Лобстер для Емели
– Зачем ей наше агентство? – спросила я. – И, если учесть ее прежнее место работы, то как айтишницу отпустили? Небось, она знает много всего разного.
– Роман, начальник департамента, где работала Калинина, мой давний знакомый, ты его несколько раз видела.
– Федотов? – уточнила я.
– Он самый. Рома заботится о своих людях лучше отца родного. Олесю не уволили, отправили в длительный отпуск. Федотов попросил меня временно ее взять на работу.
– Зачем? – заморгала я.
– Калининой двадцать пять лет, но ты ее видела. Идиотская прическа, дурацкая одежда. Молодой женщине наплевать на то, как она выглядит. Но это не самая большая проблема. Да недавнего времени она сидела в кабинете одна, часто там ночевала. Домой ей спешить не к кому, ни родителей, ни мужа, ни детей. В жизни Олеси только работа. Девица не умеет готовить, питается в кафе. А когда ее включили в бригаду, которая начала работу над совместным проектом, выяснилось, что гениальная девушка не способна трудиться в коллективе. Ее забрали из детдома в тринадцать лет. В особой гимназии разновозрастные ученики ходили на занятия каждый к своему педагогу, комнаты у них были одноместные. Дети только учились, театр, кино или консерваторию не посещали. Из них вырастили гениев своего дела, но не объяснили, как существовать в социуме. Роман переживает за Калинину, поэтому она временно здесь.
– Нам следует воспитать из грубиянки нормальную женщину? – уточнила я.
Степан кивнул.
– Попробуй подружиться с ней. Олеся хамит, не понимая, что так себя не ведут. Она просто говорит что думает, лукавить не научилась. Попытайся отвести ее в парикмахерскую, заинтересовать платьями.
– Ага, – протянула я. – Слышал про братьев Запашных? Эдгарда и Аскольда?
– Конечно, а они тут при чем? – удивился муж.
– Позвони им, пусть возьмут меня на должность воспитателя тигров, – с самым серьезным видом попросила я. – Готова войти в клетку к хищникам. Думаю, у меня получится подружиться с ними. А вот с Олесей контакт вряд ли налажу.
– Мне ее жаль, – пробормотал Степа. – Девушка понятия не имеет, от кого родилась. Детдом – неприятный опыт. Да и все остальное тоже не особо радостно. В жизни Калининой не было торта со свечами на день рождения, походов в зоопарк, ласковых рук мамы, объятий папы, конфет от бабушки. Казенная одежда, обувь, жизнь по расписанию. Она не умеет заваривать чай! Не хочет новое платье! Но сейчас еще можно Олесю оживить. Лет через пять-шесть она окончательно превратится в симбиоз гениальной женщины и компьютера, и тогда все! Она никогда не выйдет замуж, не родит ребенка. Ее жизнь пройдет на работе. Давай попробуем девушке помочь.
Я хотела сказать Степе, что маленькая я тоже не видела торта со свечами на день рождения, не ходила в театр и кино и красивой одежды у меня не было. И в институт я, несмотря на аттестат, полный пятерок, не поступила, потому что начала работать, дабы не умереть от голода. Я открыла рот, но тут перед моим мысленным взором возникла «Пони»: дурацкая челка, идиотские косички, глупая одежда и полное неумение нормально себя вести. Бедная, никому не нужная женщина с потрясающим умом и отвратительным поведением. Разве она виновата, что кто-то бросил ее, младенца, у входа в роддом?
И тут мой язык сам собой, безо всякого моего желания произнес:
– Пусть завтра отправляется со мной в Домнино. А сейчас сбегаю к отоларингологу, потом поеду домой.
Глава одиннадцатая
– Очень рада знакомству, – произнесла Варвара Николаевна Озерова. – Озвучьте проблему, которая привела вас ко мне.
– Ухо плохо слышит, – быстро ответила я, – выпишите какие-нибудь капли.
– Ухо плохо слышит, – повторила Озерова. – Знаете ли вы, что такое ухо?
– Орган слуха, – ответила я.
– Сколько их? – задала следующий вопрос доктор.
Вопрос удивил.
– Два!
– Нет, – рассмеялась Озерова, – один.
Я изумилась и возразила:
– У меня два уха!
– Орган слуха один, – отрезала Варвара, – состоит из уха, афферентных, приводящих слуховых путей и слуховых центров в головном мозге. В органе слуха различают периферическую и центральную части, границей между которыми является мостомозжечковый угол, то есть место, в котором преддверно-улитковый нерв входит в ствол мозга. Понятно?
То, что в моей голове есть какие-то углы и стволы, удивило, но мне не захотелось демонстрировать свою полную анатомическую безграмотность, поэтому я быстро-быстро закивала.
– Очень хорошо, – похвалила меня профессор. – Продолжаю. Периферическая часть органа слуха включает наружное, среднее и внутреннее ухо, а также слуховую часть преддверно-улиткового нерва. Центральная часть представлена центральными слуховыми путями, а также подкорковыми и корковыми слуховыми центрами. Наружное ухо состоит из ушной раковины и наружного слухового прохода. Ушная раковина представляет собой моделированный эластический хрящ с рядом углублений и выпуклостей, покрытый кожей, за исключением ушной мочки, образованной кожной складкой. Кожа плотно прилегает к хрящу на передней поверхности и несколько более рыхло на задней. Ушная раковина расположена между височно-нижнечелюстным суставом спереди и сосцевидным отростком височной кости сзади. Ушная раковина снабжена мышечным аппаратом, состоящим из ряда малых мышц, сокращение которых у некоторых лиц способно вызывать движения раковины. Функции наружного уха: защитная, усиление высокочастотных тонов, определение смягчения источника звука в вертикальной плоскости, локализация источника звука. Вам понятно?
– Да, да, – кивнула я, – локализация источника звука…
Кресло в кабинете профессора оказалось уютным. Голос Варвары Николаевны журчал, словно весенний ручей. Я старательно кивала в такт ее словам, большую часть из которых не понимала. «Сухожилие прикреплено к задней ножке стремени». Что такое сухожилие, я в общих чертах себе представляю. Нечто вроде крепкой нити, которая приделана где-то в теле. Но при чем тут стремя? Это же часть экипировки лошади, этакая скоба, на которую всадник ставит ногу. Каким образом конь мог оказаться в моем ухе?
– Увеличение давления в барабанной полости пассивно компенсируется посредством слуховой трубы, – очень громко произнесла доктор.
Кроме жеребца, в моих ушах еще есть барабан и труба! Я вздрогнула и временно перестала слышать Озерову. А та не собиралась замолкать:
– Госпожа Тараканова, вы поняли, что периферическая часть органа слуха – это улитка?
– Да, да, – солгала я, придавленная потоком информации.
– Хочется услышать ваши вопросы, – улыбнулась Варвара Николаевна. – Очень трудно за короткое время ввести полностью в прекрасный мир органа слуха.
Я осторожно посмотрела на большие часы, которые стояли в углу кабинета. За короткое время? Да я сижу тут уже два часа!
– Жду ваши вопросы, – повторила профессор.
Я тоже улыбнулась. Да, мне интересно, каким образом в моей голове оказались лошади и барабан с трубой. Но признаваться в этом нельзя, потому что Озерова начнет отвечать и я уйду от нее месяца через три.
– Ну что ж, – продолжила отоларинголог, – ставлю сама себе за лекцию «отлично». Очень рада, что сумела все разложить по полочкам, и у вас теперь полная ясность. Вы поняли, как прекрасен, удивителен мир органа слуха.
Я подняла руку.
– Есть один вопрос. Что с моим личным ухом? Может, какие-то капли выпишете?
Озерова взяла со стола пластмассовую лопатку, очень похожую на ту, которой пользуются домохозяйки, переворачивая на сковородке котлеты, и попросила:
– Закройте, пожалуйста, то ухо, к которому нет претензий, а потом прошу вас смежить веки.
– У меня на ушах век нет, – пропищала я, находясь почти в обмороке от обилия полученной информации.
– Я говорю о глазах, – объяснила Озерова. – Зажмурьтесь. И когда зажмуритесь, выслушайте меня и повторите мои слова!
– Простите, не обладаю хорошей памятью, – испугалась я. – Если ваш монолог окажется длинным, то вряд ли сумею выполнить задание.
– О нет, – засмеялась доктор, – всего пара простых слов. Даже малые дети справляются легко с таким заданием. Начнем?
Я кивнула, закрыла здоровое ухо лопаткой, зажмурилась…
– С-с-с-ц-ц, – донеслось через короткое время, – с-с-с-ц-ц.
Я открыла глаза, опустила руку и услышала вопрос.
– Что я сказала?
– С-с-ц, – кратко повторила я.
– Ситуация ясна, – улыбнулась Варвара Николаевна. – М-да! На самом деле я сказала «сосцевидный отросток пневматической системы височной кости». Дорогая, у вас данное ухо плохо слышит.
– Посоветуйте лекарство! – обрадовалась я.
– Непростая задача, – вздохнула профессор. – У меня через час другой пациент. Не успею назначить вам лечение. И устану, не отдохну перед приемом следующего недужного. Укажите свой имейл, получите наиподробнейшую инструкцию со всеми деталями.
– Спасибо! Ухо лечится?
– Лечить можно все, – кивнула Озерова, – даже лихорадку Берега обезьян. Вопрос, вылечат ли вас? Прошу оплатить счет за визит на кассе!
В самом радужном настроении я вышла из кабинета, быстро дошагала до ресепшена и узнала сумму, которую следовало отдать за визит.
– Э-э-э, – протянула я, – наверное, тут ошибка.
– Нет, нет, очень аккуратно посчитано, – заверила меня приятная женщина за стойкой. – Видите эту графу? В ней указана стоимость консультации за одну минуту.
– Простите, – забормотала я, – плохо слышу одним ухом. Если час работы профессора…
– Одна минута! – закричала моя собеседница.
– Минута? – переспросила я.
– Ми-ну-та! – орала администратор. – В часе их шестьдесят! В вашем случае следует провести умножение оплаты одной минуты на сто двадцать пять.
Только бесконечным изумлением и полной растерянностью можно объяснить следующий мой вопрос:
– Почему на сто двадцать пять? Я была в кабинете доктора два часа.
Администратор взвыла сиреной:
– Отсчет времени идет с момента перешагивания больного через порог в кабинет и из кабинета. В дверь встроен датчик, он автоматически начинает и завершает часы работы профессора с пациентом и передает информацию на ресепшен.
В моей голове неожиданно ожили воспоминания из детства, из тех времен, когда ресепшен в районной поликлинике назывался регистратурой, а в аптеках продавали очень вкусную микстуру от кашля. Я лежу в кровати, открывается дверь, в комнату заходит детский участковый врач, пожилая Нина Сергеевна.
– Ухо болит? – улыбается она.
Я молча киваю.
– Сейчас разберемся, не бойся, неприятно не сделаю, будет только щекотно! – обещает педиатр.
Минут через пять Нина Сергеевна закрывает свою огромную сумку и говорит Раисе, которая молча ждет вердикта доктора.
– Очередной отит. Лечим как всегда. Но мне не нравится, что это уже третий раз за полгода. Дам вам направление к профессору Рудину, покажете ему Виолу.
– Спасибо, – бормочет тетка, – но сейчас с деньгами трудно.
– Лев Николаевич принимает бесплатно, – улыбается педиатр, – потратитесь только на дорогу в НИИ педиатрии, он находится недалеко от метро. Два пятачка вас не разорят.
– Как-то неудобно с пустыми руками, да еще к профессору, – мямлит Раиса.
– Глупости! – начинает сердиться Нина Сергеевна. – Рудин подарки от пациентов не принимает. Притащите ему бутылку – он рассердится! Непременно отведите девочку на консультацию. Кроме ушей, в голове есть мозг, глаза, нос, рот! И вообще, голова человеку нужна. Без руки-ноги спокойно проживете, а как без головушки? Пусть она и глупая, но необходима. Дайте честное слово, что поедете в НИИ педиатрии.
– Ладно, – нехотя соглашается тетка.
Нина Сергеевна пару секунд смотрит на нее, потом вынимает из своего портфеля журнал «Мурзилка» и дает его мне со словами:
– Держи подарочек на больное ухо. Раиса, проводите меня.
Тетка возвращается минут через десять, вся красная. А я, счастливая, листаю журнал. Не знаю, что сказала Рае Нина Сергеевна, какие аргументы нашла, но через пару дней мы поехали в НИИ педиатрии. Понятия не имею, что болело в моих ушах, но после того, как мне их промыли, отит больше ко мне не возвращался.
А теперь скажите, почему сейчас редко можно встретить такого районного педиатра, как Нина Сергеевна? Помнится, она всегда говорила: «Насморк – лечи его, не лечи его – проходит через семь дней. Обычная простуда требует обильного питья, шерстяных носочков, свежего воздуха. Если градусник показывает до тридцати восьми, температуру не сбиваем. Ни в коем случае нельзя кормить детей антибиотиками, если с ними не приключилось ничего сложного». А сегодня эти самые антибиотики прописывают сразу, даже если малыш только чихнул. И, увы, многие эскулапы сейчас берут деньги. Ладно бы, только те, кто работает в платных медцентрах, к ним претензий нет. Но специалисты из районных клиник – правда, не все, но многие – выжидательно смотрят на родителей, а кое-кто заводит песню о маленькой зарплате и большой нагрузке. Где теперь Нина Сергеевна с журналом «Мурзилка» и профессор Рудин, который даже от коньяка отказывался?
– Оплата наличными или картой? – кричала администратор.
Я вздрогнула, вынырнула из воспоминаний и осведомилась:
– А что если сначала сбегаю в уголок задумчивости, а потом перечислю деньги? Так можно?
– Конечно! – откликнулась сотрудница клиники. – Все для вашего удобства.
Я живо отошла подальше в коридор, позвонила Степану, подождала некоторое время, вернулась к стойке, оплатила счет и поехала домой в глубоких раздумьях. До сих пор понятия не имела, что есть врачи с поминутной оплатой.
Глава двенадцатая
– Приехали, – объявила я.
– Вижу дом, – констатировала Олеся, открыла дверь, выскочила из моей машины, помчалась к избушке, которая стояла за забором, легко открыла калитку…
Я ринулась за ней и успела схватить «Пони» за руку в тот момент, когда она уже хотела стучать в дверь.
– Никогда не делайте так, – зашипела девица, – ненавижу, когда посторонние ко мне прикасаются.
– Вы, не спросив разрешения, полетели к дому, – объяснила я.
– Я поступила правильно, – покраснела нахалка, – мы же приехали допросить хозяина!
– Допросить? – переспросила я. – Ни в коем случае! Просто поговорить. Действовать в спешке, не подумав, не следует. Понятия не имеем, кто находится в избе. И лучше нам прикинуться туристами, которые хотят пару часов отдохнуть и угоститься чаем, потому что рейс задержали.
– Глупее не придумать, – отрезала моя спутница. – К чему реверансы? Предъявить…
Моя временная напарница замолчала.
– Что предъявить? – улыбнулась я. – Мы не имеем права обыскивать помещение, никто сотрудником агентства ордер не даст. И допрос вести тоже не можем. Имеем право лишь вежливо попросить побеседовать с нами.
– Считаю иначе! – фыркнула Олеся. – Поскольку я умная, а вы нет, слушайте меня.
Я развернулась и пошла к машине.
– Эй, куда? – закричала Олеся и поспешила за мной.
В ту же секунду к хамке подлетел большой жук, сел ей на шею. Калинина взвизгнула, замахала руками, побежала к лесу, который виднелся поодаль, и… пропала.
Больше всего мне хотелось просто уехать, оставив отвратительную «Пони» сидеть в яме, в которую та угодила по причине своей глупости и огромного самомнения. Но сейчас мы, пусть и временно, работаем вместе. Есть правило: сам погибай, а напарника спасай. И вряд ли смогу бросить в беде обычную женщину, пусть и самозабвенную грубиянку.
Я осторожно двинулась к лесу, остановилась у края глубокой ямы, наклонилась и спросила:
– Вы живы?
– Да, – донеслось снизу.
– Здоровы?
– Нога болит! – рявкнула Олеся.
– Стоять можете?
– Ага. Немедленно вытащите меня!
– Сейчас подумаю, как это сделать.
– Нечего думать! Тащи длинную лестницу, суй ее вниз, – приказала Калинина, переходя со мной на «ты».
Я выпрямилась и пошла к избе.
– Эй, куда? – завопила Олеся.
– За длинной лестницей, – пояснила я.
– Ты обязана меня освободить! – голосила девушка. – А-а-а! Убери ее!
Пришлось вернуться к яме и поинтересоваться:
– Кого убрать?
– Тут лягушки противные, – заныла Олеся. – Прыгают! Фу! Гадость! Пакость! Немедленно, сию секунду вытащи меня!
– Жaбки вас не съедят, они не уважают сырое мясо. Вот крысы – те все сожрут, – ответила я, отправилась к избе и начала стучать в дверь.
Никто не спешил открывать, но в тот момент, когда я подумала, что в домике никого нет, раздались шаги, потом прозвучал вопрос:
– Кого черт принес?
– Здрассти, – затараторила я, – мы опоздали на самолет.
– И чего? – долетело в ответ.
Разговор потек своим чередом.
– Можно у вас провести время до следующего рейса? – осведомилась я.
– Нет.
– Всего три часа.
– Нет.
– Заплатим вам.
– Нет.
– Пожалуйста, очень хочется чаю, а в городе все забито. Вашу избу случайно увидели.
– Уходите.
– Неужели вам деньги не нужны?
– Нет. Считаю до трех. Если не отвалите, пеняйте на себя.
Пришлось признать поражение.
– Ладно. Но моя подруга провалилась на вашем участке в глубокую яму. Одолжите ненадолго лестницу или длинную крепкую веревку.
Послышался шорох.
– Вы кто?
– Арина, – представилась я. – А подругу зовут Олеся. Мы бы и рады уехать от вас, да Леська в яме сидит.
Дверь распахнулась, передо мной предстала высокая, крепкая тетка с короткой стрижкой. Ее возраст оказалось трудно определить – от сорока до шестидесяти. Из одежды на ней был спортивный костюм.
– Добрый день, – еще раз поздоровалась я.
– Где подруга? – сердито осведомилась хозяйка.
Я показала рукой в сторону леса.
– Там.
– Пошли, – скомандовала незнакомка.
Когда мы добрались до ямы, обитательница избы наклонилась и крикнула:
– Эй!
– Немедленно вытащи меня! – отреагировала в своем духе Олеся. – Действуй поживее.
– Слышь, научись разговаривать, потом вякай, – хмыкнула тетка. – Ща уйду, и сиди там, пока не сдохнешь!
– Не имеешь права так со мной разговаривать, – вылетело из ямы.
– Пошла на …, – выругалась хозяйка, развернулась и направилась к дому.
– Пожалуйста, не обижайтесь на Лесю, – заныла я, семеня следом, – она без родителей росла, в детдоме воспитывалась. Откуда взяться хорошим манерам?
– Сейчас от жалости соплями захлебнусь, – засмеялась собеседница. – Я тоже без родителей в три года осталась, и чего? Не всем, как тебе, повезло в детстве на пуховой перине дрыхнуть.
– Мой отец сидел на зоне за очередную кражу, – начала я, – мать куда-то делась, я жила с теткой. Раиса мне не родная, но спасибо ей, не отдала меня в приют. Рая дворничихой работала, к бутылке не прикасалась, зато доставалось мне от нее по полной программе. Но сейчас понимаю – Раиса была очень хорошей, доброй женщиной. И вы, похоже, такая. Только жизнь приучила быть осторожной и сразу отвечать на оскорбления. Во дворе в моем детстве работало правило: назвал тебя кто-то дураком – живо бей его в нос. Если сделаешь вид, что не услышала оскорбление, завтра все тебе станут кричать: «Эй, дурак, беги сюда!»
– Верно, – кивнула моя собеседница. – Хотела твоей подруге помочь и что услышала?
– Пожалуйста, дайте веревку, – тихо попросила я, – заплачу вам тысячу рублей.
– Две, – повысила плату тетка.
– Согласна, – кивнула я.
– Три, тогда помогу хамло вытянуть, – предложила добрая самаритянка и неожиданно прибавила: – Валерия, так меня зовут. Ивашова.
– Очень приятно, – машинально отреагировала я.
Женщина заморгала.
– Приятно узнать мое имя?
– Конечно, – заверила я. – Вы добрый человек, поможете вытянуть Олесю.
– За деньги, – чуть растерянно уточнила женщина.
– Всякая работа оплачивается, – пожала я плечами. – В МЧС служат сострадательные люди, другие там просто не задерживаются. Но они получают зарплату. Полицейские, сотрудники «скорой помощи», врачи в больницах тоже имеют оклад. А как иначе? У них семьи, дети, пожилые родители.
Валерия распахнула дверь.
– Входи, налью чаю. Пусть наглячка в яме немного посидит, подумает о своем поведении. Нахлебаемся кипяточку, тогда освободим хамло. Не переживай, никто ее не тронет. Некоторым бабам на пользу в одиночестве время провести.
Глава тринадцатая
Я вошла в избу и не удержалась от восклицания:
– Ну и ну!
– Красиво, да? – обрадовалась Лера. – Богато, но без позолоты! Тут две комнаты – зал, спальня – и кухня в придачу. Плита, холодильник, даже СВЧ-печка в наличии. Все в прекрасном состоянии. Три телека! В каждом помещении стоит по одному! Здорово?
Я кивнула.
– Прикинь, бесплатно досталось, – засмеялась рассказчица. – Прямо сказка. Смотри, какой электрочайник! Тостер! Сервиз! Снаружи изба убогость, внутри – дворец! Телефон здесь раньше был! Только самого аппарата нет.
– Почему вы так решили? – не поняла я.
Хозяйка показала пальцем на комод.
– Внизу на стену глянь.
Я прищурилась.
– Розетка для телефонного шнура!
– Интернет до кучи прибавь, – кивнула Лера. – На комоде ноутбук! Новый совсем был, из коробки его вынула. С детства мне не везло, а недавно прилетел волшебник и осыпал подарками.
Из уст Валерии полился рассказ.
Женщина родилась в крохотном селе под Саратовом. Родители ее ухитрились продать все, включая избу, пропили деньги и умерли. Лера осталась без угла, подалась в Москву на заработки. Образования нет, поэтому Ивашова устроилась уборщицей. Мыла кинотеатры, какие-то клубы, пару вузов, потом пристроилась на завод, где делают корма для кошек и собак. Весной этого года к Валерии, когда она вышла из проходной после смены, подошла мужиковатая тетка и хриплым голосом осведомилась:
– Охранник сказал, что зарабатываешь уборкой. Можешь мой дом отмыть?
– Да! – обрадовалась Ивашова.
– Пошли, – скомандовала баба. – Тут недалеко. Если через лес, минут десять.
Ирина Петровна – так назвалась незнакомка – привела Валерию в эту избу. Уборщица удивилась. Она предполагала увидеть грязь повсюду, а попала в чистый дом. Тут работы почти не было, но она постаралась, чтобы все еще и засверкало. Ирине Петровне расторопность помощницы понравилась, она сказала Ивашовой:
– Не живу тут постоянно. Увольняйся, поселю тебя здесь, убирай каждый день дом. В деньгах не обижу.
Лерочка чуть не зарыдала от радости и сразу согласилась. Хозяйка не появлялась две недели, а когда вдруг неожиданно приехала, пришла в восхищение:
– Да ты совсем не ленивая! Огород развела!
Потом сказала:
– Уезжаю работать за границу. Можешь тут остаться на пять лет?
– Рада в таком раю находиться, – призналась Валерия, – но, небось, за аренду дорого хотите.
– Бесплатно, – отозвалась Ирина. – Пользуйся всем, что тут есть, поддерживай порядок, будешь получать небольшую сумму за труды.
И назвала цифру. Лера обомлела и уточнила:
– За аренду не плачу?
– Ни копейки, – подтвердила Ирина. – Если вернусь и найду все в хорошем состоянии, то, возможно, перепишу домик на тебя. Детей у меня нет и не будет, я одинока.
Валерия прищурилась:
– Как тебе история?
– Фантастическая, – честно ответила я, – сказочная! Впервые такую слышу!
Валерия водрузила на стол чайник, потом начала открывать шкафчики, выдвигать ящики. Пару минут искала что-то, потом пробормотала:
– И где они лежат? А! Вот совсем ума лишилась.
Хозяйка закрыла очередной шкафчик, подошла к мойке, вынула из висящей над ней на стене проволочной корзиночки чайные ложки, вернулась к столу и продолжила:
– Несколько условий моего пребывания тут было. Всегда ночую дома, с полуночи до пяти утра я тут. Не завожу мужиков. Если приспичит, то парней сюда не приглашаю. И вообще редко кого впускаю внутрь, не сдаю избу дачникам. Если нарушу условия, Ирина Петровна живо узнает и отправит меня вон. Она составила договор аренды, написала на мое имя завещание. И объяснила, почему сама тут жить боится. В лесу водится привидение. Если вглубь пойти, там какая-то типа церковь, а местные сказочку сочинили. Вроде, много лет назад здесь жила богатая семья. Их ограбили и убили воры. Тела похоронили, не отпели, поэтому души их бродят неприкаянные. Несколько раз в год, на Пасху и Рождество, призрак хозяина выходит из могилы и направляется к своей избе.
Я не выдержала и рассмеялась. Валерия кивнула.
– Тоже не верю в бабкины сказки. А Ирина Петровна реально ходячего мертвеца боится. Почему твоя подруга в яму угодила?
– Шла, под ноги не смотрела, вот и свалилась, – объяснила я.
– Не-а, – возразила рассказчица. – Если идти по дорожке от калитки до дома, то ничего не случится. Тропинка засыпана камушками, они под ногами гремят. Сразу слышно, когда кто-то к дому приближается. Если же по лужайке к лесу топать, то там в шахматном порядке ловушки выкопаны, на них сверху сетка натянута, а сверху земля с травой. Мне велено, если кто провалится, разузнать, что за человек попался. И лишь потом ему лестницу скинуть. Ирина Петровна боялась, что в яме может сидеть привидение.