– Покажи вещи, которые дал Костя. Да не бойся, не заберу, только посмотрю и верну.
Ленка огорченно шмыгнула носом.
– Продала, там штуки такие были… мне ни к чему.
– Кому?
Пьянчужка посмотрела в сторону каскада блочных домов.
– А шут их знает! Встала у станции, бабы с электрички пошли, мигом расхватали. Вот сумочку такую маленькую, с помадой, Любке подарила, продавщице из винного, она завсегда со мной ласковая.
Пришлось идти в горку, к павильончику с вывеской «Богатырь». Вообще спиртное на станции продается повсюду. Но местные алкоголики предпочитают «Богатырь». Его хозяин резко увеличил свои доходы, начав торговать водкой в розлив. Причем продавцы безбожно разбавляют «брынцаловку», справедливо полагая, что пьяницы не слишком разбираются в качестве напитков. Люба – добрая баба и изредка наливает кое-кому бесплатно из жалости, за что и получила косметичку.
Услыхав про подарок, Люба покраснела:
– Ваша косметика, да?
– Уж извините, – изобразила я смущение, – будьте любезны, покажите.
Люба вытащила из-под прилавка красивую замшевую сумочку и пояснила:
– Ленка в долг водку брала, а денег все не несет. Ну я и отобрала у нее, так сказать, в залог…
Густо подведенные глаза продавщицы бегали из стороны в сторону. Небось частенько забирает у пьянчужек краденое, но меня абсолютно не волнуют ее моральные устои. Руки сами потянулись к замшевому мешочку, а губы произнесли:
– Ну надо же, нашлась! Потеряла, когда сигареты покупала, а Ленка, наверное, подобрала.
– Что с них взять, пропащие люди, – резюмировала Люба, с жалостью глядя на уплывающую из ее рук косметичку.
Я оставила ей сто рублей и, подпрыгивая от нетерпения, побежала к «Вольво».
Шабанова не жалела на себя денег. Внутри торбочки лежала только элитная косметика, я тоже пользуюсь подобной. Губная помада, тон, тушь для ресниц, румяна – все вызывающе ярких тонов, на грани вульгарности. Хотя на женщине-брюнетке это должно смотреться неплохо. Но самая ценная находка оказалась именно здесь. В сумочке обнаружился небольшой кармашек, а в нем связка ключей с кожаным брелоком.
Я вытащила мобильник и позвонила Нине Сундукян.
– Адрес Шабановой, пожалуйста, скажите.
– Березовский проезд, 18, квартира семьдесят. А зачем это вам?
Но я уже хлопнула крышечкой телефона и завела мотор. Отлично знаю этот проезд, там проживает одна из моих бывших свекровей.
На колечке болталось четыре ключа и пластмассовая палочка. Сообразив, что при помощи последней можно открыть домофон, я ткнула ею в отверстие и вошла в подъезд. Чисто, светло и откуда-то доносятся звуки радио.
Дверь в квартиру, явно железная, обитая кожей светло-песочного цвета, выглядела дорого и элегантно. Ключи беззвучно провернулись в замках, и я вступила в небольшую, но безупречно отделанную прихожую. Встроенные шкафы сияли зеркальными дверями, пол затянут ковролином. Две небольшие комнаты просто сверкали. Мебель, натертая воском, полы покрыты лаком, занавески невероятно чистые. В кухне все мелочи ярко-красного цвета, и от этого она выглядит празднично.
Я принялась рассматривать внутренности шкафов. На полках полным-полно дорогой, красивой одежды. Одних шерстяных пуловеров больше дюжины. Ну, конечно, хорошо зарабатывала и баловала себя любимую. Вот только не похоже, что она была сумасшедшей. Обстановка без слов рассказывала о хозяйке: аккуратная, слегка зануда. Вон как ровно стоят чашки в буфете, все ручками в одну сторону, да и в ванной – два полотенца висят просто по линеечке и шампуни вытянулись по росту. У нас дома все бутылки вечно остаются открытыми…
В спальне, на маленьком столике, возле удобной просторной кровати, в дорогой серебряной рамке стояла фотография. Я схватила снимок. Да, это она. Только на фото черные глаза смотрят ласково, полные, сочные губы растянуты в улыбке и все лицо мягкое, беззащитное, а не злое и ожесточенное. Красивой, полуобнаженной рукой Людмила обнимает за плечики худенькую темноволосую девочку, одетую в яркий костюмчик. По виду ей, тоже радостно улыбающейся, года два, не больше. Я повертела в руках глянцевую бумажку – с оборотной стороны ничего, только дата: 1999 год. Значит, дочка все же есть, только где она?
В квартире ничто не говорит о присутствии ребенка: нет игрушек, книжек и детских вещей. Ни кроватки, ни коляски, ни велосипедика… Значит, в предсмертной записке чистая правда. Где-то живет некая Верочка, и в случае кончины Людмилы она умрет от голода.
Я закурила «Голуаз». Шабанова уехала из Дома творчества раньше срока. Значит, ее родственники думают, что Мила отдыхает себе в Ложкине, и совершенно не волнуются, тревожиться начнут, когда та не вернется в Москву в положенное время.
Я открыла секретер в «стенке» и нашла там коробку с документами. Расчетные книжки за свет, газ и квартиру, несколько оплаченных телефонных счетов, пара каких-то чеков. Здесь же паспорт, диплом об окончании Третьего медицинского института, удостоверение. Я открыла синюю книжечку.
Шабанова Людмила Георгиевна, занимаемая должность – стоматолог и таинственные буквы ОООЗТП. Все, никаких документов ребенка: ни метрики, ни медицинской карты. Скорей всего девочка живет в другом месте, только где?
Внезапно мне стало холодно и неуютно, в открытую форточку начал задувать ледяной ветер. Я выбросила на улицу окурок, пошла было к двери, но потом вернулась, взяла со столика фотографию, а из секретера один из междугородных счетов.
Следователь Николай Васильевич при моем появлении только безнадежно вздохнул. Я выложила на стол ключи, фотографию и счет. Капитан выслушал меня и попытался вразумить в последний раз:
– Ну зачем вам это? Дело у меня закрыто. Самоубийца опознана как Сундукян Нина Вагановна, тело кремировано, все, конец.
– Ничего себе, – возмутилась я, – разве не рассказывала я вам утром про Шабанову? Смотрите, вот он, ребенок, без мамы остался.
– Дела нет, – твердил свое следователь.
– Так заведите.
– На каком основании?
Я подумала секунду и выпалила:
– По факту перепутывания тела и похорон другой личности.
Нет, все-таки стены милиции давят на психику. Сама стала изъясняться нечеловеческим языком.
Николай Васильевич посинел и четко отрезал:
– Вот принесут заявление, тогда и открою дело.
– Так я прямо сейчас и напишу, – обрадовалась я.
– Ну уж нет, – возразил капитан, – бумагу приму либо от самой Сундукян, либо от родственников Шабановой. А вас прошу ко мне больше не ходить.
– Ладно, – покладисто сказала я, – сделайте только одно доброе дело напоследок.
– Какое?
– Узнайте, кому принадлежит телефон, по которому звонила Людмила, и что за предприятие такое ОООЗТП.
Неожиданно следователь охотно согласился.
– Договорились, но только в обмен на услугу.
– Какую?
– Я сообщу вам требуемое, а вы больше никогда ко мне не придете, идет?