Добрый доктор Айбандит

– Марина Евгеньевна, дорогая! За каким чертом нам телевидение? Вечно от них одна разруха. Как хорошо без корреспондюг жить! И потолок бы на месте был.

– Мы ничего не трогали, – испугалась Галина, – кот сам туда залез.

Домработница ехидно скривилась, затем показала на меня пальцем.

– Конечно. Наш Патрик воспитанный, тихий. А ваша Фигенция его сначала по дивану валтузила, потом заорала и бедного кота перепугала.

– Спокойствие, только спокойствие! – воскликнула Марина Евгеньевна. – Потолок – чепуха, его можно легко и быстро на место вернуть. Давайте продолжим съемку. Мы профессионалы, нас пустяками не сбить с прямого пути. Главное – готовый продукт. Картинка. Ну, начали! Джина, деточка, вернись в кадр…

– Святая… – прошептала Галина, складывая ладони домиком. – Мариночка Евгеньевна, вы лучшая! Вам надо памятник поставить!

– В виде телевизора, – пробормотала Людмила.

– Ну уж нет, дорогушенька, – пропела актриса, – лучше я пока без надгробного камня обойдусь. У меня столько предложений от продюсеров. И Джину надо на ноги ставить. Внучка без бабушки ничего не может. Правда, кошечка?

Девочка закивала. Марина Евгеньевна раскрыла объятия.

– Иди сюда, бабуля тебя поцелует.

Джина приблизилась к даме. Актриса нежно обняла внучку, прикоснулась губами к ее щеке и на секунду закрыла глаза. Сцена «Бабушка, обожающая Джину» была сыграна безупречно. Я даже могла бы поверить в искренность чувств ее участниц, если бы не один штришок: Джина, плотно притиснутая к Марине Евгеньевне плечами, постаралась как можно дальше отодвинуться от нее в области груди и живота.

– Надо лампочку заменить, – сказал Ваня, поднимая софит, – перерыв пятнадцать минут.

– Люда, подай гостям чаю, – засуетилась Марина Евгеньевна, – а мы с Джиной пока макияж поправим. Пойдем, солнышко.

– Ирка, помоги нашей героине, – распорядилась Галина.

Но Волкова замахала руками:

– Нет-нет, спасибо, мы сами.

Людмила скорчила гримасу и исчезла в зоне кухни, режиссер со сценаристом сели к столу, а я опять пошла в туалет. На сей раз в коридоре мне никто не встретился, я миновала небольшой холл и услышала резкий голос хозяйки, долетавший из-за плохо прикрытой двери, судя по всему ведущей в одну из жилых комнат. И сейчас в тоне Марины не было и намека на мармеладность.

– Тебе сто раз говорили, что в доме пользуются лишь тем парфюмом, который разрешаю я! Я иду на расходы, дарю дворне очень дорогие духи, потому что меня тошнит от дешевок, а ты опять опрыскалась не моей любимой «Гортензией», а дерьмом!

– Это дезодорант, – тихо ответила Джина, – простите.

– В доме будет так, как я хочу, не иначе! – окончательно потеряла самообладание «добрая» бабушка. – И что это было? Я обнимаю внучку, а она отодвигается! Ты не поняла, что делать надо? Хочешь скандала?

– Простите, от вас пахло «Гортензией», – начала оправдываться внучка, – а у меня на нее аллергия. Я просто боялась задохнуться.

– Тебе обещана главная роль в сериале, – неожиданно нежно пропела хозяйка дома, – съемки начнутся будущей весной, двести пятьдесят серий, ты станешь звездой.

– Вроде так, – согласилась Джина.

– Запомни, деточка, – процедила Марина Евгеньевна, – еще разочек посмеешь от меня отодвинуться или заноешь, что от моего любимого аромата тебя крючит, никакого сериала не будет. То есть кино снимут, но без тебя.

– Пожалуйста, не надо! – явно испугалась Джина. – Простите!

– Я знаю, что ты меня терпеть не можешь, – отчеканила бабушка, – понимаю, какие мысли в твоей хорошенькой головке крутятся: «Я красавица, гениальная актриса, а должна быть на вторых ролях у старухи».

– Нет! – пискнула Джина.

– Да! – перебила ее Марина Евгеньевна. – Заруби себе на носу: самое главное – работа! Прежде всего съемки в шоу «Бабуля», остальное долой. Мне плевать на твое ко мне отношение. Если ты прекрасно с делом справляешься и моим требованиям подчиняешься – роль в сериале твоя. Пользуешься дерьмовыми духами и позволяешь себе в присутствии телеидиотов от меня шарахаться – прощайся с надеждами на кинокарьеру. Я добрая, я тебя предупредила. Один раз. Второго не будет.

– Эй, Облигация! – раздался голос Галины. – Ты чего тут стоишь?