– Про Джейн. А про кого надо?
– Уж точно не про какую-то Евгению Кабанову, – возмутился Вуколов.
Махонин засунул ладонь в волосы и поставил их дыбом.
– Мишаня! Джейн – это кличка, наверное, ее так называют друзья. Или она сама себе красивое имечко придумала. По документам наша клиентка – Евгения Ивановна Кабанова.
Вуколов решил стоять на своем.
– Она нам паспорт не показывала. Как ты узнал ее имя-отчество? На лбу у нее увидел?
Николай показал пальцем на ноутбук.
– Он фотографирует посетителя, снимок загружается в программу, та выдает всю инфу, которая есть на этого человека. Проще только банан съесть.
– Знаю, что ты редко ошибаешься, – вступила я в беседу, – но внешний вид Кабановой просто кричит о нищете, и ела она как изголодавшаяся дворняга. А ты говоришь: заведующая сберкассой, начальник отдела в банке, финансовый консультант… Человек на таких должностях и при коммунистах, и при капиталистах получает приличную зарплату.
Энтин сказал:
– Полагаю, что она и сейчас неплохо зарабатывает. Николаша, сообщи нам подробности о доме, в котором нынче проживает уважаемая Евгения Ивановна.
– Местожительство Кабанова никогда не меняла, – заговорил Махонин. – Участок в семьдесят соток принадлежал ее отцу, местному председателю сельсовета. Надел граничит с опушкой леса, мимо никто не ездит и не ходит. Папаша при жизни построил деревянный коттедж, маленький, площадь – сто пятьдесят квадратов.
– Для советских времен это огромное жилье, – протянул Энтин.
– В две тысячи первом Джейн построила каменный особняк, пятьсот квадратов, – продолжал Николаша, – теперь на участке два дома. Старый переоформлен как хозпостройка. Еще у Джейн четыре квартиры в Москве. Одна на Старом Арбате, пятикомнатная, куплена семнадцать лет назад. И три в Куркине, приобретены в том году, когда район только начинал строиться. Поэтому апартаменты куплены по низкой цене, которую предложили на стадии нулевого цикла. Или она сама такая умная, правильно деньги вложила, или ей кто-то подсказал. Сейчас все квартиры сдаются, а Евгения честно платит налоги.
– Господи, – изумился Костин, – зачем тетка прикидывается нищей? Жалуется, что не доживает до пенсии, голодает?..
– Она и правда существует на пенсию, – остановил Володю Энтин.
– Константин Львович, вы что, не поняли? – изумился Миша. – У бабы денег куры не клюют.
– Мишенька, это называется синдром Гарпагона, – объяснил Энтин, – болезнь получила название по имени героя пьесы Мольера «Скупой». Гарпагон – персонаж, олицетворяющий патологическую скупость, его имя стало нарицательным. Главное в жизни Джейн – накопительство. Деньги она копит. Живет на пенсию. У каждого человека есть запас любви, размер его разный. У одного, как у матери Терезы, его хватает на весь мир, у другого только на что-то одно. Евгения обожает деньги. Лампа вздрогнула, когда я специально резко и прямо спросил: «Останки нашли?» Любая женщина, которая любит свое дитя, а матери не перестают любить даже умерших, от столь неделикатного вопроса заплакала бы, потому что я напомнил ей о самом ужасном событии в ее жизни – пропаже ребенка. Как это ни странно, но матери лучше знать, что сын мертв, она его похоронила, знает, где могила, куда можно прийти посадить цветы, поплакать. А у Джейн самая тяжелая ситуация: неизвестность. Она ничего не знает о судьбе Сережи. И какова была ее реакция?
– Спокойный ответ: «нет», – пробормотала я, – похоже, ей это все равно.
– Именно так, – согласился Энтин, – вспомним скупой рассказ госпожи Кабановой об исчезновении сына. Не пришел домой? Завтра появится. Отнесла заявление в милицию, а там ничего не сделали. Ну, значит, так. Лично я о своем коте больше беспокоюсь.
– И с какой целью эта жадина-говядина пришла к нам? – недоумевал Михаил.
– Чтобы мы доказали, что Сергей Николаевич Решеткин ее любимый Сереженька, – ответил психолог. – Полагаю, что вышеупомянутый мужчина богат. Поэтому в сердце Джейн расцвела любовь к деньгам сына.
– Решеткин, – начал Николай, – тридцать пять лет. Совладелец частной клиники и фитнес-клуба. По образованию врач. Работает в своей же больнице. До списка в журнале Форбс пока не дорос, но уже стоит в прихожей. Не женат, детей нет. О личной жизни ничего не известно. Не любитель тусовок. Ведет правильный образ жизни, активно занимается спортом: теннис, горные лыжи, сноуборд, плавание. Прописан в квартире своих родителей в центре Москвы. Отец – Николай Викторович Решеткин, врач, доктор наук, академик, светило по линии неврологии. Несмотря на солидный возраст, активно работает, руководит своим медцентром, в совладельцах бизнеса у него сын Сергей. Мать – Алевтина Семеновна Решеткина, бывшая балерина. Не звезда, но вполне успешная, когда-то танцевала в Большом театре, ей доверяли сольные партии второго плана. Ушла на пенсию в положенном для танцовщиц возрасте, открыла балетную школу, до сих пор ею руководит, там же и преподает.
– Ну и с какого боку Сергей сын Джейн? – хмыкнул Михаил. – У тети мозг давно поплыл от жадности. А сейчас он еще и вытек.
– Кабанова объяснила: «Узнала сына по отсутствию мизинца», – заметила я. – Думаю, нам надо поговорить с Сергеем Решеткиным.
Глава четвертая
Подойдя к своему подъезду, я увидела на доске объявлений лист бумаги с текстом: «Милостивые господа и государыни. «Институт хороших манер юных княгинь» объявляет набор учениц, девочек семи-девяти лет, для обучения всему, что должна знать истинная маленькая княгинюшка. Как правильно вести себя за столом, разговаривать со взрослыми, красиво ходить, танцевать, петь, хорошо учиться в гимназии, шить, готовить – всему этому девочки научатся у нас. Внимание. Принимаем только лиц женского пола. Наш адрес…»
Я прочитала объявление, увидела, что сие учебное заведение находится в минуте ходьбы от нашего дома, и предложила Кисе:
– Давай зайдем, посмотрим, вдруг там интересно.
– Ладно, – без особого энтузиазма согласилась малышка.
– Потом куплю тебе мороженое, – пообещала я.
Киса мигом повеселела.
– Супер! Только в «Доггине-Боббине», а не в супермаркете.
Идти в торговый центр мне не хотелось. Да, он расположен недалеко, но надо воспользоваться подземным переходом, чтобы перейти улицу…
– «Доггин-Боббин», – запела Киса и побежала вперед.
– Подожди меня! – крикнула я.
– Догоняй! – завопила Кисуля, в ту же секунду поскользнулась и шлепнулась в грязь.
– Ну вот, теперь останешься без пломбира, – вздохнула я, – пошли домой.
– Почему? – удивилась Киса, вставая.
– Ты вся перепачкалась, – пояснила я, – в таком виде неприлично куда-либо идти.
– Почему? – повторила малышка.
– Грязные колготки, юбка, – перечислила я.
– И что? – заморгала Кисуля.
– Мы хотели посмотреть, что такое институт хороших манер, – напомнила я.
– Так пошли, – скомандовала Киса.
– Но юбка, – повторила я, – она испачкана. Впрочем, остальные вещи тоже.
– И чего? – удивилась девочка. – Я-то в одежде внутри чистая. Глазами о дорогу не стукнулась, все хорошо вижу. И почему в испачканных колготках нельзя зайти в этот институт? Там вообще кто нужен? Девочка или ее чулки?
Я вздохнула. Кисуля вытащила из кармана упаковку бумажных платков и начала растирать ими грязные пятна по своей одежде.
– Смотри, вот и нет ничего. Между прочим, с детьми нельзя так жестоко поступать. Сначала ты пообещала мне мороженое из «Догги», а теперь передумала.
Киса начала шмыгать носом, по ее щекам поползли слезы.