Погоня за тенями

Глава 16

Выбежав на улицу, он догнал Лиду и крепко схватил её за руку. В её глазах, таких огромных и блестящих, читалась боль – они были наполнены слезами. Она подняла взгляд на него и безмолвно прижалась – и в этот миг Кирилла словно поразило молнией. Он застыл, не отводя взгляда, а потом осторожно обнял её в ответ. Её тело было теплым, несмотря на прохладу, этот тонкий аромат цитруса, нежный и сладкий, окутал его, напомнив о хрупкости и невинности.

Внезапно в небе загремел гром, и лёгкие капли дождя начали разбиваться о землю. Воздух проснулся, и прохлада словно пробежала по коже. Кирилл тихим голосом шепнул старая как можно нежнее, чтобы не напугать девушку, которая уже слегка дрожала под порывами ветра:

– Пойдём в машину.

Лида едва заметно кивнула, словно в этом маленьком жесте заключалась вся её надежда на защиту и покой. В её глазах мерцала усталость и уязвимость, и она безмолвно последовала за Кириллом, как за единственным островком безопасности в бушующем мире. Он аккуратно открыл дверь автомобиля, будто бережно раскрывая для неё тихое убежище, приглашая её сесть, и в тот момент, когда она устроилась, пространство вокруг наполнилось особенным теплом, а также ощущения защищённости и близости, которое согревало куда сильнее, чем самый тёплый плед в холодный дождливый вечер.

Кирилл тихо спросил:

– Что случилось? – голос был полон заботы и нежности, одновременно приглушённый, чтобы не тревожить её ещё больше. Он включил печку – мягкое тепло начало медленно растекаться по салону, обволакивая их двоих словно невидимая броня от холода и непогоды. Впервые за несколько лет он с нежностью и боязнью общался с девушкой, чтобы не причинить ей боль.

Но ответ Лиды был неожиданным даже для самого Кирилла – она тихо, почти робко произнесла:

– Есть что выпить?

В её голосе звучала просьба не просто о напитке, а о чем-то согревающем душу, способном помочь справиться с внутренним штормом. Этот момент свидетельствовал о том, что ей нужна была не только физическая защита, но и эмоциональная поддержка, которую она пыталась найти в простых, но важных мелочах.

***

Я, обняв Кирилла, ощутила, как его парфюм с ароматом сандала нежно окутывает меня – теплый, глубокий и одновременно удивительно приятный, словно тихое умиротворение среди бури. Он уверенно повёл меня к машине, бережно открыл дверь и помог сесть – в салоне запах его аромата стал ещё ярче, создавая ощущение уюта и безопасности. Кирилл быстро включил печку – мне действительно было холодно и сыро, капли дождя проникли под одежду, вызывая мелкую дрожь по всему телу.

Он хотел понять, что случилось, внимательно смотрел на меня, но меня вдруг охватило сильное желание забыться и погрузиться в безмятежное забвение. Кирилл достал из бардачка бутылку виски – эта неожиданность вызвала у меня улыбку, и я рассмеялась:

– Ты всегда с собой носишь алкоголь?

– Думаешь, только у тебя бывают проблемы? – с лёгкой ухмылкой ответил он, и я улыбнулась снова, принимая бутылку из его рук.

Сделав глоток, моё лицо искривилось от непривычного вкуса, и я услышала его заразительный смех. Я прищурилась, пытаясь спрятать смешок, а он не отводил взгляда, серьёзно спросил:

– Так ты расскажешь, что случилось?

– Увези меня туда, где нет людей, – прошептала я, не отрываясь от его глаз.

Кирилл молча кивнул, и мы отправились в путь. За окном бушевал ливень, делая мир серым и размытым, а в машине царила тихая, тяжёлая тишина, только между нами – эта хрупкая нить доверия и понимания. Мы ехали около получаса, уносясь прочь от суеты и проблем, чтобы найти долгожданное спокойствие.

Кирилл остановил машину на тихом берегу моря, совсем недалеко от дома. Дождь начал утихать, словно природа сама вздохнула с облегчением, но мы не спешили выходить. В салоне царила уютная атмосфера – такая же, как после тех жарких гонок, когда тело ещё горело адреналином, а душа искала покоя.

Мы сидели молча. Я сделала ещё пару глотков виски – он быстро разогнал кровь по венам, и вскоре голову начало приятно кружить, ноги на мгновение обессилели. Внутри воцарилась легкость: мысли спрятались где-то далеко, страхи и муки ушли, и мне вдруг стало ясно и светло. Я улыбнулась. Почувствовав на себе взгляд, повернула голову к Кириллу.

– Что? – спросила легко, будто, не скрывая нежной близости этого момента.

Он встретил мой взгляд так же открыто и спросил:

– Ты расскажешь, что случилось?

– Ты когда-нибудь любил? – голос неожиданно дрогнул, выдавив из глубины души.

– Да, – ответил он спокойно и отвёл взгляд на море, где волны лениво гладили берег.

– Я тоже, – прошептала я, следя за его взглядом туда же.

– И что у вас случилось? – тихо спросил Кирилл, переводя взгляд на меня.

– Тебе в подробностях? – с легкой улыбкой перевела я взгляд на него.

– Как хочешь, – пожал он плечами, готовый слушать.

Я вздохнула, сделала ещё один глоток виски – он обжег горло и заставил меня собраться с мыслями.

– Это случилось в девятом классе, – начала я, обняв колени, чувствуя тепло виски и его понимания рядом.

Кирилл смотрел в мои глаза, открытый и терпеливый. Я продолжила:

– В нашу школу перевёлся парень – красивый до безумия. Все девчонки были в восторге, а мне он вообще не интересен был. Честно говоря, вокруг меня всё не имело значение, но только одно – моя подруга. Ты уже видел её на тех гонках…

Так вот, этот парень начал приставать ко мне, пытаясь заставить делать за него домашнюю работу, будто я должна была беспрекословно подчиняться его приказам. Но кто он вообще такой, чтобы что-то требовать? Я сразу дала понять, что меня это не устраивает. Тогда, словно чтобы наказать меня, он решил настроить против меня всех подряд. И он устроил. Все начали надо мной смеяться, прятали мои учебники и тетради. Вырывали листы их них. Кидались бумажками. В общем буллинг начался сразу.

Однако из больничного неожиданно вернулся Лёша – местный «плохой мальчик», лидер школы. Он был старше меня на год, но всё ещё учился с нами из-за того, что поздно пошёл в школу. Никто не ожидал, что он вмешается, но, когда увидел, как меня травят, встал на мою защиту. Это ошарашило всех.

Что с тем парнем произошло дальше, я и знать не хотела. Буллинг прекратился, и все стали обходить меня стороной. Лёша же неожиданно начал ухаживать за мной: приносил цветы, конфеты. Все девчонки завидовали – ведь этот хулиган, самый красивый, высокий и крепкий парень школы, которого боялись все вокруг, вдруг стал проявлять нежность к «белой мышке».

Я подпустила его к себе только через месяц. Мы начали гулять, а потом встречаться. Наши отношения было сложно назвать идеальными – нет, они были далеко не безоблачными. Но счастливых моментов в них было больше, и именно они оставались главным для меня. Перед Новым годом Лёша привёл меня на гонки, познакомил со своими друзьями, которые приняли меня как свою. Он стал моим учителем: учил водить машину, показывал все нюансы и тонкости. Благодаря ему я стала самой крутой гонщицей в городе.

Первые настоящие гонки, которые я выиграла, состоялись ближе к концу лета – это были уже третьи или четвёртые мои старты. Именно тогда я получила свой первый гоночный приз – деньги, но гораздо важнее для меня было именно первое место. Я радовалась не столько деньгам, сколько самой победе, чувствуя настоящий прилив гордости и уверенности. После этого успеха я начала выигрывать практически все последующие гонки подряд – адреналин зашкаливал, и это ощущение захватывало меня целиком.

Однако в семье всё начало рушиться. Я всё чаще задерживалась допоздна после гонок и прогулок, а мама не скрывала своего раздражения. Она устраивала скандалы и даже пыталась запереть меня в комнате, старалась контролировать мою жизнь. В ответ я просто выбиралась через окно и в первый раз ушла из дома – ночевала у своей подруги Катьки. Этот поступок заставил маму понять, что идти против меня бессмысленно. Я изменилась – стала более твёрдой и упрямой, приобрела репутацию девушки «плохого парня». Я научилась драться и серьёзно занялась спортом, укрепляя себя как физически, так и морально.

Настоящий перелом в моей жизни произошёл, когда Лёша решил меня бросить. В этот момент словно рухнул весь мой мир. В знак извинения он оставил мне машину, но я так и не смогла её забрать – бросила у него дома и ушла, сохранив гордость. Позже я узнала, что Лёша с семьёй уехал за границу, где его уже ждала невеста – девушка, на которой отец его помолвил. Эта новость окончательно разбила моё сердце. Я перестала верить в любовь и не смогла вернуть прежнюю жизнь. Так я осталась известной как «Ведьма», и эта роль стала моей новой реальностью. – Рассказывая эту историю впервые и без слёз, я наконец освободилась от части боли прошлого.

Кирилл сидел неподвижно, его глаза были устремлены куда-то в пустоту, словно он будто существовал вне времени. Ни звука не вырвалось, ни вопроса – только молчание, наполненное непередаваемой тяжестью. И в этот самый момент, впервые за долгое время, на моей душе стало неожиданно легко – словно большой груз наконец отпал. Я едва заметно улыбнулась, словно боясь нарушить эту хрупкую тишину.

– Почему «Ведьма»? – вдруг спросил Кирилл, будто очнувшись.

Я улыбнулась, не отводя от него взгляда.

– Приворожила бывшего, – ответила я, вспоминая из-за этого меня и стали называть Ведьмой.

Глаза Кирилла округлились, он крепче сжал руль – и это только заставило меня ещё сильнее рассмеяться. А он вскоре стал серьезным, почти суровым. А в голову пришла мысли, что он очень красивый, сложенный мужчина, который по любому в любой ситуации защитит свою девушку.

– Чуть не забыла, – внезапно вспомнила я. – Он оставил мне письмо, спрятанное в бардачке той машины. – Медленно, с трепетом в руках, достала из пакета пожелтевший конверт.

Развернула его с дрожью и начала читать вслух:

«Привет, милая. Если ты держишь это письмо в руках, значит, свет в конце тьмы уже погас.

Прости меня, за то, что оставил тебя одну, прости за ту боль, что причинил. Ты была – и будешь – единственным светом в моём тёмном мире.

Я никогда бы не бросил тебя просто так, но сейчас всё вышло из-под моего контроля. Тот период, который настал в нашей жизни, нам придётся пройти. Отец увёз нас с матерью за границу, заставляет жениться на какой-то дочке его друга, но я не собираюсь этого делать.

Милая, я вернусь, когда мне исполнится восемнадцать. Главное – жди меня. Возьми эту машину – в память о нас, в знак нашей любви, символ того, что мы навсегда вместе.

Я не могу объяснить многое сейчас, но надеюсь, смогу, когда мы встретимся снова.

Никому не верь и ни к чему не прибегай. Прошу тебя…

Если захочешь, ты знаешь мою почту – напиши что-то, что не вызовет подозрения, и я найду способ общаться. Ты мой свет в конце моей тьмы. Я люблю тебя. Твой Дракончик.»

В конце был нарисовано аккуратное сердечко.

Эти слова ударили меня с такой точностью, что горячие слёзы тихо потекли по щекам и медленно скатились по шее. Внезапно выскочила из машины – холодный ветер жёстко ударил в лицо, а воздух наполнился запахом прошедшего дождя. Вокруг был мокрый песок, и я, опершись на машину, бесцельно смотрела вдаль, теряясь в мыслях.

Почему же я не решилась раньше найти это письмо? Не зря ведь именно машину он решил оставить мне… Может я, всё разрушила сама? Или же это он обманул – и на самом деле именно он разорвал наши отношения?

Я сжалась, прижав руки к голове, когда вдруг почувствовала тяжёлую, но одновременно обжигающе тёплую руку на плече. Подняла глаза – и встретилась с взглядом Кирилла. В его глазах была глубокая тихая печаль и понимание, которую словами выразить невозможно.

Я обняла его так крепко, как только могла – сильнее, чем когда-либо после Лёши, ведь Кирилла я подпускала к себе так близко уже во второй раз. Вдыхала глубокий, тёплый аромат сандалового парфюма, и в груди словно разгорелось яркое пламя, растопившее лед отчуждения и боли.

– Что случилось в твоих отношениях? – тихо спросила я, с трудом отстраняясь, чтобы видеть его лицо.

Он посмотрел на меня, потом сделал несколько шагов назад и повернул лицо к морю, будто пытаясь найти там ответы.

– Если не хочешь, можешь не говорить, – осторожно произнесла я, приблизившись и устремив взгляд в бескрайнюю даль.

После долгой паузы его голос прозвучал холодно и тяжело:

– Она изменила мне. Восемнадцатилетние я встретил с отцом и Никитосом за границей. Прилетел в день её рождения – ей исполнилось восемнадцать. Она устроила громкую вечеринку, пригласив толпу людей. Когда я пришёл, вечер был в самом разгаре. Я купил ей огромный букет, а когда нашёл – она лежала в кровати с каким-то парнем.

В его глазах мелькнули вспышки ярости и боли, смешанные с кучей слов, которые он не мог сказать вслух.

– Это была Эмилия? – тихо спросила я сама себя, и одновременно его.

Он молча кивнул, и вдруг в моём сознании взорвалась молния прозрения: вот почему она так отчаянно гоняется за ним, вопя, наверное, о прощении, а он стоит неподвижно, словно постамент из камня – холодный, отстранённый, будто в нём давно умерло всё человеческое, отторгающее все её попытки вернуть назад ту любовь, будто это была какая-то пыль, которую можно просто стереть с прошлого На душе стало невыносимо тяжело – ведь именно люди способны ранить сильнее всего, и боль причиняют те, кого мы впускаем в самое сокровенное, кому доверяем больше всех.

Я подошла к нему ближе и остановилась, напротив. Он смотрел прямо на меня, и я увидела в его глазах ледяную холодность, пронзающую глубокие карие глаза. Моё сердце кричало, требуя обнять его, но я не могла. Хотя рядом с ним мне вдруг стало легче – впервые за долгое время одиночества появилась хрупкая надежда.

– Почему ты не скажешь отцу, что между вами ничего нет? – тихо, почти робко спросила я, пытаясь найти за его бронёй хоть что-то живое.

Он ответил с таким спокойствием, будто говорил о погоде, а не о жизни и чувствах:

– Потому что наши отцы хотят передать нам компанию, когда мы поженимся.

В его голосе не было ни страха, ни волнения – только ледяное спокойствие, будто это всё легко и просто, а не судьба, раздирающая сердце.

– Но вы же будете постоянно ранить друг друга. Зачем вы жертвуете своим счастьем? – я не могла сдержать растущего непонимания и боли, что выплеснулась в голос.

Он улыбнулся – той самой усмешкой, в которой проскальзывала и гордость, и холодный расчёт:

– Потому что потом мы станем директорами. И я уверен, что даже сможем расшириться.

Я подняла бровь, смесь удивления и раздражения забурлила во мне.

– Всё из-за денег? – выдавила я, словно пытаясь понять, действительно ли для него это настолько важно.

– Деньги управляют миром, – сказал он с гордостью, словно никогда не зная, что такое жить от зарплаты до зарплаты, ежедневно бороться за каждую копейку.

– Нет, счастье должно управлять миром, – с горечью и раздражением выкрикнула я, глядя прямо в его холодные глаза.

Он лишь усмехнулся, безжалостно бросив в ответ:

– Говорит человек, который несчастен, потому что его бросили.

И тогда я уже не могла сдержать холодной злости:

– Говорит тот, кто ради денег готов пожертвовать даже любовью.

Внутри все закипало от ярости, и я чувствовала, как шальная волна раздражения захлестывает меня с головой. Он довёл меня до бешенства, хотелось кричать и стукнуть его за эту бездушную циничность.

Без слов я села в машину, захлопнув дверь с таким взрывом, словно моё сердце разрывалось на куски. Этот хлопок был не просто звуком – казалось, земля под ногами содрогнулась под тяжестью моего гнева и боли, которые рвались наружу, словно огонь, разгорающийся до самого неба.

Он последовал за мной, прокричал что-то невнятное, но я уже не была готова слушать.

– Отвези меня домой. – Голос мой прозвучал резко и холодно, без капли жалости.

Он молча завёл машину, и весь путь домой пронёсся как гремящий шторм в моей груди – мрачный, неумолимый, полный обиды и непонимания. Когда мы наконец подъехали, я не забыла схватить пакет и так же резко выскочила из машины, хлопнув дверью, словно ставя точку в этой нервной сцене.

– Лида! – кричал он мне вслед, стоя у машины.

Я, не оборачиваясь, подняла средний палец – простой, но жёсткий знак презрения, и быстро побежала вверх по лестнице, ощущая, как сердце сжимается от боли и злости.

Войдя в дом, меня встретила домработница – её мягкая улыбка и тихое приветствие стали словно тихой гаванью в этом шторме эмоций.

– Родители дома? – спросила я, голос предательски дрожал.

– Нет, – ответ был коротким и без лишних слов.

Я не замедлила шага, быстро взмыла по лестнице и закрылась в комнате, заперевшись словно в укреплённой крепости от всего мира.

– Придурок… На что только способны эти богачи, – тихо бормотала я сама себе у зеркала, вглядываясь в своё отражение, в глаза, полные обиды и разочарования. – Одни идиоты вокруг.

В каждом слове – горечь, в каждом взгляде – шрамы, которые оставила эта бессмысленная игра чувств и денег.

***

Когда Лида попросила Кирилла отвезти её в место, где нет людей, он сразу вспомнил набережную у моря – его тайное убежище. Именно туда он приезжал, когда в душе кошки скреблись, когда боль и сомнения раздирали его изнутри. Это было место, где песок, пропитанный свежеиспечённым дождём, мягко ложился под ноги, позволяя каждому шагу стать поводом для размышлений и попыткой привести мысли в порядок.

Но в этот раз набережная стала сценой, где хрупкая часть Кирилла, которую он так долго прятал, разбилась вдребезги. Услышав, что над Лидой издевались, его кулаки сжались до боли, а когда она призналась, что втянулась в гонки из-за какого-то мерзавца, внутри него вскипела ярость. Однако он моментально погасил пламя гнева – если бы только встретил её раньше, никогда не позволил бы так рисковать жизнью. Сам же, в своё время, оказался втянут в эти опасности, потому что адреналин давал иллюзию свободы от боли и страхов. Со временем он стал равнодушен почти ко всему, кроме гонок – единственного источника живого чувства.

Слушая историю Лиды, сердце Кирилла неожиданно дрогнуло. После предательства Эм его сердце стало каменным – оно не ныло, не искрилось, не издавало звуков. Он просто жил, удовлетворяя базовые нужды, игнорируя чувства и отношения. Но Лида разбудила в нём то, что он давно считал утраченным – живое сердцебиение, пульс эмоций.

После прочтения письма она прижалась к нему, её тело горело сильнее, чем раньше. И когда они поругались из – за будущего, сердце снова кольнуло с болью. Он не хотел, чтобы она плакала из-за него – этого он не выдержал бы. Но вместо слёз Лида взбесилась и с таким силой хлопнула дверью машины, что уши заложило.

– Дверями дома будешь хлопать, – сказал Кирилл тихо, но с раздражением.

Он сел за руль, сдерживая злость. Она приказным тоном сказала ехать домой. Без лишних слов он завёл машину и поехал, хотя хотел извиниться. Но гордость была сильнее, а когда они подъехали к дому, Лида выскочила из машины так быстро, что успел лишь произнести её имя. В ответ – средний палец, и в душе у Кирилла стало ещё холоднее и больнее.

Он снова сел за руль и поехал в никуда, просто катил по улицам, которые ярко зажигались в свете фонарей. Мысли о Лиде не отпускали его, он проклинал себя, что еще больше усилило его злость. Он точно знал, как забыть, как выпускать гнев и обретать контроль.

Он поехал к ней. Эмилия, всегда ждала его дома. Он написал ей сообщение:

«Я еду к тебе, жди, скоро буду»

Она, наверное, будет прыгать от счастья. Но его это совсем не волновало. Ему хотелось избавиться от мыслей об этой Ведьме. На его лице появилась горькая ухмылка – он до сих пор не знал, почему именно она вошла в его жизнь и почему, несмотря ни на что, его сердце снова начало биться.

Приехав к Эм, она прыгнула ему на шею и потянула в жаркий поцелуй. Она была одета в красивое чёрное платье, обнимающее фигуру, с разрезом выше колена, который добавлял образу смелости и элегантности. Распущенные волосы свободно спадали на плечи, а пряди мягко переливались в свете люстры, создавая ощущение загадочности и притягательности. Она хотела большего, чем просто ночь вместе – она хотела вернуть его любовь, его тепло, которое, казалось, навсегда ушло. Но в ответ Кирилл дарил лишь холодность и сдержанность, будто между ними уже выстроилась невидимая стена.

Он притянул её к себе, одной рукой крепко обнял за талию, другой осторожно запустил пальцы в её волосы, словно требуя более страстного и жадного поцелуя. Её ноги мгновенно обвили его бедра, и она взлетела в его объятиях. Он понёс её в комнату с решительностью и тихой грозностью. Закрыв дверь, тяжело дыша, он мягко, но уверенно бросил её на кровать.