Шоколадное пугало
– Если дадите мне пирожок, я на все соглашусь, – пропел Коробков, – вуаля вам, битте зыринг!
– Обратите внимание на снимки, которые сделаны до кончины Игоря, – попросил психолог, – мастерство Аглаи растет от работы к работе. Выставки, конкурсы проводятся несколько раз в году, она участвует в каждом мероприятии. Что мы видим? Баба-яга! У нее злобное лицо, во рту один золотой зуб, на шее ожерелье из костей, в придачу серьги-черепа, браслет из кошачьих голов, ботинки украшены человеческими глазами. Жуть! Увидишь такое, не заснешь. Но работа искусная, фантазии море. Змей Горыныч, Кощей Бессмертный, Соловей-разбойник – от всех мороз по коже дерет. Это год ее увлечения русскими народными сказками. Потом Аглаю шатнуло в греческие мифы. Минотавр. Ехидна. Горгона, химера… Она же могла сделать Афродиту, Венеру, Амура… Ан нет! Даму привлекали злобные герои. Что дальше? Вампиры, вурдалаки, летучие мыши, Синяя Борода. Несколько героев из кинофильмов, все они маньяки. Отличный набор. Можно поставить диагноз. Последний монстр был показан за несколько недель до смерти Игоря. Потом год перерыва, Аглая не участвует ни в одном мероприятии. И на очередной выставке мы видим… Кого?
– Принцессу, – протянула я, – прелестную блондинку в розово-воздушном наряде, красавицу.
– И это не одинокая кукла, – уточнил Михаил Юрьевич, – сидит в гостиной, пьет чай. Вокруг сказочно прекрасный интерьер. Мебель, сервиз, занавески, ковер, люстра – все сделано с поразительным мастерством. Дима, можешь увеличить комод?
– Раз, два, – сказал Коробков, – вот вам.
– Дверцы резные, – восхитилась Вера, – ручки перламутровые.
– И с тех пор Аглая создает только добрых кукол, – подытожил Ершов. – По какой причине она растеряла кипящую в ней злобу, обрела душевное равновесие и поменяла цвет творчества с черного на белый?
– Не знаю, – растерялась я.
– Превращение случилось в тот год, когда умер Игорь, – повторил Михаил Юрьевич, – после кончины брата Аги на время перестает участвовать в конкурсах, но потом опять появляется и вновь всех укладывает на лопатки.
– Что с ней случилось?
– Да надоело ей монстров производить, – предположила Вера, – устала от злости, переключилась на принцесс.
– Голубой, розовый период Пикассо, кубизм, чем бы он ни увлекался, он всегда оставался Пабло Пикассо, его «я» вылезало из всех работ. С Дали, Ван Гогом, со всеми великими художниками, музыкантами, литераторами те же истории, – продолжал Михаил Юрьевич. – Иногда живописец может удивить, кажется, что полотно создал не он, а некто другой. Но это первое впечатление. При детальном рассмотрении становится понятно: автор-то прежний. Но в нашем случае поменялся не стиль, а психологический посыл. Раньше человек нес в мир злобу, гнев, ненависть. И вдруг стал транслировать добро, терпение, любовь. Вместо черных, синих, коричневых, бордовых тонов переключился на розовые, голубые, салатные, белые. Окружил кукол красивым интерьером. Год Аглая ничего не делала. Где она его провела? У нас есть какие-то сведения?
Коробков почесал щеку.
– В день смерти Игоря сестру увезли в больницу. Ее положили, естественно, в очень дорогой медцентр Генриха Огарева. Диагноз: инсульт, проблемы с речью.
– Наверное, близнецы, даже такие, как Аглая, тяжело переносят потерю своего двойника, – вздохнула я.
– Лечилась она три месяца, потом выписалась, – договорил Димон, – сведений о дальнейших госпитализациях нет.
– Инсульт – серьезное заболевание, – заметила Вера.
– Он разный бывает, – уточнил Ершов, – похоже, у старшей Гореловой был не самый тяжелый.
Димон оперся ладонями о стол.
– В клинику Огарева Аглаю уложили с соблюдением всех формальностей через приемный покой с заведением медкарты. Но в ней ничего особенного я не вижу. Простое лечение. Обычное.
– Что-то произошло, – настаивал Ершов, – и это перевернуло мир Аглаи. Интересно, что?
– Понимаю ваше любопытство как психолога, – вмешалась я в дискуссию, – однако нас интересует не вдова. А Владимир. Да, Аглая прекратила производство монстров. И что? Для нас это ничего! Мы свернули с основной дороги и рысим по зарослям в ненужном направлении. Давайте вернемся к Сиракузову и Юлии. Что она делала после смерти Игоря?
– Сдала квартиру в Гольяновске, – отрапортовал Коробков, – соблюла все формальности, составила договор долгосрочной аренды. Уехала в Москву. Сняла однушку в микрорайоне, где селятся в основном гастарбайтеры. Устроилась на работу в один салон, в другой, пятый… десятый. Потом перестала стричь-красить клиентов, наверное, у Юлии это плохо получалось. Решила работать администратором. Богатой вдовой ее никак не назовешь, после кончины Игоря Юле досталась скромная квартира. Ну-ка, что там у него еще было? Денег в банке нет. Актер кое-как сводил концы с концами. Сейчас еще тут посмотрю. О! У него была баба! В Москве!
– Что навело тебя на эту мысль? – поинтересовалась я.
– Так деньги, – ухмыльнулся Димон, – и фото в прессе Гольяновска.
– Местные папарацци поймали свою знаменитость в пикантной ситуации? – обрадовалась Вера. – Снимок напечатали, Юлия его увидела и решила отомстить!
Михаил Юрьевич кашлянул.
– Хорошая версия, жизненная. Если муж завел на стороне даму, законная супруга чаще всего приходит в ярость! И готова мстить! Охо-хо! Стоит вспомнить пьесу «Медея», чтобы понять, на что способна обиженная жена. Мда.
– Но Игорь не любил Юлю, – подал голос Миркин, который сегодня почему-то не отличался многословием, – она его на себе обманом женила. Еще ей мягкий мужик попался, другой мог бы по шее за лжебеременность накостылять и развод потребовать. Почему он с ней жил? Дурак совсем? Я уверен, если у него баба была, Юля точно о ней знала! Такие, как она, всегда за благоверным следят, в его телефоне роются, в соцсетях под чужим именем регистрируются. Одна моя знакомая, весьма ревнивая, стала с муженьком в интернете кокетничать, тот повелся, пригласил бабенку из сетей в ресторан. Сидит за столиком, весь одеколоном провонял… И тут! Е-мое! Жена приперлась! Чем все закончилось? Они развелись! Провокация ей боком вышла!
– Трагическая история, – остановила я Федора, – плакать после нее хочется, но давайте вернемся к работе.
– Так мы и не отвлекались, – сказала Вера, – Федя просто развил мою мысль: Юлия в процессе слежки за Игорем увидела его с другой, от ревности потеряла голову и…
– Вылила ведро удобрений на машину! – перебил Трофимову Миркин.
– Отлично, – усмехнулась я, – а теперь объясните, почему дерьмо досталось Владимиру, да еще сейчас? Игорь-то давно умер! Какое отношение Сиракузов имеет к любовной истории Парамонова?
– Ну… может, он покрывал артиста, – предположил Миркин, – помогал ему?
Я пошла к чайнику.
– Федя! Владимир женился на Ларисе уже после смерти Игоря.
– И что? – удивился Миркин. – Может, они раньше познакомились?
Я налила в чашку кипяток и бросила в него пакетик чая.
– Дима, почему ты решил, что у покойного была любовница?
– Судя по счетам, Игоря не назовешь богатым и даже обеспеченным человеком, – завел Коробков, – но он был очень аккуратным. Получал очередную зарплату и в тот же день платил за коммунальные услуги, мобильный телефон. Оставалось ему совсем немного. Но! Я нашел у него еще один счет в московском банке, там копились неплохие денежки. Возможно, он где-то еще работал, без оформления. Вечеринки вел, например. К этому счету у него была кредитка.
– То есть у него было две карты? – уточнила я.
– Ага, – подтвердил Коробков, глядя на экран ноутбука, – именно так. Одна к денежному водопроводу, из которого капало на продукты и бытовые мелочи. Игорь вовсе не шиковал, я вижу его покупки. Он питался однообразно: каши, творог, кефир, йогурты, сыр. Колбасу не ел. После женитьбы на Сазоновой у него добавилось расходов, он стал регулярно снимать разные суммы. Подчеркиваю: брать в банкомате. Что-то мне, женатому человеку, подсказывает: денежки падали в лапки супруги. Он ее точно не любил.
– Это ты узнал исходя из его расходов? – ухмыльнулась Вера.
– Да, – без тени улыбки ответил Димон, – у меня есть Лапуля. Она работает, получает зарплату, у нас общий бюджет, мы кладем деньги в тумбочку и берем оттуда. Я жене доверяю, хотя знаю, что она может пойти в супермаркет за кефиром для ребенка, увидеть по дороге симпатичную кружку с изображением кошек и купить ее. Дурацкие приобретения Лапули меня не злят, скорее веселят. Ну кто еще может притащить из лавки щетку для обуви, в ручку которой вделано зеркало? Зачем оно там? Чтобы любоваться на себя, когда штиблеты полируешь?
– Все бабы одинаковы, – обобщил Миркин, – обезьяны! Увидят розовое, блестящее, мимишное и тянут к нему руки.
– Феденька, вам на редкость повезло с дамами, – произнес Михаил Юрьевич, – розовое, блестящее, мимишное, как правило, не очень разорительно для кармана. Купите своей девушке зайца с бантом на шее, и она будет счастлива, и кошелек не плачет. Мне же в последние годы попадаются другие прелестницы, они любят небольшие бархатные коробочки с чем-нибудь сверкающим внутри. Поверьте, Феденька, собачка из искусственного меха значительно менее разорительна для счета в банке. Поэтому радуйтесь, что ваши девочки в восторге от пустяков.
– Игорь не оформил Юлии кредитку к своему счету, – сказал Димон, – он ей отсчитывал деньги наличкой. Значит, не доверял жене, не хотел с ней доход делить. И давал ей жалкие тысячи. А вот со счетом, куда сливались левые заработки, другая картина. Там солидный доход и крупные расходы, в основном деньги оставались в ювелирных магазинах, приобретались серьги, браслеты, кольца. И ежемесячно по пятым числам со счета уходила одна и та же сумма. Думаю, он снимал квартиру в Москве.
– Почему в Москве? – спросила я. – Мог в Гольяновске норку найти. Город не такой уж маленький.
– Это так, – согласился Михаил Федорович, – но Игорь – местная звезда, он узнаваем. Если пойдет налево, весь город скоро в курсе будет. До столицы недалеко. И, возможно, его любовница – москвичка.
– Вспомнилась мне одна история, – забубнил Коробков, – но нужно время, чтобы проверить! Покопаться требуется.
Мой телефон звякнул, пришло сообщение. «Уважаемая Татьяна, напоминаем вам о посещении нутропсихоэкогенетикотерапевта. С радостью ждем вас через час». Я опешила. Не помню, чтобы собиралась к такому специалисту. Но делать нечего, придется ехать.
Глава 29
– Да, да, да, – затараторила тренер Алена, – вы записаны к Леониду Емельяновичу. А он всегда так занят! Я очень обрадовалась, что у него местечко освободилось! Побежали, отведу вас прямехонько в его кабинет.
– Мне никто не сказал о посещении доктора, – пожаловалась я, шагая за ней по коридору.
– Как? – всплеснула руками Алена. – Я вам сама говорила!
– Вы? – изумилась я. – Мне?
– Я! Вам. Еще спросила: «Вторая половина дня вам подойдет?» – не смутилась тренер. – Услышала в ответ: «Да мне без разницы. Я сама себе хозяйка».
Я опешила. Я это говорила? Сама себе хозяйка?
Тем временем моя спутница подошла к двери кабинета и нажала на кнопку, вмиг вспыхнуло табло «Свободен».
– Идите, – велела Алена, – Леонид Емельянович – супер!
Я вздохнула и вошла в комнату.
– Имя? – не поворачиваясь от компьютера и забыв поздороваться, заорал эскулап.
– Таня Сергеева, – представилась я.
– Вы по записи?
– Да.
– Вас там нет. До свидания.
В полной растерянности я вышла в коридор и позвонила Алене. Через секунду из-за поворота донесся ее нервный голос:
– Ненавижу компьютер! Вечно он глючит! Верните бумажный журнал!
Потом появилась тренер, вихрем пролетела мимо меня и без стука вбежала в кабинет врача. Дверь за собой она не захлопнула, створка осталась полуоткрытой. Я услышала диалог:
– Сергеева у вас сегодня по записи!
– Да.
– Почему вы ее не приняли?
– Сергееву?! Так она не заходила!
– Я с ума сейчас сойду!
– Психиатрические проблемы не мой конек. С ними обращайтесь к Нине Олеговне.
– О боже! Вы невыносимы!
– Что дурного я сказал? Если понимаешь, что психика травмирована, то лучше иди к Нине.
– М-м-м, – простонала Алена и выскочила в коридор. – Танюшенька, вы зря ждете, что вас вызовут. Надо просто войти.
– Так вы сами впустили меня в кабинет, – напомнила я.
Алена опешила.
– Ага. Значит…
Тренер исчезла, я опять стала слушать чужой разговор:
– Леонид! Очнитесь! Она к вам заходила!
– Сергеева?
– Да!
– Нет!
– Да!
– Нет!
– Я сама ее впустила!
– Куда?
– Сюда!
– Нет! Сергеевой не было!
Мне надоело зря терять время, поэтому я без приглашения вошла в кабинет со словами:
– Доктор, вы сказали, что меня нет в записи.
– Верно, – согласился Леонид.
Алена всплеснула руками:
– Так она здесь появлялась?
– Эта женщина? Да, – кивнул врач.
– Перед вами Татьяна Сергеева! – вконец разозлилась тренер.
– Нет, – возразил доктор.
– Леонид Емельянович, – сказала я, – вы еще спросили у меня имя.
– Не надо делать из меня маразматика, который потерял память, – разгневался доктор. – Я всегда знакомлюсь с пациентом, которого впервые вижу. И одновременно отсекаю тех, кто лезет без записи. Ко мне прет тьма народа!
– Сейчас в коридоре никого нет! – язвительно заметила я. – Дала четкий ответ на ваш вопрос: я Таня Сергеева.
– А у меня написано: Татьяна Сергеева. Тани Сергеевой нет! – заявил Леонид.
У меня пропал дар речи, у Алены, похоже, тоже, мы обе молча уставились на эскулапа, а тот вещал дальше.
– Я спросил имя! А она сказала: Таня Сергеева!
– Таня и Татьяна одно и то же имя, – отмерла Алена.
– Ан нет! – завопил доктор. – Таня – это Таня. Татьяна – это Татьяна!
Я попятилась к выходу, но Алена схватила меня за рукав.
– Доктор! Перед вами точно пациентка по записи! Начинайте прием.
– Лучше я домой пойду, – пробормотала я.
– Садитесь, – велел мне врач, – недоразумение прояснилось. Итак! В карте указан ваш возраст. Выглядите вы лет на десять старше. Из кокетства годы скосили?
– Не имею привычки поступать таким образом, – возразила я.
– Плохо выглядите, – заахал Леонид, – лишний вес вас старит. Не переживайте. Разберемся. Можете вы большим пальцем правой руки коснуться правого запястья?
Я попыталась выполнить этот трюк и потерпела неудачу.
– Угу, не получилось, – пропел Леонид, – а кончиком языка дотянетесь до носа?
– Не-а, – пропыхтела я, пытаясь выполнить поставленную задачу.
– Мда. А до уха?
– Языком? – опешила я.
– Пальцем правой руки, – хмыкнул врач.
– Легко, – обрадовалась я, – вот, смотрите.
– Эге, – кивнул Леонид и что-то написал на листе бумаги. – Вам было больно?
Я удивилась вопросу.
– Когда?
– В момент прохождения теста.
– Конечно, нет!
– Прекрасно. Следовательно, вы не будете бояться и нервничать, если я продолжу опрос, только оснащу вас макробиологическим шлемом.
– Ладно, – согласилась я.
Врач вынул из шкафа нечто похожее на головной убор танкиста, только от него в разные стороны торчали провода, и сунул его мне.
– Сажайте это на волосистую часть черепа.
Я выполнила приказ.
– Роскошно, – похвалил меня эскулап. – В путь. Кто лучше: собака или кошка?
– Обе хороши, – улыбнулась я.
– Нужно выбрать что-то одно.
– Собака.
– Почему?
– Ну… просто… я так сказала.
Леонид укоризненно цокнул языком.
– Татьяна, «просто» болтать нельзя, иначе получится неправильное нейропсиходиетическое обследование. Сейчас выясняю, из-за чего вы бесконтрольно жрете.
Я вздрогнула:
– Я ем не так уж много.
– Малоежка не достигнет ваших размеров.
– Я что, похожа на слона? – обиделась я.
– Нет. Но и бабочкой вас не назовешь, – отрезал доктор. – Давайте перестанем говорить о ерунде и займемся работой. Значит, собака?
– Да, – кивнула я.
– Московская сторожевая, пудель, мопс, чихуахуа, левретка? Какая из них ваша?
Я не очень-то разбираюсь в породах. Пудель – единственный, кого я хорошо себе представляю (кроме французских бульдогов), поэтому я и назвала его.
– Черный? Белый?
– Светлый, – решила я.
– Отвечайте точно. Черный или белый?
– Белый.
– Сука? Кобель?
– Девочка.
– Сука? Кобель?
– Сука.
– Ясно.
– На столе лежат нож и ложка. Что вы возьмете?
– Смотря какое блюдо подали.
– Не важно. Вам предстоит весь день питаться с помощью этого прибора. Нож или ложка?
Я задумалась. Весь день? Значит, я буду пить чай, вероятно, на завтрак будет творог, йогурт. С ножом неудобно.
– Ложка.
– М-м-м. Вы замужем?
– Да.
– Супруг мужского или женского пола?
Я хихикнула. Гениальный вопрос!
– Мужского.
– О-о-о!
– Что не так?
– Серый, зеленый, голубой, розовый. Какой цвет вы предпочитаете?
– Для чего?
– Просто отвечайте.
– Не могу.
– Почему?
– Если речь идет об одежде, то мне подходят серый и голубой. Если мы говорим об интерьере, то зеленый и розовый.
– Цвет как цвет. Без того, чтобы думать о его прикладном значении. Чему глаз обрадуется?
– Наверное, розовому.
– Прекрасно.
Врач ткнул пальцем в какой-то аппарат, из него выполз лист бумаги.
Глава 30
Леонид взял листок и откашлялся.
– Поскольку вы являетесь лесбиянкой-расисткой, нетерпимы к людям с темным цветом кожи, нам…
Я подпрыгнула.
– Что? Кто я?
Врач снисходительно улыбнулся.
– Здесь мы с вами вдвоем. Никто никогда не узнает о результатах обследования, вам не стоит стесняться. Надо принять собственные пристрастия, разобраться в них, и вес начнет падать. На данном этапе своей печальной жизни вы заедаете свой страх и стыд. Ну прямо демонстрируете картину из учебника, по которому учатся студенты первого курса психологического факультета. Результаты опроса никогда не лгут.
– Я счастлива замужем, – только и смогла возразить я.
– Неправда. Опрос свидетельствует, что вы мучаетесь и, чтобы избавиться от дурного настроения, едите все, что под руку попадет.
– Нет! – рассердилась я. – С чего вам в голову взбрело обозвать меня лесбиянкой! Да еще приписать мне ненависть к темнокожим людям?
Леонид вынул из ящика стола очки и посадил их на нос.
– Объясняю. Кошка, собака. Выбран пес. Вывод: тоска по дружбе, заботе, мечта жить в большой семье. Коты сами по себе, а псу необходима стая. Следовательно, вы страдаете от одиночества. Но у вас есть муж. Значит, брак неудачен. Из всех пород вы выбрали пуделя, светлого. Почему не черного?
– Не очень люблю этот цвет.
– Вот! Честный ответ. Вам не по вкусу все темное! Вопрос: можете ли вы выйти замуж за вождя африканского племени, которое ведет первобытный образ жизни? Только откровенно!
– Нет!
– Вот, пожалуйста, Татьяна, вы расистка.
– Дело не в цвете кожи, – начала отбиваться я, – племя явно живет в диких условиях, я просто не выживу в хижине без водопровода, ванной, газа…
– Не стесняйтесь себя, – остановил меня Леонид, – это ведет к ожирению. Из столовых приборов вы выбрали ложку, это символ женщины. А нож – мужчины.
– Как можно есть с помощью одного ножа? – возмутилась я. – Ложка же универсальный прибор, с ее помощью и кашу зачерпнешь, и котлетку разломаешь.
– Собаку предпочли, суку! Бежевого цвета. Почему не черного кобеля?
Я не нашла достойного ответа.
– Ну… просто так.
– Вот! Кругом бабы. И ни малейшего намека на черную кожу.
– У животных шерсть!
– Важен цвет! И пол. А уж любовь к розовому – отличительная черта лесбиянок.
– Сначала я говорила про голубой и серый цвета, – отбивалась я.
– В одежде! – напомнил доктор. – А когда просто так, то выбрали розовый. Любите сливы?
– Нет.
– Вот вам, пожалуйста! Они черные.
– Синие!
– Но не белые!
– С этим не поспоришь! Только этот фрукт я отвергаю не из-за цвета кожуры, – невесть почему стала оправдываться я, – от слив я получаю расстройство желудка. Понос!
– Как вы относитесь к абрикосам?
– Ем с большим удовольствием.
– Между прочим, они аналогично действуют на кишечник. Расслабляют, как чернослив, – заявил Леонид.
Я опять растерялась.
– А у меня такой реакции нет.
Леонид постучал ладонью по столу.
– Вот-вот! Понимаете, что с вами творит психика? От слив у вас расстройство желудка! От абрикосов полный комфорт. Баклажаны употребляете?
– Нет, – сказала я помимо воли и прикусила язык.
Но слово, как известно, не муха, вылетит, не прихлопнешь.
– Отлично, – заликовал доктор, – прекрасный овощ! А вы его отринули. Причина?
– Он горький, – пролепетала я, – кожа грубая.
– Кабачки? – прищурился Леонид.
– Сладкие, – пискнула я, – вкусные.
– У них шкурка дубовая, семечки здоровенные, жесткие, – промурлыкал хозяин кабинета.
– Кабачки легко чистятся, быстрее картошки, – возразила я, – семечки можно ложкой вынуть.
– Хлеб, полагаю, любите белый? – склонил голову набок доктор.
Я молча кивнула.
– Черный хоть изредка употребляете?
– Нет, – прошептала я, – если он настоящий, ржаной, то кислый очень. Если он плохого качества, то и есть не стоит.
– Белый нынче часто смахивает на вату, но его вы лопаете! – несказанно обрадовался Леонид. – Почему вы сейчас в розовой рубашке?
Я пожала плечами.
– Такую надела. Хорошо смотрится с бежевой юбкой.
– А говорили: «В одежде предпочитаю серо-голубые тона», – не замедлил уколоть меня Леонид.
Я попыталась оправдать выбор сорочки:
– Небесный цвет не очень хорош в сочетании с песочным.
– Интересное наблюдение! – расцвел в улыбке собеседник. – У вас явно есть лишний вес, который скучковался в пьедестале фигуры. Дамы с такой проблемой стараются драпировать свой постамент во все черное.
– У меня есть и брюки черные, и юбка, – пробормотала я, – но они в чистке. И я совершенно не стесняюсь своей фигуры. Зачем мне ее прятать?
Леонид встал из-за стола, подошел ко мне и взял за руки.
– Татьяна, до тех пор, пока вы боитесь признать очевидное, вес будет прибывать. Скажите честно: «Я лесбиянка-расистка». И запустится программа похудения.
– Это неправда, – рассердилась я, – ваш опрос – чушь!
Врач вернулся на место.
– Классическая реакция: отрицание. Нежелание принять очевидное. Ладно. Начнем работу. Диета. Вы исключаете все светлое. Хлеб, макароны, печенье, абрикосы, капусту любую, бананы, картошку…
– У нее кожура коричневая, – возразила я.
– Дыню, яйца, творог, сахар, все молочные изделия, – монотонно перечислял врач. – Понятно? Ориентируетесь на внешний вид. Ясно?
– А что можно? – спросила я.
– Горький шоколад, свеклу, финики, сливы, черный хлеб, пасту с добавлением чернил каракатицы и так далее, – перечислил Леонид. – Носите одежду исключительно темных тонов. Все светлое под строгим запретом. Иначе я за результат не отвечаю. Он получится иным, чем вы хотите. Понятно?
Я решила не спорить и кивнула.
– Если будете дотошно соблюдать мои рекомендации, к Новому году перейдете в сорок четвертый размер, – пообещал хозяин кабинета.
В дверь постучали.
– Кто там еще? – рассердился врач.
Створка открылась, появилась бегемотоподобная дама, она стала громко возмущаться:
– Я пришла к назначенному времени. Жду, жду, жду, уже полчаса прошло. Сколько мне еще сидеть?
Я встала.
– Мы уже закончили.
Тетка немедленно села на мое место. Я вышла в коридор и потрясла головой. Нет, я никогда плохо не относилась к людям из-за цвета их кожи, волос или национальности. А уж о моей нетрадиционной сексуальной ориентации и говорить смешно… На секунду мне вдруг стало тревожно. Возникло ощущение, что я забыла нечто важное… Но мысли быстро переметнулись в другую область. Вероятно, я набираю вес, употребляя неправильные для себя продукты. Никто не полнеет от абрикосов, а меня от них разносит, моя еда – сливы. Просто лакомиться ими надо вечером дома, тогда я не буду искать в городе туалет! Надо внимательно изучить свой рацион, скорректировать его. Все-таки хорошо, что я посетила врача, хоть он и нес чушь. Но в любой груде чепухи можно найти микроскопический кусочек чего-то полезного.
– Наслушалась прохфессора? – раздался за спиной хриплый шепот.
Я обернулась и увидела женщину лет шестидесяти в синем халате. На груди у нее был бейджик «Любовь. Оператор уборочной машины». Мне стало смешно. Уборочная машина, наверное, тележка с ведром, шваброй, тряпками и прочей чепухой. Поломойка сейчас на нее опиралась.
– Наговорил ерунды? – продолжала Любовь. – Не обращай внимания, он с левой резьбой. На всю голову больной. Сказал мне: «Люба, вы мужчина в женском теле. Поэтому несчастливы в браке». Я чуть со смеху не упала. Двадцать пять лет со своим Сережей была несчастлива. Троих детей по несчастью сделали. Сейчас с несчастными внуками тетешкаюсь. Да только Леониду возражать, что в болото плевать. Толку ноль, он так уверен в своей правоте, что прямо завидно. Стоял, бубнил: «Меня вокруг пальца не обвести. Всегда вижу, какая у человека секснаправленность. Вы мужчина, не стесняйтесь себя! Вижу, вы мучаетесь! Не подавляйте свои желания и тогда похудеете. А мне не надо вес терять, Серега любит меня, полненькую. К чему я тебе это говорю? Леонид спит с владелицей клиники, это она любовника к себе на работу взяла. Видишь на двери табличка «Профессор»? Ха! Неправда это. Не верь дураку, ничего он не знает!