Фанатка голого короля

Я смутилась.

– Твоя пропавшая сестра так и не нашлась, единственное, что удалось узнать: когда Анна покинула город Беркутов, она была жива.

– Что и подарило нам надежду! – воскликнул Костя. – Пожалуйста, не отказывайся, мама хочет тебя отблагодарить. И я присоединяюсь к ее просьбе. Тебе понравится у нас.

Учитывая финансовое положение Константина, его машину, одежду и часы, я предположила, что окажусь в одном из расположенных близ столицы элитных поселков в трехэтажном каменном особняке, по дубовым паркетным полам которого шныряет прислуга, и буду гулять по парку, обустроенному известными ландшафтными дизайнерами. Чтобы не ударить в грязь лицом перед хозяйкой, я уложила в чемодан несколько коктейльных и вечерних платьев, туфли на шпильках, прозрачные колготки и кучу косметики. Мать Франклина представлялась мне дамой, вроде английской королевы: безукоризненно одетой леди с аккуратной прической и в очень дорогих украшениях.

Представьте же мое изумление, когда моим глазам предстала старая подмосковная дача, хоть снаружи и обложенная кирпичом, но внутри оставшаяся деревянной. Дом был двухэтажным, плюс мансарда, в нем имелось несколько санузлов, газ и электричество. В советские годы такая фазенда считалась бы дворцом эмира, но сейчас она выглядела весьма скромно. Удивляла и обстановка – никакого новодела, сплошные антикварные буфеты, резные деревянные столы, дубовые стулья, жесткие сиденья которых смягчали подушечки в самовязаных разноцветных наволочках. Кровати имели фундаментальные изголовья и были накрыты одеялами из натурального пуха, а полы покрывали шерстяные ковры с традиционным рисунком. Никаких синтетических паласов! На кухне не было СВЧ-печки и посудомоечной машины. Кофе домработница Галя варила в джезве. Вместо геля для посуды на подставочке возле раковины лежал кусок детского мыла, а рядом стояла банка с пищевой содой. Окончательно добила меня губка. Вернее, ее отсутствие. Сейчас почти у всех хозяек есть кусок поролона, к которому с одной стороны прикреплено жесткое зеленое покрытие. А у Аллы использовали раритетную вещь – связанную крючком «плюшечку». Увидев сей предмет, я взяла его в руки и едва не задохнулась от ностальгических воспоминаний.

Воспитавшая меня Раиса, принося из магазина овощи, всегда вытряхивала картошку, морковку, свеклу, лук из сеток в ящик под столом на кухне, пустые же упаковки не выкидывала. Тетка велела мне стирать их и высушивать на батарее, а потом нарезала полосками и вязала крючком из них мочалки для мытья посуды. Представляете, что я испытала, когда увидела, как Алла, мать очень богатого человека, занимается тем же рукоделием, сидя у телевизора?

Но самым поразительным на даче, словно провалившейся в дыру времени, оказалась библиотека, расположенная в мансарде. Когда Костя отвел меня туда, я не удержалась и воскликнула:

– Господи!

Все подкрышное пространство занимали явно специально заказанные шкафы, которые были забиты как художественной, так и научной литературой. Мировая классика перемежалась переплетенными годовыми подшивками журналов «Крокодил» и «Огонек».

– Можно посмотреть? – спросила я.

– Конечно, – улыбнулся Костя. – Библиотека не музей. Я все детство листал «Крокодил» довоенных и последующих лет, он мне заменял комиксы.

Я распахнула дубовую дверцу, увидела привинченную с внутренней стороны маленькую табличку с гравировкой «Магазинъ Мюръ и Мерелизъ»[2 - «Мюръ и Мерелизъ» – российский торговый дом (1857–1922). В 1922 году был национализирован. В одном из его зданий, возле Большого театра, открыли Центральный универсальный магазин – ЦУМ. – Здесь и далее примечания автора.] и опять не удержалась от восклицания:

– Ну и ну!

Костя сел в большое кресло, стоящее в центре чердака, и вкратце рассказал свою семейную историю.

Его прадедушка был профессором Московского университета, отличался замкнутостью, не любил шумные компании и в начале двадцатого века построил эту дачу. В те годы Брендино считалось невероятным захолустьем, но Степан Михайлович и его жена чудесно жили здесь все лето, возвращались в суетную Москву лишь с началом учебного года. Аня, родив сына, окончательно переселилась в деревню – воспитывала мальчика, обучала местных жителей грамоте, преподавала в сельской школе и была вполне довольна. Степан Михайлович рано понял, что правление Иосифа Сталина ничего хорошего стране не принесет, и тоже перебрался в Брендино. Супруги мирно обитали в глуши. Они не стали жертвами репрессий, о них просто забыли. Их сын пошел по стопам отца – закончил МГУ и остался там преподавать. Дачу дед Константина обожал и после смерти родителей ничего там переделывать не стал. Жена была ему под стать, и звали ее, как и умершую свекровь, Анной. У четы родилась дочка Аллочка, повторившая путь отца – девочка с красным дипломом окончила МГУ и тоже не покидала старый дом.

– Это наше родовое гнездо, – улыбнулся Костя. – Очень хорошо, что оно расположено в непрестижном направлении, вокруг масса брошенных деревень, здесь немноголюдно. Я не посмел разрушить дачу, просто пару лет назад провел полную ее реставрацию и капитальный ремонт, проложил новые трубы, поставил современные котлы отопления и мощный генератор.

– Батареи тут старые, чугунная гармошка, – перебила его я, – им куча лет!

– Их отреставрировали, – пояснил Костя. – Крышу заменили, укрепили фундамент, дерево обработали особым составом, ему не страшны ни огонь, ни жучки. Теперь дом простоит еще сто лет. Во времена моего детства стены красили в голубой цвет, и в сочетании с красной крышей дом выглядел как пасхальное яйцо. Но когда я пошел в девятый класс, его обложили кирпичом. Представляешь, как сложно было добыть этот материал в советские годы? Жили мы не богато, мама крутилась, как могла. Но дача для нее словно родной, любимый человек, поэтому она и сделала ремонт. Ну, а потом уж я занялся полной реконструкцией. Скажи, мне ведь удалось сохранить дух старинного дома, несмотря на масштабную реставрацию?

– Полнейшее ощущение, что я перенеслась в первую треть двадцатого века! – воскликнула я. – Конечно, я не знаю, как тогда жили люди, поскольку появилась на свет намного позже, но чувство именно такое. Удивительно, что все вещи в отличном состоянии. Ладно, библиотека, книги живут веками. Но ковры? Они у вас не висят на стене, по ним ходят, а выглядят, как новые. Абажур в столовой шелковый и до сих пор не прогорел. А постельное белье… Белое, льняное, простыни с каймой, пододеяльник с овальным вырезом посередине, наволочки с пуговичками. Сейчас одеяло и подушку засовывают в мешки с клапанами. И никакой лен не выдержит, если его стирать много лет. Такое белье продавалось в Москве в шестидесятые. Раиса пользовалась похожим, но оно совсем истрепалось еще во времена моего детства. Тетка доставала комплект из шкафа и причитала: «Выдали мне на заводе премию, и я ее всю на бельишко ухнула. Купила наилучшего качества, чтоб надолго хватило. Но ничего вечного нет, поистерлась простынка. Ладно, я ее посередине разрежу и края сошью, будет со швом в центре, зато целая». А у Аллы белье в гостевой выглядит абсолютно новым.

Костя улыбнулся.

– Некоторые люди коллекционируют картины, другие открытки, третьи марки, а моя мама хочет сохранить прежний дух и облик дачи. Она очень расстраивается, если что-то приходит в негодность, поэтому я всегда начеку. Абажур сделали год назад, я им заменил старый, ковры специально для нас выткали в Таджикистане. Белье сшили монашки, но до того, как они принялись за работу, я заказал в Иванове несколько рулонов льняного полотна образца прошлого века. Обеденный сервиз привез из Питера, он изготовлен мастерами Ломоносовского завода тоже по моей просьбе.

– Дом-музей, – пробормотала я.

– Это неверно, – возразил Франклин. – Экспозиции отгораживают шнуром и снабжают табличками «Не садиться», «Не трогать», «Не ходить». А здесь хоть и особый, но живой мир. Мама непростой человек, с оригинальным мышлением, очень семейный, почитающий предков.

К тому времени я прожила на даче три дня и уже успела понять, что у хозяйки своеобразный характер.

Начнем с того, что мать Кости решительно не похожа на пенсионерку. Алла Фокина моложавая, веселая, модно одетая женщина, полная жизненных планов. Она не сидит день-деньской у телевизора и не пилит родственников, с ней можно побеседовать на любую тему от кулинарии до политики. Алла с удовольствием поддержит любой разговор, но настоящее наслаждение ей доставляет беседа про сына. Хотя стоп! Я употребила слово «беседа», но едва речь заходит о Косте, как его мать моментально забывает о светском воспитании и принимается рассказывать о любимом сыночке, не давая присутствующим вставить ни словечка.

В день моего приезда Алла усадила гостью в столовой на диване, вытащила пудовые альбомы и начала демонстрировать снимки Кости. Открывалась экспозиция канонической фотографией: на расстеленном байковом одеяльце на животе, чуть приподняв голову, лежит пухленький младенец. На следующих фотографиях я увидела Костю в костюме зайчика, Костю у елки, Костю на даче, Костю в первый школьный день, Костю на море… Никаких снимков его родного брата и сестры не было и в помине. Мне оставалось лишь гадать, почему фотограф ни разу не запечатлел других детей Аллы. Может, где-то в шкафах лежат альбомы с фото второго сына и дочери Ани, которая намного младше братьев?

Кстати, раз уж зашла речь о ближайших родственниках Кости, скажу, что его брата зовут… тоже Константином. Более того, они близнецы. Но их сходство исключительно внешнее, по характеру братья полярны. Один успешный бизнесмен, веселый, разговорчивый, свой в любой компании человек. Второй же владеет пиццерией, причем постоянно находится на грани разорения, замкнут, не любит общаться с людьми, предпочитает проводить время в одиночестве. Первый живет вместе с матерью, в собственной квартире. У первого неисчислимое количество знакомых, второй почти аутист, на его день рождения приходят только мать и брат. Первый стал врачом, проработал пару лет в реанимации, уволился и занялся бизнесом, второй сидел дома сложа руки, высшего образования у него нет. В результате имя первого теперь в списке «Форбс», и он помогает материально второму, вливая средства в его вечно пребывающее на грани краха небольшое дело.

Какому родителю придет в голову дать мальчикам-близнецам одинаковые имена? Могу назвать лишь одного человека: поэт Константин Фокин. Когда его жена Алла родила двойню, он решил, что оба сына должны стать Константинами. Вот попробуйте вслух произнести: Константин Константинович. Язык же сломать можно! Больше похоже на скороговорку.

Обычно, если у отца длинное имя с преобладанием согласных букв над гласными, сына называют коротко – Иван, Олег или, скажем, Игорь. Аллочка попыталась донести до супруга эту мысль, но он не пошел на уступки. Поэт поставил жену перед выбором:

– Или их обоих зовут Костей, или я ухожу из семьи.

По мне после такого заявления ей следовало сказать:

– Ну и пожалуйста, дверь открыта!

Но Алла не хотела остаться одна, и, вероятно, она любила своего вздорного супруга, поэтому подчинилась. Каким образом удалось уговорить работников загса выписать две идентичные метрики, я не знаю.

В детстве и отрочестве мальчики, подхватив какую-нибудь детскую инфекцию вроде кори, слышали слова отца, обращенные к матери:

– Что ты переживаешь? Двое сыновей никогда вместе не умрут. Если один Костя скончается, у нас останется второй Костя. По сути ничего не изменится.

Похоже, глава семьи был с большим заскоком или имел психическое заболевание, но Алла не ссорилась с супругом и не пыталась его лечить. Стоит отметить, что отец никогда не унижал, не бил детей, не повышал голоса, общаясь с сыновьями. Все карательно-воспитательные функции были возложены на мать. Отец сидел целыми днями в кабинете – строчил свои вирши. Но, увы, славы Роберта Рождественского или Андрея Вознесенского он не получил. Сборники Фокина не пользовались популярностью из-за черной депрессивности, в каждом стихотворении непременно шла речь о смерти и страданиях. Зарабатывал Фокин копейки, и его не смущало, что семья существует на оклад жены-преподавателя да на средства, которые им дает тесть-академик.

Фокин скончался, когда близнецам исполнилось пятнадцать лет. После его ухода из жизни сначала Алла, а потом и все остальные стали именовать мальчика, появившегося на свет вторым, Кириллом. Первый остался Константином. Но в документах мать ничего менять не стала. Франклин – творческий псевдоним Кости, под этой фамилией он, страстно увлекающийся фотографией, публикует свои снимки и устраивает выставки. Фамилию Фокин он не любит, Костя предпочитает представляться как Франклин.

Глава 3

На просмотр семейных альбомов ушло несколько часов, и я, честно говоря, обрадовалась, когда Алла, захлопнув кожаную обложку, объявила:

– Все.

Но только я слегка расслабилась и уже хотела под благовидным предлогом смыться из комнаты, как хозяйка встала, открыла другой шкаф, вытащила из него коробки и сказала:

– Здесь грамоты и дипломы Костика. Первую награду он получил еще в детском садике за роль пуделя Артемона в спектакле «Золотой ключик».

Делать нечего, пришлось охать и ахать, рассматривая награды. Когда же и с ними было покончено, Аллочка взяла меня за руку и произнесла:

– Вилочка, Костя прекрасный человек, а ты очаровательная женщина, из вас выйдет чудесная пара. Я счастлива обрести такую умную, талантливую невестку, как ты!

– Простите, Алла, – пробормотала я, предупрежденная, что она не любит, когда к ней обращаются по отчеству, – мы с Костей просто друзья.

– Знаю, – перебила она меня. – Но ваша дружба непременно перерастет в любовь. Костя никогда не приводит в дом тех, с кем не планирует быть связанным на всю жизнь. Вот, например, ты видела за обедом Федора и Лялечку. С обоими Костик давно познакомился. Ой, не подумай, никакого романа у него с Лялей не было! Она позже вышла замуж за Андрюшу Москвина, который стал добрым приятелем Кости. Повторяю, людей, к которым сын равнодушен и встречу с ними считает эпизодом, он сюда не приглашает. Дом в Брендине – особое для него место. Если его друзья привозят с собой компанию, мы только рады. Костик радушно примет гостей, я обожаю веселые шумные компании. Но! Сам сын зовет на дачу лишь особенно любимых. Вот такой нюанс. В общем, слушай меня внимательно. Мужчины, даже весьма успешные на работе, как правило, мямли в личных делах. Им нужен хороший толчок, чтобы они раскрыли рот и произнесли: «Дорогая, вот тебе мои рука и сердце!» Ты хочешь выйти замуж за Костю. Пожалуйста, не возражай! Такого идеального человека, как мой сын, мечтает заполучить в мужья любая женщина. Я тебе помогу…

И на меня обрушился водопад сведений о привычках и пристрастиях Кости. Он любит яичницу с колбасой, черный хлеб, котлеты, пюре, геркулесовую кашу, не отказывается от морепродуктов. Но никаких устриц, на них у него аллергия. За полчаса я узнала о Константине абсолютно все, и у меня возникло ощущение, будто я приехала не в гости, а в питомник для покупки элитного котенка, и его хозяйка подробно инструктирует будущую владелицу о том, как лучше о нем заботиться, чтобы четверолапое не потеряло товарного вида…

За моей спиной раздался резкий звон. Я вынырнула из воспоминаний, поняла, что официантка всего-навсего разбила тарелку, и опять уставилась в окно.

Зря Ленка помчалась в павильон за конфетами. Алла, конечно, с улыбкой примет подарок, рассыплется в благодарностях, но она ни за что не прикоснется ни к одной из шоколадок. Мать Кости интеллигентная дама, поэтому знает: если гость принес «Ассорти», надо тут же пригласить его попить чаю и поставить на стол его подношение. Алла, конечно же, поступит так, как ей предписывает воспитание. Полагаю, она распакует коробку на кухне, а когда принесет ее обратно, в ячейках окажутся не «родные» конфеты, а те, которыми она запаслась для такого случая. Почему она подменит сладости? Да потому, что она… как бы помягче выразиться… повернута на здоровом питании. В ее доме появляются только проверенные продукты.

Я переменила позу, не отрывая взгляда от окна. Ну сколько можно выбирать гостинец? Ленки нет почти пятнадцать минут! Что она делает в крохотной лавчонке? Неужели там много покупателей? Центрального входа в сельпо, обращенного к лесу, отсюда не видно, и пока я разглядывала площадь, из-за угла магазинчика вынырнул только один мужчина, похоже, отъявленный алкоголик или наркоман.