дома возникла крылатая тень, из головы которой торчали заостренные рога, принадлежащие Гронскому.

– Юра, будь так любезен, сдержи пламя и не позволь этим джентльменам помешать нашей с Мирославом беседе, – улыбнулся он, глядя на появившихся рядовых.

Я напрягся и пропустил через себя цунами жгучей силы, которую внес Гронский в свое пылающее творение. Тело вздрогнуло, и я принял энергию на себя, с тяжестью контролируя пламя, которое стало гореть куда менее ярче под моим контролем. Конечности начинали ныть, но я, тяжело дыша, контролировал ситуацию и поглядывая на трех мужчин, что стояли напротив и шептали под нос какие-то заклинания, сжимая в руках маленькие кресты. В глазах стало темнеть и в ладонях покалывал огонек, но я не сдавался и отдавал всю свою энергию, чтобы ни один из них не смог перебраться через стоящее стеной пламя.

В это время, присев на корточки перед багрово-лиловым лицом Мирослава, Гронский склонил голову набок и мягко начал разговор:

– И после этого, меня приписывают к злым и вредным. До жути несправедливо, ведь я таковым не являюсь, всего лишь не люблю, когда со мной начинают спорить…

Мирослав потянулся к нему, в попытке сделать энергетический удар, но демон шикнул, с осторожностью опуская его ладонь.

– Давай-ка поступим так: я прекращаю перекрывать тебе кислород, а ты отстаешь от меня, со всей своей шушерой и обвинениями, – ласково продолжал Гронский. – Коли же тебя не устроит данный исход событий, можешь пожаловаться Высшему. С шестерками беседовать не так занимательно, как, например, с козырными тузами, не находишь?

Мирослав судорожно закивал головой и хватка веревки, что успела глубоко впиться в шею, сильно ослабла, дав наконец-то сделать заветный вдох. Поднимаясь на ноги, ангел утробно захрипел и закашлялся, опасаясь взглянуть в оппонентские глаза.

– Я так понимаю, молчание – знак согласия? – Гронский хлопнул в ладоши и перевел взгляд на меня. – Все, не пыхти, mein Freund! Инцидент исчерпан, мы можем ехать дальше.

Я сбросил с себя груз тяжелой силы и пламя тут же потухло. Взглянув напоследок на трех ангелов, что ринулись помогать Мирославу прийти в себя, я проследовал к нашему автомобилю на ватных, кое-как несущих меня ногах. Грудь сдавило, воздуха не хватало. Я был полностью опустошен.

Заведя автомобиль, демон опустил стекло и медленно подъехал к стоящей компании.

– Без обид, Мирослав, я действительно чертовски спешу! – выкинул он в открытое окно.

После этого, машина стартанула и покинула двор, выезжая на оживленный проспект.

– Черт! Мы с тобой опаздываем на пару минут, из-за этих грязных аспид! – смотря на часы, возмущался Гронский. – Никакой пунктуальности! Ни капли уважения к чужому времени!

– Это единственное, что Вас сейчас смущает? – искренне поинтересовался я. – Что Вы будете делать с обвинением? Неспроста же они Вас остановили, кажись, реально где-то засветились.

– Даже если и засветился, то той леди вряд ли кто-то поверит, от чего всякая опасность быть обнаруженными сходит на нет, – расслабленно говорил демон. – Я не считаю это серьезным обвинением, уж прости. Люди издревле что-то замечали и продолжают это делать по сей день.

– И то верно. Главное, чтобы за весь этот спектакль не прилетело…

– Ох, mein lieber, от кого? – расхохотался Гронский.

– от Граалева, например.

– Высший ангел ничего мне не сделает, – с улыбкой ответил демон, поджигая сигарету, – я всего-навсего защищался от снобизма и дурости Мирослава, который царя в голове не носит. Пусть, хоть память ему прошерстит, воеже в этом убедиться. Пора доселе запомнить, что трясти крестом пред глазами демона – опрометчивая идея. У меня от этого кровь в жилах закипает! – оскалившись, добавил он.

– Вы правы, – согласился я. – Сами спровоцировали, сами пострадали, сами остались ни с чем. Это вполне в их стиле.

– Одна вещь, все же, любопытна, – Гронский крепче сжал руль. – Из каких мест у Мирослава данная информация? Как я посмотрю, глаза и уши везде. Вздор! Не расслабиться, в полной мере, несчастным интеллигентам!

– Да, что-то здесь не так. Меня больше удивило, что они так поздно спохватились. А впрочем, у меня не осталось сил об этом думать, – зевнул я.

– Малов, а ты раз молодец, хвалю! – повернулся он. – Сумел сдержать мое пламя, быстро развиваешься!

– Я сам от себя охренел, честно признаться. Было тяжело!

– Так, что за безобразные высказывания в моем автомобиле? Сейчас немедленно вылетишь отсюда, как пробка, рука не дрогнет! Мы – воспитанные, интеллигентные и глубококровные личности, таких слов не употребляем! – задрав нос, Гронский утопал в сарказме.

– Прошу извинить меня, за мой скудный словарный запас, великий и ужасный Господин! – подхватил я, устало улыбаясь.

Машина мчалась по дороге. В салоне играл тяжелый рок. Мой водитель подпевал сиплому солисту, изредка делая лестные комплименты видам петербургских улиц. Через пару минут, мы уже подъезжали к высокому зданию, что находилось вблизи улицы Жуковского. Штаб общества «Канхото» выглядел, как обычно, устрашающе. Темно-серые стены, покрытые множеством ребристых колонн, и восседающие на фасаде крылатые скульптуры, омрачающие не без того жутковатый вид. Люди его не замечали и проходили мимо, ведь демоны, соблюдая закон, давным-давно закрыли штаб от любопытных глаз.                  Мое тело было размякшим и слабым. Внутри все качалось мёртвой, застоявшейся водой. Пламя Гронского выкачало из меня силы, которых, итак, было немного. Что ж, Мирослав чувствует себя гораздо хуже, – мысленно усмехнулся я. Пусть он и приближенным, как Мотолу, но все же сильно уступает тому в способностях.

– Выкатывайся! – приказал Гронский, открывая пассажирскую дверь. – Айда твои силушки богатырские восстанавливать.

Выйдя на ослабевших ногах из машины, я облокотился на Гронского. Пройдя несколько метров, мы подошли к штабу. На входе нас уже ждал бес, что услужливо отворил тяжеленную дверь.

– Господин Мотолу, добро пожаловать! – склонив голову в поклоне, здоровался бес.

– Герман, дорогуша, неотлагательно найди нам доктора Ласкова! У рядового Малова сильнейшее опустошение, ему требуется лекарь, – показывая на меня рукой, говорил демон.

Меня затащили внутрь и повели вглубь здания. К горе подступила тошнота, в глазах затемнело окружение. Последнее, что я видел – это бегущего со всех ног кудрявого Ласкова, держащего в руках различные баночки и склянки.

Глава 7. Я живая

Мои летние недели в Петербурге проходили донельзя продуктивно. Не обращая внимания на работу и недовольных соседей ко квартире, я все чаще проводила время с Иоанном. Мы сходили в Государственный Эрмитаж и мой мир перевернулся. Он был настолько огромен, что за четыре часа мы не прошли и большей его части, что до сих пор взрывает мне мозг. Меня поразила гигантская и эмоциональная картина известного художника Карла Брюллова – «Последний день Помпеи», что висела в одном зале с работами Айвазовского. На холсте играли ярко-оранжевые и красные оттенки, дополняющие охристые и карие цвета. Я около получаса стояла перед творением, внимательно вглядываясь в каждую деталь, каждую исключительно натуральную эмоцию выдуманного персонажа.                         Мы часами гуляли по городу, прерываясь лишь на маленькие кафешки, чтобы перекусить. Иоанн показал мне все разнообразие центра и его художественных стилей. Провел по спальным районам, что были заполнены серыми сталинками и подгнившими хрущевками. Особенно сильно мне запомнилось «Купчино», в котором, несмотря на плохую репутацию, было по-домашнему уютно. Тихие дворики, невысокие дома и заполненные детьми площадки говорили о по-своему размеренной жизни, разительно отличающейся от центра.

– На Думской лучше не появляться после 20:00, – с улыбкой рассказывал Иоанн, – могут украсть.