Железный регент. Голос Немого

Или даже лучше, потому что все прошлые разы с искусством массажа меня знакомили женщины, прикосновения же мужчины оказались… совсем другими. Кожа его ладоней была грубой, шершавой, я ощущала твердые оружейные мозоли, они немного царапали, но все равно это было приятно. Приятней, чем гладкие ладони опытных массажисток.

Разомлев, я даже не заметила, в какой момент Стьёль, не прерываясь, распустил мою прическу. Сильные пальцы осторожно массировали кожу головы, и я почувствовала, что готова замурлыкать.

Не протестовала я и тогда, когда мои глаза закрыла темная повязка – кажется, шейный платок мужчины. Если он считает, что так правильно, то зачем спорить? Эта, искусственная, темнота совсем не пугала.

Больше того, я вдруг поняла, что она обостряет все ощущения. Казалось бы, те же самые прикосновения, но тело на них реагировало уже иначе. Если до сих пор я просто наслаждалась чувством расслабленности, то теперь оно уступило место чему-то другому. Теперь по коже пробегали мурашки, сердце вдруг начало стучать быстрее, а внизу живота собиралось тянущее приятное тепло.

А впрочем, в повязке ли дело?

Осознание пришло с опозданием, когда осторожные прикосновения пальцев сменились нежными касаниями губ. Стьёль уже не только и не столько массировал, он ласкал. Точно так же неторопливо и обстоятельно, бережно. Он будто знакомился, изучал, наблюдая за моей реакцией – и приучая к своим прикосновениям.

Последняя мысль напугала, захотелось отстраниться и стащить повязку, но я этого не сделала. Приподняться, двинуть рукой – все эти усилия казались сейчас запредельными. Разнежившееся, расслабленное тело не желало повиноваться, и мне не хватило воли заставить его. Слишком хорошо было вот так лежать, млея от ласк. Страхи и тревоги буквально вязли в наполнявшем меня блаженстве и не могли всерьез на что-то повлиять.

А вскоре они и вовсе растаяли, как растаял и испарился куда-то весь большой мир с его проблемами, долгами и обязательствами. Не осталось образов, не осталось звуков, только дурманящий запах розового масла, теплые ладони, нежные губы и дразнящие прикосновения языка. Смущение тоже осталось где-то там, за пределами моего тела, послушно отзывающегося на каждое касание.

Я не вспомнила о том, что рядом почти незнакомый мне человек, даже тогда, когда Стьёль осторожно перевернул меня на спину.

Я не вспомнила о повязке на глазах, когда мои пальцы цеплялись за плечи мужчины, а он покрывал поцелуями мою шею и грудь.

Я не вспомнила о стеснении даже тогда, когда ладонь альмирца двинулась вверх по внутренней стороне моего бедра, и лишь развела колени шире, полностью отдаваясь ощущениям, которые будили во мне уверенные прикосновения его пальцев. Охнула от неожиданности и выгнулась всем телом, когда один из них оказался во мне. Инстинктивно подалась бедрами вперед, стремясь вобрать глубже, и закусила губу, растворяясь в тянущем, сладком предвкушении.

Вскоре желание уже стало не столько сладким, сколько мучительным. Я металась на постели и стонала, ощущая, как внутри сжимается тугая пружина, и в голос умоляла, не зная толком о чем. Освобождение пришло вскоре – яркая вспышка удовольствия, растекшаяся по телу от того места, где меня касались пальцы мужчины. Я выгнулась всем телом, вновь цепляясь за его плечи.

Стьёль накрыл мои губы своими в глубоком, жадном поцелуе, и я ответила со всем жаром, на какой была способна, не зная, как еще поблагодарить его за эти удивительные, сладкие ощущения.

Несколько мгновений передышки, и я вдруг поняла, что это совсем не конец. Мужчина продолжил ласкать меня, и ощущение оказалось настолько острым, что я дернулась, ухватилась за его запястье, пытаясь оттолкнуть ладонь. Альмирец послушался, но, как оказалось, ненадолго – только для того, чтобы перехватить обе мои руки своей и прижать к кровати над моей головой.

– Стьёль, но… – жалобно пробормотала я, даже толком не зная, что хочу сказать. Да мужчина и не позволил мне продолжить; поцеловал, заставляя замолчать, и возобновил прерванную ласку.

Я совершенно потеряла счет времени и забыла, где нахожусь. Задыхалась от наслаждения, изгибаясь в руках мужчины, звала его по имени, стонала, срывая голос.

Потом мужчина лег сверху, вжимая меня в простыни, и я с готовностью обхватила его ногами за талию. В первый момент даже не поняла, что руки мои свободны, а когда сообразила – не подумала, что могу снять повязку. Вместо этого, пока Стьёль вновь покрывал поцелуями мою грудь, я на ощупь распутала ленту, удерживающую его гриву, и с удовольствием запустила пальцы в густые жесткие пряди, концы которых щекотали мою кожу.

Если боль и была, то она быстро потерялась в других, приятных ощущениях. В горячей и влажной от пота коже мужчины, которую я исступленно гладила, не обращая внимания на шрамы. В его упоительном горьковато-хвойном запахе, который мешался с висящим в воздухе нежным ароматом розового масла и совершенно сводил с ума. В хриплом рваном дыхании, которое щекотало мою шею. В мерном ритме движений, от которых внутри нарастало напряжение, каждое из которых как будто вздымало меня все выше и выше, чтобы, на миг удержав на вершине, опрокинуть в бездну чувственного удовольствия. На какое-то мгновение не стало ничего – мира вокруг, запахов, звуков, меня самой, осталось только пронзительно-острое наслаждение, затопившее разум.

Очнулась я, лежа на груди мужчины, ощущая, как он медленно, ласково гладит меня по голове и плечам, и несколько мгновений не могла понять, на каком вообще нахожусь свете. По телу разливалась свинцовая тяжесть, сил шевелиться не было совершенно. Какое-то время я неподвижно лежала, наслаждаясь прикосновениями своего – теперь уже совсем – мужа. Потом все-таки собралась с силами и завозилась, приподнялась на локте, стащила повязку с глаз и, щурясь от света фирских огоньков, настороженно уставилась на альмирца.

– Я что, потеряла сознание? – спросила смущенно. И неизвестно, что вызывало во мне большее смятение: то ли то, о чем я спрашивала, то ли сам голос – сиплый, сорванный. Когда мужчина в ответ кивнул и как-то неопределенно пожал плечами, пробормотала: – Извини, я как-то не ожидала, что… Что я смешного сказала?

Он мотнул головой, приподнялся, чтобы дотянуться до моих губ. Поцеловав же, увлек за собой, вновь укладывая меня на место и гладя по голове. Но на этот раз я не поддалась, вывернулась и опять выразительно уставилась на него.

– Хочешь сказать, так обычно и бывает? – проговорила недоверчиво. Стьёль опять неопределенно пожал плечами и покрутил ладонью в воздухе, потом поморщился и опять попытался меня уложить, но я снова воспротивилась. – То есть такое случается не всегда, но иногда? А почему? – полюбопытствовала я, когда в ответ на первый вопрос он кивнул. Мужчина скривился, шумно вздохнул и, зажмурившись, несколько раз выразительно стукнулся затылком о постель. – Прости, я понимаю, что ты не можешь объяснить, – пробормотала я, опомнившись. – Просто мне кажется, было бы странно задавать такие вопросы кому-то еще. То есть Ив или Хала, думаю, ответят, но мне как-то не хочется их пугать. Вдруг… ну что опять?! – вздохнула я, потому что Стьёль опять затрясся от смеха. Вместо ответа мужчина рывком повернулся набок, опрокидывая меня на постель, жестом показал, что что-то пишет, а потом замахал рукой, показывая куда-то вдаль. – Имеешь в виду, что ты объяснишь мне завтра? Спасибо, – обрадовалась я, когда он торопливо закивал. – А вообще надо поскорее учить этот ваш язык жестов. Я начала, но много ли успеешь за два дня?

Он несколько мгновений недоверчиво, изумленно смотрел на меня, после чего очень осторожно, нежно поцеловал – сначала в губы, а потом почему-то в лоб. И я почему-то очень смутилась, и тихо, нехотя пробормотала:

– Наверное, перед сном нужно в ванну, да? То есть я чувствую, что надо, но не вполне уверена, что хочу…

Стьёль засмеялся, насмешливо качнул головой, потом сел, легко подхватил меня на руки и двинулся в нужном направлении.

Пристроив голову на его плече, я задумчиво разглядывала резкие белые полосы шрамов, спускавшиеся из-под повязки на щеку. Кажется, даны действительно постарались на славу, потому что… если подумать, они выглядели совсем не так жутко, как могли бы. Наверняка края порезов стянули, и потому остались лишь четкие, в полсантиметра шириной полосы. Достаточно аккуратные, к слову.

Стьёль поставил меня в ванну, а я, задумавшись, не спешила выпускать его плечо и рассеянно провела кончиком пальца по одному из шрамов. Кожа на ощупь оказалась плотной, твердой, резко отличавшейся от здоровой. Мужчина вздрогнул от прикосновения и отстранился, смерив меня тяжелым взглядом.

– Больно? – виновато предположила я. Он в ответ выразительно скривился, тряхнув головой, и явно вознамерился уйти, оставив меня одну. Я успела перехватить его за локоть и торопливо проговорила: – Не уходи! Прости, пожалуйста, я не хотела тебя обидеть… Я не думала, что их нельзя трогать. Если не хочешь, больше не буду.

Он уставился на меня с каким-то непонятным выражением лица – не то растерянным, не то недоверчивым, не то раздраженным, – сделал несколько быстрых жестов, но потом вспомнил, что я не понимаю, состроил то ли недовольную, то ли отчаянную гримасу, стиснул кулаки и сжал зубы. Было видно, что собственное бессилие и невозможность сказать то, что нужно, выводят его из себя. А я молчала, потому что понимала: любые слова утешения будут неуместны и сделают только хуже.

Несколько мгновений мы так и простояли – я в ванне, Стьёль рядом. Я продолжала обеими руками крепко сжимать его локоть, чувствуя, что, если отпущу, он непременно уйдет, и это будет… плохо, неправильно.

Наконец, сбросив оцепенение, я потянула мужчину к себе.

– Иди сюда. А то вдруг я одна опять потеряю сознание и утону? Как ты Иву в глаза потом смотреть будешь? – пробормотала со смешком.

Стьёль в ответ нервно усмехнулся, состроил какую-то вымученную гримасу, но вырываться не стал и все-таки забрался ко мне. Перехватив его за запястье одной рукой, чтобы вдруг не передумал, я открыла воду и потянула мужчину за собой вниз. Он сел рядом, справа от меня. Я проявила упорство и в итоге уселась боком между его широко расставленных ног – так, чтобы видеть лицо целиком. Сама потянулась к его губам, целуя, отвлекая от мрачных мыслей.

Через пару мгновений мужчина все же сдался и ответил на поцелуй.

Когда вода, наполняя ванну, добралась до ребер, я немного отстранилась, опять упрямо провела кончиками пальцев по шрамам. А потом, набравшись решимости, рывком содрала с него повязку и отшвырнула в сторону. Мужчина тут же прикрыл глаз ладонью и уставился на меня каким-то совершенно больным, затравленным взглядом. Но, по крайней мере, не сделал попытки уйти.

Глубоко вздохнув, я осторожно коснулась его руки губами и, немного отстранившись, заговорила, тщательно подбирая слова.

– Стьёль, мне… мне всего семнадцать. Всю жизнь я провела в Верхнем дворце, под крылом у заботливых нянек, рядом с людьми, которые всегда готовы поддержать и помочь. Наверное, я очень многого не знаю и не понимаю в этой жизни. Или понимаю неправильно. Может быть, я не права и сейчас, но ты теперь мой муж перед богами и людьми. Надолго или нет, я не знаю, но, по крайней мере, до смерти одного из нас. Я знаю, что в Альмире, бывает, супруги живут в разных комнатах. В Прете они живут еще и разными жизнями и встречаются очень редко. Может быть, это нелепо и слишком самонадеянно, и я совсем тебя не знаю, мы знакомы всего три дня, и вообще я глупый избалованный ребенок и не знаю жизни. Но я не хочу, чтобы у нас с тобой было вот так. И я не хочу, чтобы мы друг от друга прятались. Это… глупо, – выдохнула я и на мгновение замолчала, переводя дух и наблюдая за мужчиной. Он по-прежнему хмурился, но уже не выглядел таким обреченным, и я продолжила: – Неужели ты настолько плохого обо мне мнения, что думаешь, будто из-за этих шрамов я буду хуже к тебе относиться? Нет, конечно, глупо говорить, что они меня совсем не беспокоят. Ты сам прекрасно знаешь, что это некрасиво, что оно неприятно выглядит. Но, в конце концов, я уже приняла тебя таким. Если бы ты не пришел тогда просить моей руки, я бы сама пошла договариваться о браке именно с тобой. Не потому, что ты молодой и сильный, а Вирате как можно скорее нужен здоровый наследник. Нет, то есть, конечно, и поэтому тоже, но главное… Ты первый отнесся ко мне по-человечески. Искренне и глубоко пожалел девчонку, которая по долгу крови должна была принять Шипы-и-Пряжу и не могла отказаться. Я специально попросила Халу смотреть, кто и как отреагирует в первый момент, он едва не надорвался из-за этого, – призналась негромко. – Мне очень, очень страшно от того, что происходит вокруг и свалилось на меня. И меньше всего мне хочется, чтобы к этим большим общим проблемам добавлялись еще и личные. Может, я слишком оптимистична, но мне все-таки хотелось бы, чтобы наш брак был… если не счастливым, то хотя бы спокойным.

Я не заметила, в какой момент настроение мужчины переменилось, но к концу моей прочувствованной речи он уже насмешливо ухмылялся, потом неопределенно качнул головой, все-таки убрал руку и легонько щелкнул меня по носу.

В общем-то, я поняла, почему он сопротивлялся. Если сами шрамы казались достаточно ровными и аккуратными и привыкнуть к ним казалось несложно, то часть лица, обычно закрытая повязкой, выглядела откровенно… гадко. Но я все-таки заставила себя коснуться губами обезображенной щеки и тихо выдохнула:

– Спасибо.

Стьёль в ответ резко тряхнул головой и вдруг крепко, до боли стиснул меня в объятьях, прижавшись щекой к моей макушке. И в этот момент я отчетливо поняла, что Идущая-с-Облаками не подшутила, а дала мне правильную подсказку. У нас с немым альмирцем действительно есть очень хороший шанс договориться, главное только – правильно им воспользоваться.

И после этого силы оставили меня окончательно. Нет, я не теряла сознания, просто уснула, разнежившись в теплой воде в руках мужчины, и на все его попытки меня разбудить реагировала недовольным ворчанием и попытками свернуться калачиком – то у него на груди, то на полу ванны. Впрочем, Стьёль не слишком-то усердствовал.

Единственный раз я совершенно проснулась: когда мужчина уложил меня в постель и вдруг исчез, а через пару мгновений комната погрузилась в темноту. Я встревоженно приподнялась на кровати, окликнула его по имени, вслушиваясь в тишину спальни и чувствуя, как отчаянно-торопливо колотится в груди сердце. Когда кровать скрипнула и Стьёль обхватил меня одной рукой, привлекая к себе, я сначала от неожиданности дернулась и даже вскрикнула, но потом пришло узнавание. Смешно, но опознала я мужа по запаху, от которого одного вдруг стало спокойнее.

Зажмурившись, я крепко прижалась к мужчине, уткнулась лицом в грудь, прячась в этом запахе, в тепле его тела, в его крепких объятьях, и, к собственному удивлению, быстро успокоилась под ласковыми прикосновениями мужа, гладившего меня по спине. Не хватало только тихого шепота, уверяющего, что бояться нечего и все в порядке, но и без этой детали стало хорошо. И страх отступил безо всяких данов.

Конечно, я не целитель, но, кажется, я поняла почему. Если вернулся он с ощущением одиночества и отрезанности от мира, то теперь, когда эти чувства отступили, было самое время сгинуть и страху. Наверное, завтра все будет уже не так радостно, но это будет завтра. А пока мне хорошо и спокойно и совсем не хочется задумываться о будущем.

Глава 2. О новых ролях

Стьёль Немой

Первое время собственная «избранность» не доставляла мне серьезных проблем. Ехать в Вирату совсем не хотелось, я слишком привык к той тихой норе, в которой провел последние годы. Но эта поездка была по факту довольно необременительной и шла на пользу всем, удачно совпав с представлением наследника и болезнью отца. Не могу сказать, что последняя меня радовала, но…

Впрочем, нет, как ни стыдно в этом признаваться, но я был мелочно рад, что Его Величество Фергр, король Альмиры, находится при смерти. И злорадствовал, издалека наблюдая за тем, как младшие братья делят трон еще при его жизни. Молча, разумеется; что мне еще оставалось? В этой связи оказаться подальше от родной страны было большой удачей. Вираны, конечно, – достаточно дикие нравом существа, но чужая страна все-таки предпочтительней навязчивых мыслей о том, кто из младших решится первым и отправит меня на Железные облака.

Поначалу меня беспокоила даже не предстоящая встреча с дикими южными нравами, но просто звуки голосов вокруг. Несколько лет, проведенных в уединенном храме Немого-с-Лирой, где услышать человеческую речь было в диковинку, сделали свое дело, и поначалу я вздрагивал каждый раз, когда кто-то окликал меня по полузабытому уже имени. Но дорога помогла вновь привыкнуть к обилию звуков, и в Вир я прибыл вполне подготовленным.