Любовь попаданки

Увы, реальность и ожидания снова разошлись. Никитос был без букета. Не веря своим глазам и не желая отказываться от красивой фантазии, я, перед тем как усесться напротив, заглянула через стол и даже под стол – чем черт не шутит, ни-че-го. Как так? Забыть или просто не подумать он не мог, только не Никита, уж что-что, а ухаживать он умел. Кажется, я поторопилась с выводами и мечтами, призналась сама себе, ощущая, как настроение моментально упало. Честно говоря, я расстроилась почти до слез, сама не ожидала. Что же ему тогда от меня надо? Зачем дергает?

– Машуль, – сказал Никитос, гипнотизируя меня своими красивыми темно-карими глазами. – У меня к тебе просьба. Вернее, предложение.

Робкая надежда встрепенулась во мне при слове «предложение», но здравый смысл, щедро приправленный пессимизмом и только что пережитым разочарованием, которое я сама себе и устроила, намечтав с три короба на пустом почти месте, мгновенно эту надежду удушил. Ну, почти удушил.

– У тебя ведь «отлично» по руанскому языку? Можешь со мной позаниматься?

Я немного воспряла духом. Ну конечно. Он просто, наверное, слишком гордый, чтобы признаться, или же думает, что я не прощу. А может, решил, что я уже остыла и теперь пытается найти способ снова меня покорить, вот и придумал эту фишку с репетиторством… или сам еще до конца не понял, но его ко мне тянет!

– А в чем предложение? – улыбнулась я, доброжелательно, но ровно, по крайней мере, очень старалась.

– Я отдам тебе свой байк через месяц, когда уеду. Он ведь тебе нравится? А! Ты же, наверное, еще не знаешь! Я попал в этот совместный проект с руанцами, представляешь?!

«С руанами», – мысленно поправила я его. И, конечно же, знаю.

– Да ты что?! Я тоже! – с восторгом сообщила вслух, правда, моя улыбка быстро померкла – никакой особой радости на лице моего собеседника почему-то не отразилось. Наоборот, мне показалось, что промелькнуло что-то такое… как будто мы не влюбленные, а соперники-конкуренты, и он уже думал, что обошел меня на повороте, прибежал на финиш из последних сил, запыхавшись и выдохнувшись, а там – я, бодрая, веселая и предлагаю еще ради удовольствия пару кругов намотать. Да нет, не может быть. Я просто сама слишком эмоциональная, вот и жду, что другие будут реагировать так же…

– Круто, – с непонятной мне интонацией сообщил Никита, глядя куда-то в сторону. – Ну так что, поможешь? Правда, – он улыбнулся и вновь взглянул на меня, – не знаю теперь, что тебе и предложить. Байк же тебе, выходит, не нужен?

Байк мне был, разумеется, ни к чему. Если честно, то и симпатию к этому транспортному средству я испытывала исключительно постольку, поскольку мне очень нравился его хозяин. И все. Ничего личного к самому байку.

Но маячившие впереди регулярные встречи с возлюбленным сами по себе были для меня наградой.

– Ничего, – улыбнулась я ему в ответ. – Что-нибудь придумаем!

– Слушай, Машуль, а как ты вообще в этот проект-то вписалась? – вдруг заинтересовался Никитос. – Ты же их это… терпеть не можешь, вроде?

Не знаю почему, но мне сделалось как-то неприятно. Нет, Никиту я вроде бы ни в чем упрекнуть не могла, действительно, говорила ему как-то о своей неприязни, и удивление его вполне объяснимо и оправданно… И все же, все же, все же… Оттого, возможно, что почудилось мне в этом вопросе «и как тебя только взяли, такую убогую?». Но нет, вряд ли, вряд ли…

– Да нет, – постаралась как можно спокойнее, даже немного лениво, пожать плечами. – Нормально я к ним отношусь.

«Терпеть могу, как выяснилось!» – добавила строго про себя. Но мой собеседник не удовлетворился.

– Да ладно, – как-то слишком простодушно заявил он, в упор не желая замечать, что обсуждать эту тему мне совершенно не хочется. – Помнишь, мы кино смотрели? Ну, там где девушка с инопланетянином связалась… ты еще говорила, что ни за что бы не смогла, и вообще, смотреть на это даже не можешь – противно.

Я помнила. Мне и вправду было тогда не по себе, стоило только представить себя на месте героини… Но Никитос-то к чему это вспоминает? Может, ревнует меня к синеглазому? Хотя откуда ему знать, что я в проекте исключительно благодаря этой неожиданной протекции. Тогда что? Может, опасается, что я там найду себе инопланетного бойфренда? Совершенно напрасно. Он один в моем сердце и в мыслях моих.

– Ты же не будешь отрицать, что такое было? – полушутливо спросил Никита, и я неохотно признала:

– Возможно, не помню. – И поспешила перевести фокус на него – говорить о себе он очень даже любит, как и все мужчины. – А тебе зачем этот проект?

– Почему бы и нет? – ушел от ответа мой будущий ученик. – Ладно, Машуля, мне пора бежать. Завтра вечером заскочу на урок, идет?

– Идет, – растерянно сказала я, начиная чувствовать себя глупо. Стоило ли сорок минут готовиться, лихорадочно менять платья и править макияж, чтобы через семь минут уже разбежаться? Впрочем…

– Ты, кстати, ни с кем не встречаешься? – спросил, уже поднявшись из-за стола.

– А что? – еще больше растерялась я, мечтая передать интонацией, что у меня куча поклонников и я вот-вот начну с кем-нибудь роман. Но, кажется, вместо этого получилось кичливо-капризно. Эх.

– Так, – улыбнулся Никита и склонился, чтобы поцеловать меня в щеку. – Выясняю, не будет ли какой ревнивец устраивать разборки. Все, до завтра, красавица.

«Красавица», – мысленно повторила я, чувствуя, как против воли начинаю совершенно по-идиотски улыбаться. Кажется, мы на верном пути. Он ищет со мной встреч, делает комплименты и, вероятно, даже ревнует. А раз так, то все инопланетяне и все спецслужбы Вселенной мне нипочем.

– Молодой человек, – поймала я официанта, – принесите мне, пожалуйста, ваш фирменный коктейль.

Есть что отметить!

Глава 3

Маша и неожиданности

Оргсобрание открыло для меня много нового. Например, что проект на два года, а я ведь даже ничего еще не сказала родителям, и, честно говоря, плохо представляю, как им сообщить, что их дочь летит с какими-то инопланетными существами куда-то в далекий космос, чтобы там осваивать или исследовать какую-то планету. А ведь это, наверняка, подразумевает отсутствие элементарных условий! А вдруг нас там вообще оставят?! Вдруг это билет в один конец, и мы не разведчики, а невольные переселенцы, которые просто об этом еще не знают? Может, не зря они набирают много молодежи… Эх. На какой только риск не пойдешь ради любви!

Вот интересно, кстати, с чего это руане решили осваивать какую-то планету вместе с нами? Почему не сами? Подозрительно это все!

А вчера приходил Никитос. И – неожиданно для меня – оказывается, у него с руанским языком полный швах… ну или он уж очень искусно притворяется «ты очень красивая!» и «я скучал!». Это ведь намеки были, правда? И теперь я еле удерживалась, чтобы не оборачиваться ежесекундно – он сидел на пару рядов дальше, чем я. Останавливала меня гордость. И, как ни странно, взгляд пронзительно-синих глаз. Почему-то становилось неловко вертеться на виду у этого киару, или как там его. Да и вообще, под его взглядом в принципе становилось здорово не по себе, вертись не вертись, уже не так и важно… И чего он на меня глазеет, спрашивается? Мне ведь сразу лезут в голову грязные инсинуации этого агента спецслужб, который меня вербовал, и становится совсем тревожно.

Синеглазый и впрямь всякий стыд потерял, сидит и смотрит-смотрит-смотрит… А я бы и хотела набраться наглости, чтобы ответить ему на взгляд, может, и бровь – одну, я умею – вопросительно приподнять, а как-то не выходит. Сижу, смущаюсь, нервничаю и ерзаю, прямо как подросток. «Ну хватит, не смотри на меня, ну пожалуйста!» – мысленно взмолилась я, а когда осмелилась вновь посмотреть на синеглазого, он смотрел в другую сторону. И почему это меня не обрадовало, я так и не поняла. И на Никитоса больше не оборачивалась, почему-то расхотелось.

Прибытие на планету предполагалось в три этапа, первая группа – самая малочисленная, должна была отправиться уже через месяц, вторая и третья – через полтора и два соответственно, и мне каким-то образом… хотя я, кажется, точно знаю каким, повезло оказаться в первой группе. С киару. А Никитос – в третьей, и я ему даже завидовала, правда, недолго, ровно до того момента, как он подсел ко мне, схватил меня за руку и выдал:

– Поменяйся со мной!

Вот если бы он сказал «поменяйся, чтобы быть в одной группе со мной», я бы тут же и с радостью. Но нет. Разные группы его, кажется, не волновали, и во мне встрепенулись обида и вредность.

– Зачем? – спросила я, не торопясь, впрочем, выдергивать свою ладонь.

Ответить он не успел, на нас зашикали соседи, и Никитос вернулся на свое место. А я со вздохом посмотрела на свою руку, еще помнящую тепло его ладони, и попыталась сосредоточиться на информации о предстоящем путешествии. Но мысли упрямо вертелись вокруг Ника, его прикосновений и его странной просьбы. Кое-что я, правда, все-таки услышала и запомнила: каждая группа будет еще несколько раз встречаться до отлета, и окончательное решение о составе участников будет принято по итогам этих тренингов-тимбилдингов. Прямо это не было сказано, но отчетливо читалось между строк – финальный состав будет куда менее многочисленным.

Когда собрание закончилось, я сделала над собой усилие и не стала оборачиваться на Никиту, искать его глазами, медлить или еще каким-то образом пытаться инициировать с ним диалог. Во-первых, ему от меня что-то надо, так что обратится сам, во-вторых, у нас послезавтра урок руанского языка. Так что никуда пока не денется. И точно.

– Маш! – окликнул он меня, едва я вышла за дверь, и, догнав, снова схватил за руку. Я послушно остановилась. – Пожалуйста, давай поменяемся! Подумай сама – это же может быть опасно! А ты у меня такая нежная, хрупкая… тебе же будет тяжело! Зачем тебе такие испытания? Машуля… Ну давай поменяемся!

Я уже почти растаяла, все-таки Никитос знает, с какой стороны подойти, и тон у него такой нежно-заботливый сделался, и слова он подобрал правильные, ласкающие мой слух: нежная, хрупкая… «у меня»! И хочется согласиться, ведь, в конце-то концов, что я улечу в первой группе, а он в третьей, что наоборот – все равно на месяц мы расстанемся, а построить отношения на вредности вряд ли выйдет, надо, наверное, уступить… тем более, он просит так ласково и проникновенно… Да, уступлю.

– Никита… Рекунов, – прозвучал вдруг рядом холодный голос. – вы просите девушку о невозможном. Она не может с вами поменяться, так как я и только я решаю, кто будет в первой группе. Если вас не устраивает третья группа, вас никто не держит.

Я не смотрела на синеглазого – а это был он, кто же еще, вот ведь наказание мое персональное, но почему-то точно знала, что он сейчас смотрит на наши с Никитой руки, притом смотрит весьма неодобрительно. И точно.

– И отпустите уже, пожалуйста, девушку, – все так же холодно, но, пожалуй, уже даже немного зло добавил киару.

Ник отпустил. И, не сказав мне ни слова, бросился вслед за направившимся обратно в аудиторию синеглазым инопланетянином. Видимо, будет уговаривать теперь его. Чувствуя себя до крайности глупо, я еще некоторое время побродила по коридору, а потом, разозлившись на всех: на себя – за то, что жду Никитоса, на него – за то, что сбежал, ничего не сказав, на синеглазого – за то, что вмешался и делает вид, что не помнит моего имени, а я уверена, что помнит, отправилась домой.

А на следующий день на наш «урок» Никитос пришел в таком виде, что я чуть сознание не потеряла. У него был фингал, рассечена бровь и щека, даже швы наложены, а левая рука так вообще в гипсе.

– Ох, – только и смогла сказать, открыв ему дверь. Хорошо еще, что родителей и брата нет, а то охов было бы куда больше… – Что…Что произошло?

– А на что похоже? – почти беззлобно огрызнулся он.