– Еще плюнь и потри, – хмыкнула она.
– Хватит базлать, приехали, – сообщил Свин.
Когда мы вышли из машины, певицу утащила толпа народа. У меня выхватили ящик с гримом, сумку, портпледы и велели сидеть тихо на табуретке. Я послушно устроилась на жестком сиденье и привалилась спиной к дереву.
Снимать клип собирались на природе, режиссер выбрал симпатичную лужайку, покрытую зеленой травкой. Палило солнце, было очень жарко, где-то высоко в небе щебетали птички, изредка моего лица касался легкий ветерок.
Съемочная группа толпилась вокруг всяких приборов.
– Ну, звезда моя, ты готова? – заорал режиссер. – Эй, кто-нибудь, поторопите ее, натура уходит! Мне вон та тень не нравится! Сколько можно одеваться! У нее что, три задницы?
– Нечего орать, – ответила Глафира, выходя из расположенного рядом микроавтобуса.
Я бросила взгляд на певицу и чуть не свалилась с колченогой табуретки. Стройная Глаша напялила шубу из соболя, длинную, до щиколоток. Застегивалось одеяние лишь до пояса. Когда Глафира сделала шаг, полы разошлись в разные стороны и стала видна коротенькая ярко-красная юбчоночка и сапоги-ботфорты. На иссиня-черных волосах моей хозяйки сидела шапка-ушанка, верхний отворот которой украшала россыпь стразов.
– Где снег? – завопил режиссер.
Я почувствовала себя участницей пьесы абсурда. Какой снег? Они что тут, все с ума посходили? Одна стоит в шубе и ушанке, второй желает видеть белые хлопья, валящие с неба. На улице жаркий июнь! Сейчас Свин вызовет психиатрическую перевозку.
– Да, – капризно топнула ножкой Глафира, потом повернулась к режиссеру. – Меня торопили, а сами! Непорядок, Гена! Я звезда!
– Снег, живо! – замахал руками Гена.
Я вцепилась в табуретку.
– Только не нервничайте, – пробасил один из парней, стоявших возле какой-то непонятной штуки.
Затем он нажал кнопку, взял шланг… Мигом из него полилась обильная пена. Через пару секунд лужайка стала похожа на опушку зимнего леса.
– Что они делают? – спросила я у шофера Мити, который меланхолично курил на редкость вонючую сигарету.
– Клип снимают, – пожал тот плечами, – на песню «Зима души». Снег им нужен, вот и наваливают.
– Но почему же зиму снимают летом?
Митька пожал плечами:
– Хрен их разберет. А в декабре Глашка в купальнике по набережной бегала, тогда про август пела.
– Интере-есно, – протянула я.
– Всем заткнуться! – рявкнул Гена. – Мотор, пошла, пошла!
Глафира выскочила в центр лужайки, раскинула руки, завертелась, словно юла, и противным, слабым дискантом завела:
– В моей душе зима, зима, там нет тебя, тебя…
Я изумилась до глубины души. Секундочку, а где же звук? Сколько раз я слышала Глафиру, и все время у нее был не слишком большой, но вполне приятный голос. И потом, она сейчас фальшивит. Мой слух улавливает… Минуточку, похоже, у меня есть слух. может, я училась музыке?
– Стоп, стоп, – заорал Гена, – всех уволю на фиг! Где фонограмма? Где?! А? Все сначала!
Глафира отошла на стартовые позиции.
– Мотор, пошла, живо, радость на лице, счастье, – командовал Гена, – работаем!
Из автобуса грянула музыка, чистый, правильный голос завел:
– В моей душе зима, зима…
Я вздохнула. Похоже, в шоу-бизнесе сплошной обман. Поют под фанеру, говорят не то, что думают, цвет волос, глаз, эмоции – все неправда.
– Где счастье? – вопрошал Гена. – Хватай снег и умывайся! Ты в восторге.
Глафира зачерпнула было пригоршню пены и тут же с отвращением отбросила.
– Фу, воняет.
– Стоп! Сначала!
– Не хочу этим умываться.
– А надо.
– Ни за что.
– Делай как велят.
– Не буду.
Чуть не зарыдав, Глафира кинулась к автобусику и исчезла внутри.
– У нас обострение звездности, – перекосился Гена, – о боже! Очень тяжело настоящему мастеру! Одни истерички кругом. Живо выгоните идиотку, поддайте снегу, немедленно! Свет уходит! Солнышко мое, суперстар, ну постарайся!
Последняя фраза, сказанная совсем иным тоном, чем предыдущие, относилась вновь к появившейся на лужайке Глафире.
Действие повторилось во второй раз, третий, четвертый, пятый… У меня заболела голова. «Снег» нестерпимо вонял, музыка гремела, режиссер орал. Через два часа после начала съемок я от всей души пожалела Глафиру. Ей-богу, никаких денег и славы не захочешь, если требуется такая адская работа!
– Хватит, – взвыл Гена, – теперь конец. Глаша срывает шубу, падает лицом в снег, ее заносит метель. Ах черт, красивая картина будет!
И тут у моей хозяйки случилась самая настоящая истерика. С воплем: «Ни за что не стану падать!» – она унеслась в автобус.
– Да уж, – вздохнул Гена, – некоторые, понимаешь, звезды… Свин, наведи порядок.
– Надоела она мне, – вздохнул продюсер, – имидж вот поменял.
– Волосы недолго покрасить, – заржал Гена, – ты девку смени! Эта совсем от рук отбилась!
Став красным, Семен медленным шагом двинулся к автобусу. Я поняла, что он сейчас начнет рукоприкладствовать, и кинулась за ним.