Хождение под мухой

Надя заплакала и ткнула пальцем под стул. Я наклонилась, вытащила коробку, подняла крышку и увидела два жутких обгорелых ботинка, шоколадку «Слава» и белый листок бумаги. «Милый, поросеночек мой любименький, привет тебе от главного порося и поцелуй. Уж извини за почерк, но руки обожженные болят, вот и накорябал кое-как. Не тоскуй, десятого приду за тобой. Вот только обидно мне, что у всех тут красивые вещи, а я, словно бомж, в рваной обуви. Пришли мне ботинки Гуччи, те, лакированные, которые я носил со смокингом. Они, если ты забыла, в гардеробной, на самом верху. Твой Богдан. P.S. Извини, тут можно достать только такой шоколад».

Коробка вывалилась у меня из рук, ботинки шлепнулись на пол.

– Боже!

Надюша зарыдала.

– Ну скажи, кто? Кто издевается? Зачем?

Я осторожно спросила:

– Почерк узнаешь?

– Очень на почерк Богдана похож, – всхлипнула подруга, – он так же «р» писал и «н»… Главное же, содержание. Такое письмо мог написать только мой муж, больше никто! Пойми, никто!

Я посмотрела на ее дергающееся лицо, трясущиеся руки, лихорадочно бегающие глаза, черные синяки под ними и решительно велела:

– Пошли в спальню.

– Мне ни за что не заснуть.

Но я уложила Надю в постель, дав ей две таблетки родедорма. Через пятнадцать минут до меня донеслось мерное, спокойное дыхание. Я выключила телефон и выдернула проводки у дверного звонка. Ладно, до утра Надюшку никто не побеспокоит, а там постараемся разобраться, что к чему.

Выспаться мне так и не удалось. Не успела я проскользнуть в квартиру и лечь на кровать, как затрещал будильник. Я пошла было в комнату к Кирюшке, но тут мой нос уловил запах чего-то вкусного, жареного… Влетев на кухню, я увидела Капу со сковородкой в руках.

– Привет, – радостно выкрикнула она, – блинчики будешь?

– С чем? – ошарашенно спросила я.

– Есть с мясом, а эти пустые, можно вареньем полить или сметаной.

– У нас нет ни варенья, ни сметаны…

– Во, – ответила Капа, показывая на банки, – я клубничное купила.

– Где?

– На проспекте, в круглосуточном магазине.

Я уронила блинчик.

– Где?

– Ну в супермаркете, возле метро, – спокойно повторила Капа, – знаешь, такой огромный, серый дом, а внизу продуктами торгуют. Кстати, выбор хороший, дороговато, правда, но, если срочно чего нужно, очень удобно. Что молчишь? Ты туда не ходишь?

Хожу, естественно. Более того, только туда и бегаю, потому что, как правило, забываю купить продукты и несусь сломя голову в супермаркет.

– Капа, как же ты не побоялась ночью одна идти через дворик? Тут хоть и близко, но очень неприятно в темное время суток.

– Чего бояться? – фыркнула Капа. – На машине ведь.

– На чем?

– На машине, – повторила Капа.

– Господи, – испугалась я, – бомбиста по ночам ловить! Ну придумала! Знаешь, какие люди по темноте из гаража выезжают! Да тебя могли изнасиловать!

Сказав последнюю фразу, я прикусила язык, ну уж это вряд ли, все-таки по московским улицам не бродят стаями геронтофилы. Так что с изнасилованием я явно погорячилась, а вот отнять кошелек или выдернуть из Капиных ушей симпатичные золотые сережки – это запросто.

– Закрыла стекла и поехала, – продолжала старушка, – люблю по ночам кататься, народу никого, парковаться легко.

В моей голове забрезжил рассвет.

– Погоди, ты сама за рулем?!

– Ну да, а что тебя так удивило?

«Нет, ничего, конечно, просто тебе небось стукнуло сто лет», – хотела было ответить я, но удержалась.

– Блинчики!!! – заорал вбежавший Кирюшка. – О-о-о…

Полный восторг выразили и все остальные члены семьи. Потом они бесконечно возвращались с первого этажа назад, хватали забытые портфели, ключи, сигареты… В восемь мы остались с Капой вдвоем.

– Гулять, – закричала я, тряся поводками.

Из всех комнат выскочили собаки. У каждой из них есть свое любимое местечко. Рейчел обожает супружескую кровать Сережки и Юлечки. Сколько ни выпихивали ребята на пол шестидесятикилограммовую тушу терьерихи, та упорно возвращается на место. Причем действует крайне хитро. Сначала, пока муж с женой мирно читают книжки, Рейчел спокойно спит на коврике, затем, когда свет гаснет, она кладет на край софы морду, потом пододвигает ее поглубже… Затем втягивает на матрас одну лапу, другую, процесс идет медленно, но неотвратимо. В конце концов Рейчел наглеет и ввинчивается между супругами. Устраивается стаффордшириха со всем возможным комфортом: морда на подушке, тело под одеялом. Один раз Сережа, не разобравшись спросонок, кто дышит ему в лицо, обнял Рейчел и ласково поцеловал в морду. Не ожидавшая от хозяина подобных нежностей, терьериха страстно облизала его в ответ. На крик, который издал парень, принеслись сразу двое соседей: сверху и снизу.

Муля и Ада предпочитают спать со мной. Не скажу, что я в большом восторге от этого факта. Зимой еще ничего, я использую горячие, гладкошерстные тушки вместо грелок, а вот летом от них безумно жарко. Еще собаки имеют отвратительную привычку постоянно делить территорию, каждой охота устроиться в самом сладком местечке, возле шеи хозяйки. В пылу борьбы они садятся мне задом на лицо или забираются на голову.

Рамик ночует на кухне. Очевидно, психологи правы, впечатления, полученные в раннем детстве, самые стойкие. Наш «дворянин» в младенчестве, пока мы не подобрали его, голодал, поэтому сейчас он решил не отходить далеко от того места, где раздают пищу.

Но что касается прогулки, тут вкусы у всех совпадают, поэтому сейчас четверка радостно скакала вокруг меня.

Нацепив на псов ошейники, я услышала странное шуршание. В коридор вышла Люся. Вараниха выжидательно поглядывала на меня.

– Капа! А с этой что, тоже гулять надо?

– Ага, она обожает по двору шастать, – донеслось из кухни, – только ботинки надень!

– Ты меня за дуру держишь? – обозлилась я.

Мало того, что Сережка, Юля, Кирюшка, Лизавета и Катя постоянно меня воспитывают, так теперь и Капа пытается заняться тем же. Ботинки надень! Она решила, что я без ценных указаний пойду на мартовский гололед босиком?

– Они в моей сумке, – закончила Капа.

– Что?

– Ботинки Люси, – ответила старушка, – щас принесу.