Шоколадное пугало
Марфа скомкала салфетку.
– Представляете?
– Не очень приятная ситуация, – заметила я. – И как поступил Игорь?
Марфа поморщилась.
– Он был слишком деликатен, до идиотизма, Гарик бросился к ней, снял истеричку с подоконника, потом стал покорно есть ненужные ему завтраки. Я его предупреждала: «Гарик, с Юлей так нельзя. Она, как Аги, непременно своего добьется, станет твоей женой». Он рассмеялся: «Марфинька, это невозможно. У меня к Сазоновой нет никаких чувств, кроме жалости». Спустя несколько месяцев Игорь мне позвонил, попросил срочно о встрече и сообщил: «Юля беременна!» Я ахнула:
– От тебя?
Игорь смутился:
– Ну… она так говорит! Я не помню.
И рассказал дивную историю. В конце августа Сазонова пригласила Игоря на свой день рождения. Он попытался отвертеться, но она стала плакать, говорила:
– Ну почему все отказываются?
Актер, как всегда, пожалел ее, приехал к ней домой и оказался единственным гостем. Стол был накрыт на десять человек, а явился один Гарик. Он видел, как расстроена хозяйка, поэтому постарался изо всех сил развлечь ее. За все годы нашего знакомства я ни разу не видела, чтобы Игорек больше пары глотков вина выпил. И он никогда не пьянел. Но в тот вечер его капитально развезло.
Утром он проснулся от громкого незнакомого голоса. И не сразу понял, что находится в кровати Юли. Она лежала рядом, на пороге комнаты стояла ее соседка, она пришла поздравить Сазонову с днем рождения. Гарик оторопел, а тетка заахала:
– Простите. Не хотела вам помешать! Юлечка пригласила меня выпить с ней кофейку в десять. Дверь к ней в квартиру была не заперта, я решила, что она ее открытой для меня оставила, вот и вперлась…
– Праздник вчера был, – возразила Юля.
– Да нет, – заспорила соседка, – у меня записано: двадцатое число.
– Ты ошиблась! – рявкнула Юля.
Тетка убежала. Игорь запаниковал, дождался, пока Юля уйдет в ванную, и унесся, забыв надеть ботинки. Шел по улице зимой в домашних тапках. А теперь известие о беременности.
– У вас что-то было? – напрямую спросила Марфа.
– Не помню, – признался Игорь, – но уверен, что нет!
– Как ты так надрался! – возмутилась Неписайкина.
– Всего-то пригубил белого вина, – оправдывался артист, – я не любитель горячительного.
– Она врет! – отрезала Марфа.
– У нее есть справка от гинеколога.
– Купила.
– Зачем?
– Чтобы ты на ней женился!
– Нет-нет. Зачем я ей? – пробормотал Парамонов.
Через неделю о том, что Юля ждет ребенка от артиста, знал весь город. Игоря стали поздравлять… Понимаете, чем все завершилось?
– Свадьбой, – вздохнула я.
– Угадали, – поморщилась Марфа. – Ребенок так и не родился, у Юли случился выкидыш. Брак моему другу детства на пользу не пошел. Гарик превратился в тень, похудел, побледнел, осунулся. Не один год он мучился. Со мной он почти не общался, потом вдруг позвонил: «Еду в Москву. Николай предлагает устроить меня в столичный театр. Но квартиру не дают, только общежитие. Коммуналка на три семьи. Нам досталась одна комната, десять метров. Сомневаюсь, что Юлия согласится ехать в столицу на таких условиях. Я предложу ей такой вариант: временно еду один, зарабатываю денег, снимаю приличные апартаменты, и тогда она перебирается в Москву». Я сразу поняла: Игорь хочет наконец-то избавиться от жены.
– Проще было развестись, – удивилась я, – убегать из города, где у тебя прекрасная работа, любовь зрителей, хорошая квартира, приличная зарплата, в столицу, где придется жить в крохотной комнатенке в общаге… И в театре небось главных ролей не дадут, в Москве своих звезд хватает.
– С Юлией разорвать отношения невозможно, – поморщилась Марфа, – ну поставят им штампы в паспорта. И что? Сазонова из квартиры Гарика никогда не уедет. Она в него вцепилась акулой, обманом на себе женила. Разве такая его отпустит? Но я полностью с вами согласна, поэтому уговорила Игоря, прежде чем говорить с женой, побеседовать с Николаем подробно, выяснить, что предлагают ему в столице. Ну и попросить мужа сестры на первых порах помочь нормальное жилье Игорю снять. Олигарху это раз плюнуть, капля в его денежном море. Приятель внял голосу разума и один подался в Москву. Юле ничего не сказал, не хотел, чтобы она за ним увязалась. Ну и все!
Глава 27
– Все? – спросила я.
Марфа сделала глоток остывшего чая.
– Он уехал на первой электричке, днем позвонила Юля в истерике: «Где мой муж?» Я ответила ей: «По какой причине ты его у меня ищешь?» Юльку понесло, она наговорила мне гадостей и отсоединилась. Днем у меня в кабинете зазвонил стационарный аппарат, это оказался Игорь.
– Я сейчас у Аги дома, не по сотовому говорю, он сел, по городскому телефону. Мобильный твой номер не помню, а обычный засел в памяти. В театре мне ничего не обещают. Коля договорился, что меня возьмут, но ролей нет. Коллектив огромный, актеры по пять лет ждут, что им «карета подана» на сцене сказать позволят. Не хочу стать одним из толпы. Останусь в Гольяновске.
Я обрадовалась:
– Вот и хорошо.
Гарик прошептал:
– Но тут большая проблема назрела. Аглая требует, чтобы я переезжал в Москву. Лариса за мной по пятам ходит, тоже просит остаться, шепчет: «Мама меня совсем запинала, на улицу одной выйти не разрешает», и… Ой!
Игорь не договорил, послышался шорох, потом в ухо Марфе завизжала Аги:
– Хватит лезть в нашу семью! Брата против меня настраиваешь! Не хочешь Игоря от себя отпускать? Решила его охомутать?
Я молча слушала владелицу дома престарелых. В голове мелькнула мысль: как хорошо, что в нашей семье нет таких особ, как Аглая. А Марфа все говорила и говорила.
Неписайкину до глубины души возмутил намек подруги детства на то, что у нее с Игорем любовная связь, она пришла в негодование.
– Парамонова, опомнись! Я давно и счастливо замужем.
– Ой-ой-ой, – издевательским тоном пропела Аги, – кому штамп мешает! Кстати, я давно Горелова! Перестань меня Парамоновой звать. Эй, Ларка, ты где?
– Хочу в Москву поехать, погулять, – раздался голос дочери невменяемой бабы.
Послышался стук, похоже, Аги швырнула куда-то трубку, а та не отключилась, упала и продолжала работать. Неписайкина беседовала с Игорем по обычному телефону, он не отключается, как мобильный, если по нему долгое время никто не говорит. Марфа стала невидимым свидетелем скандала. Да какого! Аглая орала на Ларису, нецензурная брань мешалась с плачем девушки. На секунду мать вдруг затихла, и тогда Лара прорыдала:
– Мама, мне уже не пять лет! Я замуж хочу. А как жениха найти, если ты меня никуда не отпускаешь.
– Ларка! Назад! – завопила Аглая. – Игорь, кретин, ты не вернешься в сраный Гольяновск. Все. Хватит. Молчать! Я тут главная! Делайте все, как я велю! Девчонка…! …!
Лариса завизжала.
– Нет, нет! – закричал Николай. – Нет!
– Гарик! – истошно заорала племянница. – Дядечка, любимый!
– Игорь, – вторил ей Николай, – Игорек! Дорогой!
Потом Марфа услышала громкий треск и хруст. Похоже, в доме олигарха началась драка и кто-то наступил на трубку.
Через час Марфа стала звонить Игорю, потом Ларисе, Николаю, Аглае, но все сотовые были выключены. Домашний номер не отвечал. Неписайкина подождала немного, повторила «серию» звонков, не добилась успеха и, преодолев нежелание общаться с Юлией, звякнула той на мобильный.
– Чего надо? – буркнула в трубку Парамонова.
И тут же раздался резкий короткий звук: «у-у-у», потом стук, шум. Связь оборвалась. Через пару секунд Юля сама соединилась с Марфой, на сей раз она была любезной.
– Извини, какой-то сбой случился, в ухе так загудело и застучало, что голова заболела. Что ты хотела?
– Где Гарик? – спросила владелица дома престарелых.
– Он уехал.
– Не звонил?
– Нет! – рассердилась Парамонова. – Что за праздное любопытство? Отстань, я спать хочу! Уже поздно. Я в кровати.
И разговор оборвался.
В большой тревоге Неписайкина провела пару суток, постоянно держа в руке трубку. Но мобильные Ларисы, Коли, Игоря, Аглаи по-прежнему не отвечали. На третий день неизвестности Марфа в поисковике нашла контакт головного офиса Николая и, потратив целый час, в конце концов получила номер сотового его секретаря.
– Алло, – прошептал в трубке мужской голос на фоне «Реквиема» Моцарта.
– Вы Артем? – обрадовалась Марфа.
– Перезвоните позже, сейчас все на похоронах, – скороговоркой произнес помощник Горелова.
– Кто, кто, кто умер? – в панике заорала Марфа, но собеседник уже отсоединился.
Неписайкина попыталась еще раз связаться с секретарем, но тот отключился от сети. Марфа позвонила Юлии и осторожно спросила:
– Как дела?
– Чего тебе надо? – не замедлила схамить Парамонова.
– Игорь приехал?
– Нет, – буркнула Юля, и в сердце Марфы словно вонзились острые когти, она поняла: случилась беда.
Вечером в квартире Неписайкиной раздался звонок, на дисплее высветился телефон Ларисы.
Марфа немедленно ответила:
– Что?
– Все, – прошептала Лара, – он умер.
– Кто? – тоже еле слышно осведомилась Марфа.
– Игорь!
Трубка чуть не выпала из рук Марфы.
– Боже!
– Инфаркт, – лепетала Лариса, – мама всех переругала, Гарик упал… на пол. Мне тоже плохо стало, я ничего не помню. Отец вызвал «Скорую», но она не успела! Игорь на месте умер! Сегодня его похоронили.
– Ларочка, почему вы мне не сообщили? – заплакала Марфа.
– Отец невменяемый совсем, – шептала та, – я тоже, и мама.
– Мама! – разозлилась Марфа. – Кто брата до сердечного приступа довел? Я все слышала! Как она на тебя орала, Игорю запретила домой возвращаться. Ты плакала.
На секунду в трубке стало тихо, потом Лариса изумилась:
– Но тебя же с нами не было! Ты в Гольяновске!
– Трубка где-то валялась, вы ее не отключили, – пояснила Марфа, – вот я и стала невидимым свидетелем скандала. Сначала Аги бушевала, потом Николай закричал: «Нет-нет», ты зарыдала…
– Мама схватила Игоря, – всхлипнула Лариса, – за руку. Она категорически возражала против его возвращения домой, хотела, чтобы он перешел в московский театр, жил с нами, обзывала его жену… Я не стану повторять, какими словами…
– Редкий случай, когда я солидарна с Аглаей, – вздохнула Марфа, – ее оценка Юлии совпадает с моей.
– Мама говорила: «Ты гниешь в провинции, надо разводиться, войти в московскую труппу, жить у нас», – пояснила Лариса, – дядя возражал: «Мне роли здесь не светят, а просто числиться в труппе я не хочу, мечтаю играть». Мама голос повысила… ну… и… Игорь… сел на пол, потом лег… глаза закатил… папа закричал… Дальше я все смутно помню. Кто что делал… На меня будто одеяло набросили, не вижу, не слышу, говорить не могу. Извините, Марфа… Я все дни до похорон провела в больнице около мамы, ей очень плохо. Она голос потеряла. Онемела от горя!
– Так ей и надо! – воскликнула владелица дома престарелых. – Брата убила! Пусть теперь всю жизнь плачет и думает о своем дурном характере. Скотина! Мерзавка! Хамка!
– Ты злая гадина, – вдруг закричала Лариса, – никогда не буду с тобой общаться! Не смей так про мою маму говорить!
Неписайкина развела руками:
– Злые слова у меня на волне стресса вырвались. Я была ошарашена известием о гибели Игоря, вот и не сдержалась. Разве я неправду сказала? Аги своим поведением, агрессией, злобой спровоцировала инфаркт у Гарика. Другое дело, что не стоило Ларисе в день похорон ее любимого дяди это говорить, но я не оклеветала ее мать. И мне сразу стало стыдно. Я попыталась связаться с Ларой, извиниться хотела, но поняла: мой номер заблокирован. Подождала пару дней, решила с Аглаей побеседовать, соболезнование выразить. И подруга детства, и Николай меня в игнор отправили. Так меня их поведение задело! Ну, думаю, ладно. Непременно дозвонюсь, хотите вы этого или нет. Игорь был моим близким другом, я обязана его на девятый день помянуть. Вы меня лесом отправили? Я взяла мобильный телефон у нашего администратора и услышала: «Номер не обслуживается», и так несколько раз. Они все поменяли контакты. Нет бы мне остановиться, да меня в бок черт толкал, в уши пел: «Езжай к Гореловым домой». Адрес у меня был. Собралась и помчалась. И что?
– Вас не пустили, – предположила я, – ворота оказались заперты.
– Наоборот, открыты настежь, – возразила собеседница, – охраны не было. Я дошла до особняка, гляжу: рабочие повсюду суетятся. Ко мне подошел парень: «Вы привезли образцы плитки?» Я представилась, он пояснил: «Владельцы уехали. Куда, не спрашивайте, я понятия не имею. Нас наняли выполнять ремонтные работы. Покиньте территорию, пожалуйста». Вот и все, мне пришлось вернуться в Гольяновск.
– Вы так и не помирились? – поинтересовалась я.
– Лариса, Коля, Аги мне никогда не звонят, – грустно сказала Марфа, – сама я не стала их новые номера телефонов искать. Зачем навязываться, если люди общаться не желают? Вместе со мной они и Валентину из своей жизни вычеркнули. Сестра в своей газете напечатала некролог об Игоре, вернее, написала большую статью, очень теплую. Реакции на публикацию от родни покойного не последовало, хотя Валя подписалась своим именем, не псевдонимом, который использует для интервью и прочих материалов. В отличие от меня Валя иногда узнавала новости о Ларисе и Коле. Она мне рассказала о свадьбе Лары. Потом о награде, которую Аги получила на конкурсе мастеров кукол. Про скандал сообщила.
– А что случилось? – оживилась я.
Марфа открыла чайник с заваркой.
– Еще есть чаек. Налить?
– Спасибо, не надо, – отказалась я.
Хозяйка наполнила свою чашку.
– Говорят, близнецы во всем повторяют друг друга. Но Аги и Игорь были совершенно разными. Она сухая, эгоистичная, рациональная, даже в детстве свое поведение просчитывала. Дружить предпочитала с теми, кто ей мог быть полезен. Я за Аглаю все школьные годы писала всякие доклады, Валюша ей сочинения строчила. Юля не блистала умом и сообразительностью, но она ловко окна мыла, полы. Приходит очередь в классе дежурить, Юля с тряпкой-веником бегает, Аглая ею командует.
– Протри портреты на стенах. Подоконники помой.
Для меня было секретом: почему ее все слушались? Потом я поняла: Аглая приказывала уверенным тоном. Она ни на секунду не сомневалась, что любое ее повеление непременно исполнят. И его выполняли.
По окончании седьмого класса у нас началась летняя практика. Девочек отправили на швейный комбинат. Мне дали веник, швабру, велели заводоуправление мыть. Аглая же попала в цех, где делали сувениры: грелки на чайники в виде кукол. Может, помните такие? Сейчас я их нигде не вижу, а в советское время часто попадались. Девушка с длинными светлыми косами, глуповатым лицом, круглощекая, в русском народном костюме. Юбка на ней – простеганная ватой грелка. Красавицу на чайник сажали.
– Они мне очень даже нравились, – улыбнулась я. – Жаль, у нас дома такой не было. Родители не тратили денег на приятные мелочи.
– Советские люди экономили на всем, – кивнула Марфа, – в банке кредитов не давали, надо было иметь запас на черный день. С одной стороны, это плохо, с другой – хорошо – проценты не надо выплачивать. Аглаю приставили к мастеру, та ей показала, как шить куклу. Аги увлеклась и начала мастерить… Думаете, принцесс? Нет, она шила Бабу-ягу, домового, черта, ведьм… Жуткие монстры. Но у нее здорово получалось. Прямо восторг. Наталье Ивановне Сиракузовой куклы очень нравились.
Я не поверила своим ушам.
– Кому?
– Аглая один раз приехала сюда, – сказала Марфа, – с ней прибыла женщина, Наталья Сиракузова. У нее была мачеха, очень пожилая. Старушка заговаривалась, падчерица опасалась за ее безопасность. Наталья очень просила меня приголубить мачеху, обещала платить за ее пребывание. У нас мест не было, но я пообещала переоборудовать в комнату одно хозпомещение. Они очень обрадовались. Наталья предложила мне на картах погадать, я вежливо отказалась. Аглая же подарила интернату жуткое страшилище, она сшила богиню Зла. Сиракузова ее расхвалила, спела осанну остальным куклам Аги. Но моя помощь не понадобилась, пожилая дама вскоре умерла. И вот, выверт судьбы, Наталья сама стала безумной.
Аглая дала мой телефон ее сыну Владимиру. Наталья Ивановна жила у меня до смерти. Похоронена на кладбище в Челяпинске.
– Где? – уточнила я.
– Челяпинске, – повторила Марфа, – звучит как Челябинск, только в середине не «б», а «п».
– Понятно, – протянула я. – А о каком скандале вы намекнули в начале нашей беседы?
– Во время нашего разговора с Ларисой она сказала, что Наталья Ивановна, мать Владимира, умерла недавно. Она психиатрическая больная, содержалась в интернате «Сад здоровья» под Челябинском.
– Зачем так далеко отправлять Наталью? – удивился Михаил Юрьевич. – Если захочешь навестить мать, придется лететь на самолете.
– Вероятно, сын вообще не хотел с ней видеться, – предположил Миркин. – Вдруг мамаша была совсем неадекватна? У моего приятеля бабка разум потеряла. Как они с женой намучались!
– Подождите, – остановила я сотрудников, – Лариса что-то напутала. В беседе с Марфой выяснилось, что Наталья Сиракузова до самой смерти жила в доме престарелых под названием «Сад здоровья» в Гольяновске. Но ранее это заведение имело адрес: село Челяпинск. В середине не «б», а «п». Гольяновск стал разрастаться и поглотил село. Был Челяпинск и нет его. Лариса точно не знает, где ее свекровь похоронена.
– Или она от неожиданности твоего вопроса ляпнула про Челяпинск, – хмыкнул Димон, – поняла: не стоит называть верный адрес, и вывернулась, сказала про Челябинск.
Глава 28
– Пару лет назад Аглая, как обычно, участвовала в Международном конкурсе мастеров кукол, – сообщил Димон, глядя в монитор. – Ее работа «Софи на качелях» получила Гран-при, золотую медаль, диплом и восхищение членов жюри. На следующий день канал «Болтун» показал интервью с бабой из Рязани. Та обвинила жену олигарха в плагиате, дескать, она давно сделала «Аню на качелях» и выставила в «Инстаграме», а Аглая украла ее образ. «Отнимите у нее золотую медаль, дайте мне!»
Коробков щелкнул пультом.
– Внимание на экран. Вот вам обе работы. И как?
– Ничего общего, кроме темы, – воскликнула я, – девочка на качелях. Но это очень расхожий сюжет. Некоторые люди старательно разжигают скандалы, чтобы о них наконец-то громко заговорили. Марфа мне объяснила, что Аглая никак на это не отреагировала. А вот «Желтуха» и все остальные подобные ей издания подхватили тему. Лай начался в середине июля, это мертвый сезон для прессы. Знаменитости ринулись кто куда из столицы, звезд потянуло на море-океан. Случись эта история в сентябре, на нее никто бы не отреагировал, а в середине лета пресса любую чушь опубликует, только бы чем-то место в газете или журнале забить или эфирное время заполнить. Ну и что? Потявкали недолго и замолчали.
– Настоящий скандал возникает, когда знаменитость отбрехивается. Ему гадость, он в ответ две, затем звезде три комка грязи швыряют в лицо… Ну и так далее. Аглая молодец, промолчала, – похвалил Коробков.
– Марфа полагает, что подруга детства не знала про глупую статейку, – заметила я, – это не похоже на нее: молча стерпеть обиду. Я была в помещении, где располагается Королевство Шоколадного Пугала, и могу подтвердить: Аглая очень талантливый художник. Что тебя насторожило в куклах?
Димон опять взял пульт. Экран разделился на квадратики, в каждом появилось фото.
– Это куклы, которые Аглая представляла на конкурсы и выставки, – объяснил Димон.
– Правда здорово, – восхитилась Вера, – кропотливо сделано! Видно, что человек в изделия душу вложил.
– Смотрите, раз нравится, – милостиво разрешил Коробков и встал, – я скоро вернусь. Вам хватит времени налюбоваться.
Мы с Верой стали листать снимки и пришли в еще больший восторг.
– Она обожает детали, – пришла к выводу Трофимова, – мелочи. Посмотри на эту сумочку. Размер у нее чуть меньше коробка со спичками, но она вся расшита пайетками, есть застежка с пряжками.
– Странно, что женщина, характер которой совсем не сахар, занимается такой кропотливой работой, – пробормотала я, – думала, что такие личности долго на одном месте усидеть не способны.
– Гневливость и усидчивость не всегда идут рука об руку, – заметил Михаил Юрьевич, – иногда они лучшие друзья. В психиатрических лечебницах успешно применяют арт-терапию: рисование, лепку. Шитья, правда, нет. Иголки, ножницы – это острые, опасные предметы.
– И карандашом убить можно, – заметил Федор, – да и пальцем тоже. Если есть желание ближнего на тот свет спровадить, человек и без острых режущих обойдется.
– Ты прав, – согласился Ершов, – значит, после смерти Игоря отношения у друзей детства испортились?
– Они прекратились, – объяснила я. – Марфа и сестра Валя давно не общались с Аглаей, не встречались с ней. А вот Лариса приезжала к владелице дома престарелых в слезах. Визиты ее случались несколько раз в году, когда ее мать и отец отправлялись на отдых или лечение. Они, как правило, уезжали в Европу недели на две, на три. Когда Лара училась в институте, она не летала с родителями, говорила: «Не могу пропустить лекции, нахватаю двоек на сессии». Но едва лайнер с Аглаей и Николаем взмывал в небо, студентка мигом забывала про отметки и мчалась к Марфе. Та служила ей подушкой для рыданий. Лара жаловалась на мать, она не давала дочери никакой свободы. Еще Лара выражала недовольство отцом:
– Он тюфяк, всегда занимает мамину сторону. Сколько раз я его просила: «Вели ей от меня отстать. Почему ты молчишь, когда твоя жена меня в пыль растирает?» А он сразу в кусты. «Зачем нам вместо маленького костра разжигать вселенский пожар? Аги покричит и утихнет. Ты должна уважать мать, слушаться ее. Почему она на тебя нападает? Потому что ты всегда по-своему поступаешь». Один Игорь мне сочувствует и ты!
– Видно, муж по-настоящему любил Аглаю, если так себя вел, – вздохнула Вера, – как правило, мужики скандалисток не любят. Ну, кроме мазохистов.
– Лариса перестала навещать Марфу, – продолжала я. – Вскоре после смерти Игоря Лариса вышла замуж. Полагаю, Владимира в дом привели или мать, или отец. Правда, Лариса утверждает, что они с Сиракузовым познакомились в метро. Но, думаю, она лукавит. Не могу представить единственную дочь олигарха всю в «Шанели», «Дольче Габанна» и «Диоре» в столичной подземке.
– Она там за свою сойдет, – хохотнула Вера, – в каждом вагоне полно таких, в платьях якобы за миллион и с сумками за два «лимона» в цепких лапках с криво сделанным в салоне при бензоколонке маникюром. Вернее, это они думают, что дорого выглядят, считают, что пиратские копии безупречны, от оригинала их не отличишь. Три ха-ха! Богатая кисонька с ридикюлем ценой с грузовик валюты, и в платье, которое как джип стоит, в подземку не спустится. Маникюр-педикюр, стрижка-укладка у нее всегда высший класс. Зубы в идеальном состоянии. Волосы здоровые, блестящие. И взгляд королевы. А когда ногти тебе подружка косо накрасила, а волосы ты сама в тазике вытравила… Смешно видеть такую лахудру с сумкой Шанель в метро. Ржачка просто.
Я остановила Трофимову:
– Вера, не стоит строго судить девушек. Они мечтают о модном аксессуаре, а денег на «родной» нет, вот и приобретают заменитель. Что они тебе плохого сделали? Едут тихо, ощущают себя красавицами. Ну и пусть. Вернемся к делу. Думаю, ты права, Аглая не из тех, кто разрешит дочке самой жениха выбирать. Просто Ларисе неудобно признаться, что мать ею во всем руководит, вот она и приврала насчет подземки.
– Мой отец в далекой юности тонул в реке, – вдруг сказал Ершов, – его друзья вытащили, откачали. У папы навсегда остался страх перед водой. Он сам на море не ездил, в бассейне не купался и запрещал все подобные развлечения семье. Когда в сентябре ребята в моем классе рассказывали, как они на пляжах веселились, я всегда врал: «С родителями в горы ходил! Мы альпинисты». Ну не мог я признаться, что мы у бабки в деревне жили, а отец каждое утро истерил: «Не смейте к речке приближаться». Какое-то происшествие может здорово повлиять на человека. Сестра, которая видела смерть брата, могла слететь с катушек. Но Аглая кардинально изменилась после смерти Игоря. Прямо стала другим человеком. Возможно, она отпустила от себя Ларису, перестала ее грызть.
– Почему вы так решили? – удивилась я. – Когда я была в доме, мать не забывала делать дочери замечания. Мне сразу стало ясно, кто там хозяин.
– Ну так она и впрямь главнокомандующая, – заметил Димон. – После смерти Николая вдове отошло не все состояние, кусок пирога и дочери достался. Лариса может спокойно купить дом или квартиру, уехать от матери, жить с мужем. Но Лара предпочла остаться с Аглаей. Значит, им всем комфортно вместе. Михаил, почему вы решили, что вдова сильно изменилась? На мой взгляд, она прекрасно выглядит! Не красавица, мужеподобная, но вполне себе ничего.
– Не о внешности речь, – усмехнулся Ершов. – Дима, верни снимки кукол.