Аделаида

Вадим пожал плечами. Я растерянно подошёл к Аде, взял кабель, поднёс к спрятанному под волосами порту на шее.

– Погоди, – велел друг. – Ты понимаешь, что это частичное воодушевление? Нужно либо убрать, либо узаконить…

– Убрать? – переспросил я, глядя в бледное, безмятежное, почти человеческое лицо.

– Дим. Это незаконно вообще-то. Блок снимают только у роботов, которые призваны заменить умерших людей. Чтобы они учились вести себя похоже на тех, кого заменяют… А у остальных это нельзя.

– И что делать? Если я не хочу… убирать?

– Подай заявку, что у тебя кто-то умер из близких, и ты хочешь их прототип.

Я присвистнул.

– Сколько та заявка стоит! Я за сто лет не наскребу.

– Тогда не свети её, – кивнув на Аду, посоветовал Вадим. – С собой не води, гостей не зови. Если никто не узнает, ничего и не будет.

– А если узнает?..

– Штраф, – развёл руками Вадим. – И изъятие робота.

– А что мне ей сказать? Когда проснётся?

– Скажи, что пыль почистил на клапане эмоций. Это стандартная процедура, она должна знать…

***

– Дим.

Я вздрогнул. Ада ещё никогда не звала меня по имени.

Обернулся.

Она лежала в кровати, укрывшись до носа. В свете бра я разглядел припухшие веки, красные щёки, лихорадочно блестящие глаза. Если бы Ада не была роботом, я сказал бы, что она выглядит как самый настоящий прихворнувший человек.

– Что? – как можно мягче спросил я, подкатываясь к ней вместе с креслом.

– Не выключай меня больше.

– Я и не собирался.

– Не выключай, пожалуйста.

– Что такое, Аделаид? Даже если выключить, ты же всё равно проснёшься, как только подключишься к сети.

– Понимаешь, – она приподнялась на локте, поймала мою руку, прижала к щеке, – я испугалась сегодня. Это очень холодно – засыпать. У меня такое чувство… что если отключат, то я уже не включусь.

Я погладил её пальцы, поправил одеяло.

– Никто тебя не отключит. Всё будет хорошо.

– А что сказал твой друг?

– Я же тебе объяснил. Просто почистил пыль на эмоклапане, проверил схемы…

– Нет. Ты не понял. Я имею в виду – что он на самом деле сказал? Я же чувствую, что эмоклапан не трогали. – Аделаида нетерпеливо дёрнула плечом. – Я бы поняла, если бы он что-то чистил.

– Ну… Слушай, ты лучше у него спроси. Мне он именно так сказал.

Ада посмотрела на меня грустно и с обидой.

– Я же даже в выключенном состоянии воспринимаю волны – вы ведь не поставили общую блокаду. Я проснулась и интерпретировала…

Она помолчала, мягко улыбнулась и виновато добавила:

– Я же чувствую, когда обманывают.

***

Зря я позвал Вадима. Он открыл мне глаза. А может, его действия сделали щель в клапане ещё шире: теперь я отчётливо видел, как Аделаида меняется, становится всё умнее, всё человечней. Она жадно вбирала и интерпретировала новый опыт, всё меньше походя на сошедший с конвейера прототип, всё больше напоминая индивидуально настроенного антропоморфа.

Совет не показывать её людям плохо сочетался с целью, для которой я приобрёл Аду. Для покупки – пусть даже в «Шёлковой дороге», – мне пришлось влезть в долги, и теперь нужно было отдавать кредит, жить самому, содержать робота… Отказаться от работы выглядело немыслимым. Так что я продолжал шить шмотки, а Ада каждый день выходила на подиум, чтобы вертеться перед экспертами и позировать фотографам, клепавшим объёмные натуры для виар-шопов.

Сказать, что я жалел о её покупке – соврать. Своя модель – это настоящая роскошь: пропорции, которые можно подкрутить в соответствии с продукцией, походка, которую можно скорректировать в зависимости от подиума, коллекции и предпочтений жюри, безлимитные примерки и возможность перенастраивать внешность без страха испортить арендованного робота. Кроме того, она была нужна мне для Недели робомоды. Если меня заметят, пойдёт уже совсем другая история: не придётся выбивать заказы, выискивать жильё по дешёвке, обходиться стандартными материалами… Я получу допуск к цифровой материи, если повезёт – возьму заказ на разработку моделей для конвейера… А это уже совсем другие деньги! Совсем другие перспективы…