А-линия

Я перебрался на кровать, уселся по-турецки и подложил под спину подушку. Руслана включила свою музыку для мытья полов, и я сделал Стругацких в наушниках погромче.

Она заглянула в комнату – штаны подогнуты, рукава закатаны, волосы в хвост, – что-то спросила. Я видел только, как открывается и закрывается рот. Убрал наушник, вопросительно дёрнул подбородком.

– Тебе музыка не мешает?

– Не, не. Всё в порядке.

Ну, скажу я, что мешает. Она выключит, конечно… Но Русе всегда веселей убираться с музыкой.

Аудиокнига вопила вовсю – к этому примешивался плеск воды, Русланина мешанина фолка на грани металла, громыхание, стук отодвигаемых стульев, хлопанье дверей… Я выключил книгу и попытался сосредоточиться на отчётах. Алина как будто глядела на меня между строк – так раздвигают полоски жалюзи, когда хотят подсмотреть за кем-то. Или наоборот – это я, я сам раздвигал металлические планки и смотрел на неё. Вот она сидит на подоконнике, болтая ногой. Вот вскакивает из кресла. Вот, сидя по-турецки на кушетке, сосредоточенно вчитывается в какую-то книгу. Вот стоит перед стеклянной стеной Ириного кабинета и учится расчёсываться: неуверенно проводит по распущенным волосам маленькой белой расчёской…

Я не заметил, как задремал. Меня разбудила Руся, и первым осознанным чувством был ужас: она увидела… она прочитала отчёты… Но экран ноутбука был чёрным. Я подумал, что, видимо, пришло время поставить пароль.

Глава 6. Я люблю свою работу

Алининой прекрасной особенностью было то, что каждый день для неё начинался, как чистый лист: она не помнила прежних сор, не дулась, не пестовала плохое настроение. В понедельник в восемь она вскочила навстречу, чуть не уронив хлипкое деревянное кресло, и подошла ко мне с солнечной улыбкой.

– Игорь Валентинович.

– Привет, Алинка. Как дела? – всё ещё чувствуя себя виноватым, спросил я.

– Отлично. Просто отлично. И…

– Что – и?

– Да так. Просто, – увернулась она, явно показывая, что хочет, чтобы я её расспросил.

– Темнишь, – ухмыльнулся я, радуясь Алининой радости. Она всё ещё была совсем как ребёнок: радовалась просто тому, что живёт. – Я тебе принёс «Солнечный город». И кое-что ещё. Вот, смотри. Одни из моих любимых книг.

Она жадно набросилась на яркие обложки «Гарри Поттера» и «Хоббита». Затем перелистала «Класс коррекции». Глаза у неё засверкали:

– Мне будет трудно сосредоточиться на занятиях.

– Почему?

– Я буду думать об этих книгах.

– Что ж… Давай тогда устроим урок литературы.

К статью, от меня, в отличие от школьного учителя, никто не требовал программ и поурочных планов.

– Прекрасная мысль. И, знаете, я бы хотела обсудить с вами «Скотный двор» и «Мы» …

– Когда ты успела?!

– Сегодня ночью. Не спалось почему-то. Вы читали эти книги, ведь верно?

– Читал. А тебя, я смотрю, не оставляет тема антиутопий…

– О да! – с жаром ответила она. – Но я никак не могу понять, в чём их притягательность? Это тьма, злоба, несправедливость и тоталитаризм… Жуть.

– Некоторые вещи привлекательны именно своей тёмной стороной.

– Но ведь это нерационально.

– Не надо так волноваться, Алин. Люди вообще нерациональны.

– Откуда вы знаете, что я волнуюсь?

– Начинаешь заикаться чаще обычного.

– О… Игорь Валентинович, а я могу как-то избавиться от этого?

– Думаю, да. Есть специальные упражнения. Но, мне кажется, у тебя это просто пройдёт само. Со временем. Ты уже говоришь гораздо лучше и чётче, чем когда мы с тобой познакомились. Помнишь?

Она тепло улыбнулась. Глаза посветлели, стали совсем серебристые. А может, так играло солнце.

– Ещё бы не помнить. Я очень хорошо помню… всё. Вообще всё.

– Ну что ж… Хорошая память – прекрасное свойство, – рассеянно ответил я. – Ну что, не раздумала заняться литературой?

– Нет. Но меня приводит в отчаяние её объём. Вчера я прочла краткую историю литературы – в очень забавном электронном журнале, называется «Лимонный филин». Там была статья на две страницы. Я пришла в ужас! Я не представляю, как можно прочесть всё это! Все эпохи… на всех языках… Я в растерянности.

– Я уверен, в мире нет ни одного человека, который прочитал бы все на свете книги. Ты требуешь от себя слишком многого.

Она выглядела обескураженной. Зажмурилась. Сжала и разжала пальцы.

– Я хотела попробовать посчитать, сколько книг есть на данный момент. Конечно, информация везде разнится, да и нет толком никакой статистики… Я пробовала привлечь закон больших чисел, но, кажется, это совсем другое. Я чувствую себя такой глупой. С какой-то точки зрения математика так же велика, как литература, и даже больше. Вы не могли бы мне потом объяснить про мантиссу? Только не смейтесь…

Меня и вправду распирал смех. Алина возмущённо, обиженно воскликнула:

– Игорь Валентинович!

– Да я не над тобой… Я над твоей жадностью, Алина… Ты так накинулась на всё это… И ты думаешь, что я тоже всё это знаю. Прости, я не смогу объяснить тебе про мантиссу. Я из курса высшей математики помню только само это слово, и всё. И закон больших чисел тоже не воспроизведу, помню только, что это из теории вероятности. Ты уверена, что хочешь погружаться так глубоко? Обычно люди выбирают для себя одну область и разбираются в ней. А ты, кажется, хочешь объять весь белый свет.

– Кстати о свете. Я прочитала про корпускулярно-волновой дуализм света, и, мне кажется…

– Алина, я не силён в физике. И в математике. И в литературе я просто любитель.

Судя по лицу, это было её первое разочарование во мне. Тем не менее, она выдавила:

– А в чём же вы сильны?

– Я нейропсихолог. И педагог. Я немного играю на гитаре, но это не значит, что я знаю теорию музыки и теорию струн. Я люблю гулять вечерами по городу, но я не путешественник, не географ, не почвовед. Я просто обыкновенный человек, обыкновенный учитель.

Я произнёс всё это легким тоном, с беспечной улыбкой. Но Алинина гипертрофированная любознательность встревожила меня не на шутку. Жаль, что Ира не наблюдает за нами через стекло; впрочем, она в любом случае просмотрит всё в записи…

– Так что с литературой? Мне кажется, «Незнайка» поможет расслабиться.