Кто в чемодане живет?

– Сандалии? – повторил Генри. – Это не моя обувь. И в СССР, ох, простите, в России их не носят. У вас лапти. Но я их не смог достать, поэтому пришлось натянуть эту обувь. Я строго соблюл соответствующий внешний вид. Дома внимательно изучил по картинам художников прошлых лет, как выглядел народ. Не хочу подчеркивать свою аристократичность. Мечтаю окунуться в массы. Получить бесценный опыт общения с простолюдинами, честными, прекрасными, наивными российскими крестьянами. Сожалею, что лапти не нашел. Отсутствие обуви из лыка – боль моего сердца. Представляю, как мамочка обрадуется, увидев меня одетым как мужчины ее детства.

– Ну да, Анна забьется в восторге, – пробормотал я. – Господин Дюпре…

– Простите, мне пора, – заторопился ряженый.

– Лучше переоденьтесь, – попытался я остановить Генри, – современные москвичи мало чем отличаются от жителей Нью-Йорка или Парижа.

– Понимаю, – кивнул Генри, – исторический костюм уже не в фаворе. Но для выражения респекта гражданам он необходим. Я пошел! Подскажите, где ближайшая стоянка извозчиков?

– Такси можно поймать на улице или вызвать по телефону, – объяснил я, – давайте организую вам наемный экипаж.

– Хочется самому окунуться в гущу жизни родины предков, – возразил недоросль и покатил чемодан к выходу.

– Генри, – окликнул я его, – простите мое беспардонное любопытство, чем вы занимаетесь?

Он оглянулся.

– Составляю каталог картин нашего замка, параллельно пишу книгу о музее искусств Дюпре, он открыт в нашем имении, по выходным вожу группы экскурсантов. Работы по горло. Я искусствовед. А вы? Надеюсь, мой вопрос вас не оскорбил.

– По образованию я редактор, – начал я, – окончил некогда Литературный институт, а сейчас…

– О-о-о-о! – восхитился сын Анны. – Приятно встретить человека, с которым сразу ощущаешь общность взглядов. Восхищен вашей библиотекой, она не такая большая, как в замке, но подобрана с тонким вкусом, во многих томах закладки. Глубоко впечатлен вашей эрудированностью. И…

Из кабинета вышла Демьянка.

Генри запнулся на полуслове.

Я увидел, что изо рта псинки по-прежнему свисает красный с черными кружевами лифчик, и быстро произнес:

– Понятия не имею, где собака сие нашла, в доме нет женщин. Возможно, отрыла на помойке и тайком в дом притащила.

Демьянка приблизилась к гостю, села у его ног и завиляла хвостом.

– Вы ей понравились, – улыбнулся я.

Псинка встала и, тихо повизгивая, начала скрести лапой чемодан. Бюстгальтер она выплюнула.

– Удаляюсь, пошел искать остановку конки![3 - Конка – предшественница трамвая. Вагон по рельсам тянула пара лошадей, которой управлял кучер. В Москве и Питере существовала до начала XX века.] – воскликнул Генри и скрылся на лестничной клетке.

Я вернулся в кабинет и обнаружил там Василия и Бориса в процессе увлекательной, но непонятной мне беседы.

– Следует отбить, – велел мой секретарь.

– Никогда, – отрезал Бурмакин, – нарушится структура листа, на выходе будет тряпка.

– Нет, – заспорил Борис, – если пренебречь молотком, получится жестко.

– Можно потяпать серединку, – согласился Вася, – но по бокам конкретно не трогать.

– Без муки жарить.

– Невозможно. Сухо будет.

– Масла побольше.

– Несъедобно.

– Хотите покажу, как правильно делать?

– Давайте, – согласился Борис и встал из кресла.

Василий поднялся следом.

– Вы куда? – не понял я. – О чем шла речь?

– Василий Федорович знатный кулинар, – восхитился Борис, – поделился со мной парой потрясающих рецептов, простых в исполнении, но, полагаю, очень вкусных. Террин из курицы с фисташками. Полкило куриной грудки, сто граммов ветчины, горсть очищенных фисташек, сливки двадцатипроцентные семь столовых ложек, бекон – двести граммов, соль, перец по вкусу, одна столовая ложка сливочного масла. Сырое куриное мясо делим пополам. Одну часть пропускаем через блендер, вторую мелко-мелко нарезаем. Ветчину тоже режем крошечными кусочками. Все мясо, плюс фисташки, сливки, специи смешиваем. Сковородку…

– О нет! – перебил Василий. – Фу! Разъемную форму, прямоугольную, можно воспользоваться той, что для кекса, застилаем фольгой так, чтобы снаружи осталось побольше железной бумаги.

– Железная бумага, – повторил я, – впервые слышу такое словосочетание.

– Потом выстилаем ее беконом, – не обращая внимания на мое замечание, продолжал горе-следователь, – и опять надо сделать так, чтобы часть полосок сальца свисала за форму. На бекончик кладем фарш, прикрываем его сверху оставшимися полосками, фольгой. Если последней не хватает, можно еще оторвать от рулона, и в духовку. Я готовлю террин один час при температуре сто семьдесят. Но все зависит от духовки.

– Не особо люблю фисташки, – заметил Борис.

– Так не кладите их, – воскликнул Бурмакин, – это дело вкуса.

– Завтра же попробую, – азартно заявил Борис.

– Могу помочь, – предложил Василий, – а насчет отбивания капустного шницеля, о котором мы беседовали ранее…

Я кашлянул.

– Господа! Я люблю вкусно поесть, но сейчас у нас не гастрономическая проблема. Если в избе обнаружено тело Ларисы Михайловны Бумагиной, то где Нина?

Глава 9

– Хороший вопрос, – сказал Борис и вышел из комнаты.

– Как вы определили личность жертвы? – продолжал я.

– За креслом валялась сумка, в ней лежал студенческий билет на имя Бумагиной, – пояснил Василий, – она занималась в художественном училище на факультете хореографии.

– Поэтому худенькая, похожая на подростка, – кивнул я. – Футболка с именем «Ниночка». Мы с Олегом ожидали найти Лапину. Поэтому майка нас ввела в заблуждение. Давайте поступим так. Съезжу сейчас к Галине Михайловне, которая трубку не берет, выясню, правда ли она не заплатила маникюрше деньги. Может, она знает Бумагину? Вероятно, Нина дружила с Ларисой. Девочка побоялась одна ночевать в деревне, где из жителей две лишенные ума пенсионерки, да и в пустом доме одной жутко. Нина и позвала Бумагину.

– У них большая разница в возрасте, – мигом затеял спор Василий.

– Не так уж она велика, – возразил я, – всего четыре года.