Санитарка опустилась на стул.
– Ничего плохое я не делаю, беру лишь то, что люди дают. Я не воровка. Им не нужно, а мне в самый раз, зарплата же копеечная.
– Я совершенно не осуждаю вас, – улыбнулся я, – каждый хочет выжить. Вы мне скажите, тут в чуланчике валялась одежонка: белая юбочка, кофточка, сапог… Это чье?
Зина пожала плечами:
– Не знаю.
Я выудил еще одну ассигнацию.
– А если подумать?
Санитарка тяжело вздохнула:
– Мне такую не давали. Сама удивилась, когда ее увидела. Но раз она чужая – не тронула, оставила лежать.
– Она с утра валялась?
Зина помолчала и шепнула:
– Нет.
– А когда появилась?
– Не знаю. Я в чулан весь день не заглядывала, вечером решила на топчанчик прилечь, глядь… лежит!
Ее глаза смотрели честно, но в голосе прозвучала некоторая натянутость, и я воскликнул:
– Зина, только не обманывайте меня, дело слишком серьезно!
Лицо санитарки слегка порозовело.
– Так ей-богу…
– Зина!!! Вы стирали кофту! Почему?
Женщина стала красной, ее рот по-детски открылся, и она спросила:
– А вы откуда узнали?
– Немедленно отвечайте, где раздобыли одежду! – рявкнул я. – Иначе придется давать показания в милиции, а там с вами по-другому побеседуют.
– Да, да, – суетливо затрясла головой Зина, – я все расскажу, только не бейте!
– Никто вас и пальцем не тронет, выкладывайте!
– Так одежда в мешке валялась, велели его в контейнер бросить, а я увидела и прихватила, – зачастила Зина, – им же без надобности, а мне хороша. Не крала я, сами сунули, Настасья Михайловна попросила, там хорошо платят, много. А мне че? Трудно? Вовсе нет. Чего не помочь, коли столько дали! Пятьсот рублей! Ну я и сбегла с работы, никто и не заметил!
Я не понял ничего из ее слов, расстегнул пальто, потом снял его, сел на стул и приказал:
– Теперь спокойно, по порядку излагайте цепь событий. Кто вам дал? Что? Кем вы приходитесь этой Настасье Михайловне? Если сейчас внятно все объясните, получите тысячу, вот она!
Зина охнула:
– Тысячу? Целую? Мне?
– Вам, при условии, что я пойму, о чем речь.
– Сейчас, сейчас, слушайте, – начала Зина, – по порядку от печки начну.
Я постарался вникнуть в ее не слишком связную речь. И через некоторое время сообразил, что к чему.
Зина живет в деревеньке Нистратово, питается с огорода, имеет тяжелобольную мать и не отказывается ни от какой работы. Но образования у Зины нет, поэтому бегать ей всю жизнь с ведром и тряпкой за копейки.
Пару лет назад на окраине Нистратова вырос небольшой коттеджный поселок, вернее, всего три дома, обнесенные глухим высоким забором. Нистратовцы на все лады крыли богатеев. Тяжелые машины, груженные кирпичом и блоками, разворотили дорогу. А когда местные мужики решили ночью сходить на стройку поживиться, их встретила охрана, без долгих колебаний повышибавшая горе-разбойникам зубы.
Но через год дорогу починили, залили асфальтом, в дома потянулись фуры с мебелью, и нистратовские бабы обрадовались. Ну не станут же денежные мешки сами стирать, гладить и носиться по этажам с пылесосами, ясное дело, захотят прислугу нанять. В Нистратове даже заспорили, как брать жалованье: в рублях или в долларах. Но время шло, а никто не обращался в деревню за поиском поломоек. Тогда самая бойкая из женщин, Катя Ершова, сама пошла в поселок.
Вернулась она мрачнее тучи и сообщила соседкам:
– У ворот будка стоит, в ней два охранника, чистые звери с виду.
Секьюрити не пустили Катюху во двор.
– Ступай себе, – велели они, – у хозяев полно прислуги. Кто же вас, лапотных, в такой дом возьмет. Переколотите дорогую посуду, мебель поцарапаете. У нас горничные выученные, по-английски разговаривают, не чета вам.
Глава 9
Зина была, наверное, единственной бабой в Нистратове, которая совершенно не надеялась попасть на работу к богатым людям. Понимала, что те, кто платит большие деньги, хотят видеть на своей кухне человека, который умеет готовить что-то необыкновенное, а не простые щи, да и убирать дворец надо, наверное, не так, как мыли свои избы-развалюхи деревенские бабы. Но именно Зине в конце концов повезло.
Как-то раз она пришла в местный магазинчик, купила банку рыбных консервов и стала отсчитывать железные рубли. Продавщица Нинка недовольно заворчала:
– На паперти, что ль, стояла? Где вы только эту дрянь берете? Понасобирали копеек, мне, между прочим, все потом в банк сдавать.
Зина, втянув голову в плечи, мусолила мелочь. Зная противный характер Нинки, она испугалась, что та откажется брать монеты. Руки у Зины затряслись, рубли раскатились по полу, она бросилась их подбирать, и тут в сельпо вошла шикарно одетая дама. На ней была шубка из натурального меха, роскошные кожаные сапоги, в руках незнакомка держала красивую, явно дорогую сумку. В воздухе разлился аромат французских духов.
– Хлеб свежий? – резко спросила женщина. – Он московский, надеюсь?
Нинка, только что презрительно морщившаяся при виде Зины, опрометью бросилась к полке, где лежали батоны.
– Не сомневайтесь, – зачастила она, – с хлебозаводу час назад привезли.
Когда дама, купив сайку, ушла, Зинка спросила:
– Кто ж это такая?
– А из коттеджей, – ответила Нинка, – иногда за хлебом приходит, забывает в Москве купить и сюда идет, не хочет, чтоб хозяева ругались.