Сволочь ненаглядная

Но я не стала слушать и ткнула ей в руки мягкий, набитый пухом мешок.

– Возьми эту, отдай ту.

– Но они одинаковые по размеру…

– Отдай, не могу заснуть!

Ниночка пожала плечами и принесла требуемое. Я почувствовала, как разжимается невидимая «рука», стискивающая желудок.

– Вот, – хихикнула Ниночка, – получи свою подушку, и впрямь хороша, кошка хоть куда.

Честно говоря, киска и впрямь была очаровательной. На темно-бордовом велюре выделялось полосатое рыже-белое тельце. Горло Мурки украшал яркий оранжевый бант.

– Давай, – выхватила я у Нины из рук сокровище.

Соседка хмыкнула и спросила:

– Слышь, Лампудель, мне Катерина еще одеяло дала, ватное, синее, тоже заберешь?

– Зачем?

– Ну, может, ты без него глаз сомкнуть не можешь, – откровенно издевалась Нинуша.

Ничего не ответив, с гордо поднятым носом я вернулась к себе и улеглась, засунув «киску» под голову.

Утром, когда домашние мирно пили кофе, я выползла на кухню и сообщила:

– Кто тронет эту подушку – убью!

– Почему? – изумилась Юля.

– Я могу спать только на ней, иначе мигрень начинается.

– Предупредила бы сразу, – вздохнула Катя и понеслась в прихожую.

Минут десять все толкались в поисках курток, обуви и перчаток. Наконец они ушли, и через секунду во дворе запикали сигнализациями машины. Если я чего и не понимаю, так это зачем ставить охранные устройства на наши автомобили. У Сережки белый «Форд» 1978 года выпуска. Задние двери распахиваются с трудом, а передние, наоборот, отходят при каждом удобном случае, еще регулярно отваливается глушитель, а багажник открывается, только если его предварительно треснуть кулаком по крышке. У Катюши старая «копейка» с абсолютно ржавыми крыльями и отвалившимся бампером, руль у этого, с позволения сказать, автомобиля ходит не только по кругу, но еще и вверх-вниз, словно штурвал у истребителя, и опять же беда с глушителем. Юля в декабре тоже купила себе кабриолет.

– Надоело ругаться с Сережкой, – объяснила она, – проси его вечно отвезти, лучше иметь свой.

Теперь наш автопарк украсился «Мерседесом», сделанным в 1980-м. «Мой персик» – любовно зовет колымагу Юлечка. Машина и впрямь имеет цвет этого сочного фрукта. Ездит красавец на дизельном топливе, жутко воняет и тарахтит, но новоявленная автомобилистка очень горда и совершенно счастлива. Незадолго до случая с ногой она предложила мне:

– Давай, Лампа, поехали на рынок!

Честно говоря, я побаиваюсь ездить с домашними, все время жду, что автомобили развалятся на ходу. Поэтому предпочитаю передвигаться на общественном транспорте.

– Не надо, дома все есть!

– Ерунда, – отрезала Юля, – купим впрок овощей: картошку, капусту, лук. Пользуйся, пока у меня время свободное.

– Отдохни лучше, – попыталась ускользнуть я, – почитай книжечку, телик посмотри, я чудно на «Автолайне» съезжу.

– Глупости, – фыркнула Юля и велела: – Бери сумки и спускайся.

Поняв, что легче согласиться, чем спорить, я покорно подхватила авоськи и села в «Персик». Первые несколько минут все шло прекрасно, но тут Юлечка щелкнула каким-то рычажком, и из-под капота раздался жуткий, леденящий душу стон.

– Что это? – спросила я, холодея от ужаса. – Что?

Как ни в чем не бывало накручивая баранку, Юлечка преспокойно пояснила:

– Мышь попала в вентилятор!

– Кто?

– У меня под капотом мышиное гнездо, – пояснила Юля, – иногда кто-нибудь из грызунов и попадает под лопасть.

– Ужас!

– И не говори, потом трупы убирать приходится.

– Немедленно останови, – приказала я, чувствуя, как к горлу подбирается тошнота.

– Зачем? – удивилась Юлька, но затормозила.

– Сейчас же открой капот и выгони несчастных животных!

– Что ты, – замахала руками Юля, – на дворе минус двадцать, замерзнут, бедняги!

– А так погибнут в муках!

Внезапно она уткнулась лицом в баранку и принялась хохотать.

– Ну и что тут смешного? – возмутилась я.

– Ох, Лампец, – бормотала наша журналистка, вытирая выступившие слезы. – Ну нельзя же быть такой доверчивой!

– Ты хочешь сказать…

– Посуди сама, откуда в машине возьмутся мыши, да еще в моторе!

– А стон?!

– Я печку включила, она холодная, вот и воет, смотри.

И Юля, плавно тронувшись с места, опять щелкнула чем-то. Вновь по салону разнесся невероятный, полный смертельной муки крик.

– Часто она так? – спросила я, поеживаясь.

– Каждый раз, пока не согреется.