Хорошие манеры Соловья-разбойника
– Тарелку дадите? – повторил Миша.
Аня прищурилась.
– Мы вас не нанимали. С какого перепоя вы анализ делать предлагаете? Надеетесь, что мы станем вашими клиентами? Так плохо у всех дела идут?
Вуколов не нашелся что ответить, вместо него заговорил Константин Львович:
– Мы хотели вам помочь. Бесплатно. Некоторые вещества с течением времени разлагаются. Обнаружить, была ли в клубнике какая-то вредная добавка, станет невозможно, лучше действовать оперативно. Так ведь, Михаил?
Эксперт молча кивнул.
– Вау! Вот это люди! – восхитилась Аня. – Браво, бис! Благодетели! Спасибо вам огромное, что пожалели нас, нищих, убогих, сирых.
– Анечка, – прошептала Федина, – деточка…
– Прости, мама, мы уходим, – заявила дочь. – Прощайте, господа. У вас шикарный офис, вот только в сортире мыло для рук самое дешевое и бумажных полотенец нет.
Завершив выступление, Аня выскочила в коридор. Мать последовала за ней. На пороге Федина остановилась, одними губами беззвучно произнесла:
– Спасибо! – и ушла.
– Дочка у нее цветочек ядовитый, – протянул Николаша, когда дверь захлопнулась.
– Бедная девочка, – вздохнул Энтин.
– Она просто хамка, – поморщился Миша.
– Тот, кто счастлив, у кого мир в душе, никогда не станет грубить посторонним, – сказал психолог. – Как правило, поток негатива выливают те, кому плохо. Чаще всего это слабые личности, зависимые от мнения других людей, не способные попросить помощи. Им кажется, что, признавшись в неудаче, они потеряют свою значимость. Поэтому они и швыряют комья грязи в других, полагают, что на фоне запятнанных людей будут выглядеть королями. Это видно по соцсетям. Пятидесятилетняя дама с излишней полнотой, прищуренными глазами змеи и шеей, напоминающей колонну Большого театра, пишет гадости известной эстрадной певице. Та старше ведьмы, но выглядит юной девушкой. Хейтерша осуждает творчество, наряды, молодого мужа певицы и выдает классический текст: «Устроила день рождения в ресторане, вырядилась, как проститутка! Показушница! Счастье любит тишину. Лучше бы детям в приютах помогла». От выплеска желчи комментаторше на время делается легче. Но потом приступы гнева становятся еще сильнее. Ничего ведь от выплеска эмоций в ее жизни не меняется. Она со своей злобой и завистью сидит дома, заедает плохое настроение тортами. А певица летит на море отдыхать с молодым супругом, она свои деньги не украла, а заработала. И, что самое обидное, эстрадная дива не заходит в интернет, комментарии не видит, за нее там работает пресс-секретарь. А он не докладывает хозяйке о хамских откликах, просто блокирует их авторов. Да, многим эта исполнительница не нравится, но эти люди не изучают ее профили, не пишут гадости. Почему же женщина, о которой я говорил вначале, кидается на вокалистку как голодная акула? Ответ лежит на поверхности, он прост: та, что хамит, абсолютно несчастна. Она непривлекательна внешне, имеет много лишнего веса, сидит на скучной работе, мужа нет, дети выросли и не спешат к матери в гости, зарплата копеечная, здоровье ужасное, друзей нет. В душе этой особы кипят обида и злость на неудавшуюся судьбу, на отсутствие денег. Ей бы подумать: «Во многом я сама виновата. Затравила супруга и детей своими нравоучениями, никогда им не уступала, хотела, чтобы все по-моему было. Не училась, не развивалась, не пыталась стать лучшей в своей профессии. Любила посплетничать, никому не помогала. Сама я грядку вскопала, рассаду посадила, теперь ягодки собираю». Вот если так с собой поговорить, то станет понятно: надо меняться. Развернуть судьбу к свету и счастью можно в любом возрасте, надо только захотеть. Но, к сожалению, строчить пакостные тексты, попивая во время этого чаек с пирожными, намного привычнее, чем работать над собой. Не каждый способен честно оценить себя и меняться. Певица в этой ситуации вообще ни при чем, она просто случайно попала под руку и исполнила роль помойного ведра, в которое неудачница сливала ненависть к себе.
Энтин замолчал, потом добавил:
– Думаю, у Анны была неудачная пластическая операция. Поэтому на ее лице тонна грима.
– Вы, похоже, правы, – согласился Миша, – но слово «неудачная» не совсем к месту. У девушки имплант в левой нижней части лица. В правой его нет. Наблюдается небольшой перекос носа, ушной раковины и формы глаз.
– А я ничего такого не заметил, – удивился Махонин, – ну да, она раскрашенная, но сейчас каждая вторая такая!
Вуколов не обратил внимания на слова Николаши и продолжил:
– Уголок рта приподнят и «утоплен» в щеку, из-за этого создается впечатление ухмылки. Предполагаю, что ей удалили часть нижней челюсти. Вместо нее вставили имплант. Существуют разные методики. Потом провели косметическую операцию, добились улучшения внешнего вида. Но Анна считает себя уродиной, отсюда желание использовать тонны грима, набрасывать его на лицо, как штукатурку на стену. Если смыть чудовищный макияж, она, возможно, станет миленькой. Думаю, швы незаметны. Девушка побывала в руках опытных хирургов, те определенно сделали шлифовку, постарались убрать рубцы.
– Как ты думаешь, что с ней случилось? – поежилась я.
Миша потер ладонью лоб.
– Да что угодно: рак челюсти, ДТП, поехала отдыхать в африканскую страну, искупалась в реке, подцепила паразита, его удалили с частью кости. Или это генетический сбой и Анна появилась на свет с челюстно-лицевым дефектом. Масса причин может быть.
– Хорошо, что я родился нормальным, – порадовался Николаша.
– Внешне да, – сказал Миша.
– Эй, на что ты намекаешь? – обиделся Махонин. – Я, по-твоему, дурак?
– Нет, – усмехнулся Вуколов, – просто у тебя вместо головы – ноутбук. А в остальном полный и окончательный о’кей.
Глава восемнадцатая
Когда я вышла из лифта, сразу ощутила запах горелого, бросилась в квартиру и налетела на Розу Леопольдовну с вопросом:
– Что случилось?
– Больше никогда не буду связываться с Франчизкой, – заныла та, – обманщики, вруны! Всучили мне за бешеные деньги какие-то пакетики, бутылочки, здоровенную бадью и руководство: если хочешь получить крем, насыпь порошок в мисочку, добавь из банки немного жидкости, потом чуток ароматизатора, подогрей все на франчизской аппаратуре, получится густая масса, разложи ее в баночки, наклейки присобачь и продавай. И так со всем ассортиментом!
– Порошки превращаются в разные кремы с помощью тех или иных ингредиентов? – уточнила я.
– Да, – жалобно подтвердила Краузе. – Пробная порция, которую я Алине отдала, нормально нашаманилась. Гель для мытья тоже.
Мне стоило большого труда сдержать смех.
– Тот, который смыл брови Макса?
Краузе махнула рукой.
– Ну, он взял слишком много геля. Не напоминайте! Сегодня я подумала…
– Вроде вы приняли решение не заниматься производством косметики на дому, – напомнила я.
– Да! Все! Конец! – всхлипнула Роза Леопольдовна. – Но жалко же выбросить то, что купила. Я хотела последний раз попробовать! Сварить крем для рук! С натуральной черникой!
– Она у вас в виде порошка? – осведомилась я.
– Верно, – простонала Краузе, – зеленая такая рассыпуха.
– Забавно, что ягода, которая получила название из-за своего темного цвета, превратившись в порошок, позеленела, – протянула я, стараясь изо всех сил сохранить серьезный вид. – А почему у нас так противно пахнет?
– Франчизка сгорела! – всплеснула руками Краузе. – Затряслась, задрожала, повалила вонь. Хорошо, что я сразу унюхала, примчалась, выдернула штепсель из розетки! Столько денег потратила!
– Главное, все живы, – утешила я Розу, – остальное пустяки.
– Конечно, – согласилась няня, – но заработать-то надо!
Я решила приободрить ее:
– Что-нибудь придумаем.
Через некоторое время, умывшись, переодевшись, ответив на несколько звонков и сообщений, я вошла в столовую и обнаружила Краузе в зоне кухни в прекрасном настроении.
– Франчизка – сплошной обман, – заявила она. – Ну как из порошков тьма новых кремов может появиться?
– Хорошо, что вы это поняли, – сказала я, – в пакетах что-то химическое, весьма ядреное. У Макса «усы» до сих пор не отмылись! И брови не выросли! А что у нас на ужин?
– Макароны болоньезе, – сообщила Краузе. – Лампа, дорогая, помогите мне, умоляю, на коленях стою!
Я включила чайник.
– Лучше примите обычное положение и объясните, что нужно.
– Квартира, – простонала няня, – моя бесконечная печаль.
Я знала, что Вульф уже подключил все свои связи, чтобы вернуть Краузе жилье. Но дело пока движется со скрипом, не стоит обнадеживать Розу, поэтому муж решил: пусть няня пока ничего не знает.
– Мне жить негде! – простонала нянюшка.
– Сейчас у вас тридцатиметровая комната с балконом-террасой, – улыбнулась я, – мы только рады, что вы с нами.
– Не могу же я тут навечно поселиться! – вздохнула Роза.
– Да пожалуйста, – сказала я, – в квартире полкилометра площади. Вы никого не стесняете. Работайте и отдыхайте спокойно.
– А личная жизнь? – чуть слышно спросила Краузе. – С ней как? Не могу же я привести к вам своего жениха!
Я насторожилась.
– А он есть?
– Пока нет, – призналась Краузе, – но непременно появится. И где нам… э… э…
– Чай по вечерам пить, – нашла я интеллигентную формулировку. – Действительно, это проблема. Может, поискать приличного человека, например вдовца с квартирой, и оформить с ним брак?
– Зачем мне старик? – надулась Роза Леопольдовна. – Парни за сорок все больные, им жена нужна, чтобы их обслуживала: еду готовила, стирала. Они считают, что жена дешевле домработницы, ни в жисть подарка ей не сделают. Был у меня такой. Один раз я расплакалась: «Ну почему ты всегда кричишь, меня не жалеешь?» Он ответил: «Ты не так просишь жалости. Отстань, я хочу жить так, как хочу». Никакой страсти в нем, пламени, безумства не было. Я хорошо себя чувствую с теми, кому года двадцать четыре. Они веселые, не нудные, здоровые, ничего у них не болит.
Я потупилась. Напомнить Краузе, что ей давным-давно не тридцать? Надо сменить ареал охоты на супруга, обратить внимание на тех мужчин, кому стукнуло пятьдесят? Ну как внушить Розе простую истину: молодой парень, который потащит ее в постель, скорей всего жиголо, он будет жить за счет не очень молодой женщины, или вульгарный мошенник вроде того, что откусил у няни квартиру.
Роза тем временем вещала:
– С Франчизкой не получилось! У меня родилась новая идея. Осуществить ее я могу только с вашей помощью. Мне сложно и видео снимать, и роль кота-повара исполнять!
– Кот-повар? – повторила я. – Это что?
– Кто! – поправила Краузе. – Просто кот-повар. Я изучила интернет, там такого нет. Полазила по кулинарным блогам, они все одинаковые. Без изюминки. Сейчас объясню!
Глава девятнадцатая
Роза Леопольдовна говорила долго. Я не сразу уяснила суть дела, но в конце концов поняла, что она задумала.
Краузе хорошо готовит, любит стоять у плиты и изобретать новые рецепты. А мы с Максом не принадлежим к племени гурманов, не ездим в кулинарные путешествия. Мы любим разные каши, куриные котлеты, картофельное пюре, овощной салат, пирожки с капустой. Для Кисы же лучше сосисок, пельменей, пиццы и печенья ничего нет.
– Я не реализована как личность, – вещала Краузе, – а потеря жилья – толчок к изменению биографии. Хочу завести блог в интернете! Сама я останусь за кадром, лицом проекта будет Альберт Кузьмич. Он повар, Муся и Фира – его помощницы. И как вам моя идея?
– М-м-м, креативно, – оценила я. – А в чем моя роль?
– Я – оператор, – заявила няня, – но одной мне не справиться. Как вести съемку и заставлять двигаться животных? Вы, Лампа, – руки, а заодно и голос за кадром.
– Собаки и Альберт Кузьмич прекрасно ходят, – удивилась я.
– Вот! – кивнула няня. – Вы очень умная женщина, сразу уловили основную проблему. Псинки разбегутся, а мне надо, чтобы они резали овощи, фрукты, орудовали ножами.
– Это невозможно, – засмеялась я.
Краузе постучала себя ладонью по лбу.
– Все получится, если подключить ум! С утра я думала и дотумкала. Сбегала в торговый центр, все купила и наладила! Завела инстаграм «Кот-повар». Там уже восемьдесят человек подписалось. Мне бы понять, что Франчизка дохлый номер. Да жалко денег стало, и я решила, что два дела больше прибыли принесут. Включила аппарат, и он сгорел. Ну и фиг с ней, с Франчизкой. Идея такая! Альберт Кузьмич кратенько рассказывает, как он и мопсихи готовят. А рецепт очень вкусный, его дадим только тем, кто купит вход в другой инстаграм, открытый для тех, кто раскошелился. В нем опубликован весь ролик, как животные готовят, рецепт напечатан.
– Вы хотите завлечь людей в одном аккаунте, а открывать кулинарные тайны только тем, кто не пожалеет денег, – сообразила я.
– О! Уже сто пятьдесят человек подписалось, – ликовала Краузе. – Допустим, заинтересовалась сотня, умножаем на триста, имеем тридцать тысяч рубликов за нечего делать. Еду потом сами слопаем.
– Вход в закрытый профиль стоит три сотни? – переспросила я.
– Да, но пока «Кот-повар» будет открыт бесплатно, я наберу первую тысячу подписчиков и закрою, – продолжала излагать свои планы Краузе, – объявлю ценник. Реклама ко мне подтянется, все пойдет в прямом эфире, онлайн! Сегодня запишем видео! Только, пожалуйста, на ваш айфон, мой плохо снимает. Лампочка, начнем с кота.
Роза метнулась в глубь квартиры. Я посмотрела ей вслед. Наша няня не способна долго горевать. Если один ее план идет прахом, она всплакнет, быстро утешится и придумает новый. Единственное исключение из правил: утрата квартиры, но это уж очень крупная потеря.
– Сейчас посадим котика в столовой, вы будете двигать его лапами и говорить, – сообщила свежеиспеченная блогерша, вбегая в столовую и держа в руках апатичного британца. – Я оператор. Ого! Сто семьдесят подписчиков! Популярность растет. Сейчас снимаем видеоролики, но я их не сразу выставлю, подумаю, какой лучше для почина.
– Не понимаю, – призналась я.
– Что неясно? – удивилась Роза Леопольдовна.
– Если я буду двигать лапами Альберта Кузьмича, все увидят мои руки и поймут, что не кот шинкует овощи, – поделилась я своими сомнениями.
– Ха! – подпрыгнула Роза Леопольдовна. – Знаете, как кукловод управляет марионеткой?
– Привяжете нитки к лапам котика? Но их заметят, – возразила я.
– Секундос, – скомандовала Краузе, опять умчалась, словно птичье перо, унесенное ураганом, через секунду вернулась, держа в руках, как мне показалось, кучу тряпок.
– Сейчас, сейчас, – бормотала няня, привязывая к спинке бывшего детского стула Кисы нечто вроде фартука с длинным карманом по подолу, – айн моментик. Готово, сажайте Альберта Кузьмича.
– Куда? – спросила я.
Няня указала на «передник»:
– Туда. Непонятно?
– Пока нет! – призналась я.
Роза Леопольдовна выхватила из моих рук флегматичного кота и запихнула его в карман фартука. Стало ясно, что «фартук» нечто вроде слинга для новорожденных. Этакий рюкзачок, из которого внизу торчат ножки малыша, а по бокам болтаются ручки.
– Отлично, молодец, – похвалила сама себя Краузе, – а теперь наденем на котика кофточку с широкими рукавами и придвинем стул к столу. Ну, как?
– Выглядит так, словно британец сидит за столом, – засмеялась я.
Краузе заметалась по кухне. Перед невозмутимым Альбертом Кузьмичом появились: деревянная доска, нож, красный перец, гранат, помидоры, сыр, тарелка с селедкой, банки зеленого горошка и стручковой фасоли, растительное масло, отварная картошка. Затем Краузе положила на стол лист бумаги.
– Это речь Альберта Кузьмича. Лампочка, вы прячетесь за стулом. Просовываете свои руки через разрез на спине в рукава кофты котика и начинаете поднимать и опускать его лапы. Помните, вы кот! Он – повар! Суровый, конкретный! Прочитайте свою роль.
Я изучила текст.
– Поняла. Я двигаю лапами Альберта Кузьмича с помощью своих рук.
– Начинаем! – заявила Роза. – Лампушечка, сейчас все зависит от вас.
– Вдруг я не справлюсь, – занервничала я, – собьюсь.
– Коту простят все, – заявила Краузе. – Если нам что-то не понравится, выключимся, удалим запись и начнем заново. Надень черную ветровку с капюшоном, прикрой голову. Ты будешь не видна, я сфокусируюсь только на Альберте. Но на всякий случай пригнись! Готова? – перешла на «ты» няня.
– Да, – ответила я, влезая в ветровку.
– Начали, – скомандовала Роза Леопольдовна.
– Добрый день, господа и госпожи, – завела я басом, – меня зовут кот Альберт Кузьмич, я лучший повар в мире. Вот мой нож!
Я приподняла лапу кота двумя своими пальцами, высунув их из широкого рукава, схватила нож и погрозила им камере.
– Сегодня мы приготовим пельменело а ля биконеле с компоненто и томатено горошкено.
Альберт Кузьмич попытался вылезти из фартука. Но я крепко держала его за передние лапы и продолжала:
– Блюдо оригинальное, принадлежит к бенуазской кухне. Страна Бенуаз закрыта для иностранцев, но мой хозяин-журналист тайком летает туда. Я, конечно, вместе с ним. Итак! Первые десять занятий – приготовление блюд, которые я пробовал в государстве, где до меня не появлялся ни один кот.
– У-у-у-у, – завыл британец.
Я потрясла его лапами.
– Понимаете, как это вкусно? Просто кричать от восторга хочется.
Альберт Кузьмич чихнул.
– Слов нет, поэтому я фыркаю от удовольствия, – нашлась я. – Начнем! Напоминаю. Всего триста рублей, и все секреты фигианской кухни ваши.
Роза округлила глаза.
На секунду я растерялась, но тут же нашлась:
– Да, да, это не ошибка. Именно фигианской. Основное население Бенуаза составляют фигиане.
– О-о-о-о, – пропел Альберт Кузьмич и утроил свои старания освободиться.
Краузе сделала круговое движение рукой, я правильно поняла ее жест и ускорилась:
– Триста рублей, и вы увидите, как готовится вермишелло ибн огурелло по-мальохийски!
Роза заморгала, я поняла: что-то не так, заглянула в листок и продолжила:
– Пельменело а ля биконеле на языке мальпис называется… э… э… макарони… чудесено! Страна Бурлазака полна странностей!
– У-у-у-у, – перешел в режим баса-профундо Альберт Кузьмич, – у-у-у-у!
– Почему я по-разному все называю? Узнает тот, кто не пожалеет триста рублей! – выкрикнула я. – Но пока аккаунт работает бесплатно!
– Снято! – завопила Роза, и в ту же секунду кот выскочил из «фартука» и умчался в глубь квартиры.
– Ура, успели! – ликовала Роза. – Лампа, ты гениальна! Живенько снимаем следующую часть.
Глава двадцатая
– Главное, чтобы они сидели спокойно, – сказала Роза, глядя на мопсих, которые сидели на месте Альберта Кузьмича: каждая в «переднике» и в кофте с широкими рукавами на верхней части туловища.
И только сейчас мне в голову пришел вопрос:
– Как я справлюсь с псами? У меня две руки, а управлять надо четырьмя лапами. Где Киса?
– У Кати на дне рождения, – ответила няня. – Просили забрать девочку в девять вечера. Она нам не нужна, непременно расскажет в школе, что кот и мопсы не сами готовят.
Я рассмеялась.
– Неужели кто-то поверит в Альберта Кузьмича – повара?
– Запросто, – ответила няня. – Знаешь, сколько подписчиков у тех, кто судьбу по дате рождения предсказывает, лечит с помощью кирпичных таблеток? А у нас никакого обмана! Рецепт настоящий! Начинаем!
– Подожди, – попросила я, – мопсихи привязаны. Но у нас шеф – кот! Во-первых, он удрал, во-вторых, мы его теперь не поймаем.
– Хм, – пробормотала Краузе, – м-да! Идея! Кот-шеф! Надо сказать, что он готовит у плиты! А мопсихи поварята! Лампушечка, давай снимать. У нас пока не прямой эфир, а запись. Во время работы у меня всегда появляются идейки. Чтобы тебе было удобно, новый текст я прилепила скотчем на спинку стула. Ну, ты готова?
Я бросила взгляд на лист.
– Отлично. Я засуну свою левую ладонь в кофту Муси, а правой буду управлять Фирой. Это единственный способ рулить одновременно двумя псинками. Просто у каждой будет рабочей одна лапа.
– Гениально! – пришла в восторг Краузе. – Побольше импровизации, начали.
Я откашлялась, Роза кивнула.
– Здрассти, – прокряхтела я, – меня зовут Фира! Я работаю поваренком у кота Альберта Кузьмича. Я черная мопсиха.
– Стоп, – скомандовала Краузе.
– Что не так? – спросила я.
– Черная мопсиха, – повторила оператор и сценарист в одном флаконе, – это не политкорректно.
Я опешила.
– Что?
– Нас растопчут хейтеры, – вздохнула Краузе, – забьют аккаунт сообщениями о дискриминации собаки.
Я окинула взглядом толстенькую улыбающуюся Фиру.
– Да уж, она совсем затравленная. Хорошо, скажу иначе.
Краузе кивнула, и я закряхтела:
– Здрассти, меня зовут Фира. Как вы видите, я афромопсиха.
– Стоп! – велела Роза Леопольдовна. – Нельзя говорить афромопсиха! Так только о людях выражаются. Лично я не понимаю, по какой причине придумали это «афро», нужно просто говорить: американец, немец, россиянин. Зачем подчеркивать – афро? Человек, и все! Давай еще раз!
– Здрассти, – закряхтела я, – меня зовут Фира. Я мопсиха и очень горжусь своей шубкой из меха цвета угля.
– Стоп! – подпрыгнула Краузе.
– Прилагательного «черная» и приставки «афро» я не произнесла, – удивилась я. – Теперь что?
– Шуба, – закатила глаза Роза Леопольдовна. – Нас раздерут в клочья защитники животных. Слов «шуба», «мех» лучше не упоминать.
– Но это ее родная шерсть, – возразила я, – она с ней родилась!
– Все равно, – уперлась Краузе, – к нам могут придраться! Говори по-другому. Начали.
– Здрассти, – закряхтела я, – меня зовут Фира. Я мопсиха. Это все, что я могу о себе сказать. Обожаю готовить! В особенности блюда из мяса.
– Стоп! – замахала руками Краузе. – Мясо! Опасная тема.
– Она собака, – начала оправдываться я, – поэтому любит бифштексы. Правда, они Фируше не достаются, разве что она сама их со стола украдет. А поскольку мопсихи трудятся у плиты, они должны любить все, что сварили, пожарили, испекли.
– Лучше скажи: огурцы, – пробормотала Роза, – мясо сложная тема. Вегетарианцы, зожники, диетологи забросают аккаунт камнями.
– Кто такие зожники? – спросила я.
– Они ведут здоровый образ жизни, – объяснила Краузе. – Начали.
– Здрассти, – проскрипела я, – с вами мопсиха Фира, обожательница овощей, фруктов и прогулок под луной. Мне четыре года…
– Стоп, стоп! – занервничала создательница кулинарного аккаунта.
Я молча посмотрела ей в глаза.
– Фирусе четыре года, а она гуляет под луной, – прошептала няня, – это плохо!
Я потрясла головой.
– Почему?
– Те, кто блюдет права несовершеннолетних, придут в ужас, – отрезала Роза.
– Она собака, – в который раз напомнила я.
– Все равно нехорошо, – стояла на своем няня, – не каждый сообразит, что с экрана вещает мопс, решат, будто у нас ребенок детсадовского возраста по ночам во дворе шляется. Настучат в органы опеки, приедут чужие люди, увезут Фирушу в приют! Или…
Краузе схватилась за голову.
– Киса! Они решат, что речь идет о девочке младшего школьного возраста! Они подумают, что слова «прогулки под луной» – это призыв к… к… к… Ну, ты понимаешь, к чему приводят прогулки с несовершеннолетней! Лампуденька, солнышко, учти все нюансы, обойди ловушки, минуй подводные камни.
– Попытаюсь, – пробубнила я.
– Начали! – объявила Краузе.
– Здрассти, – взвизгнула я, – меня зовут Фира!
– Стоп! – выпалила Краузе.
Наверное, я отлично вжилась в роль собаки, потому что впервые в жизни испытала желание укусить человека.
– Фира, Фира, – бормотала тем временем няня, – что-то тут не так! Назовем ее Мария Ивановна!
– Но мопсиха с рождения Фира, – возразила я, – это красивое имя. У моей мамы была подруга, тетя Фира Костюковская, наша соседка по подъезду. Она так вкусно готовила! А ее дочка Инночка работает в библиотеке иностранной литературы. Очень умная и красивая. Жаль очень, что дядя Яша умер. Он был замечательным человеком.
– Фира – еврейское имя! – возвестила Роза. – Кругом плохо. Нас запишут в сионисты и в антисемиты.
– Нельзя одновременно упрекать человека в любви к евреям и ненависти к ним, – возразила я.
– У тебя нет аккаунта в соцсетях, – вздохнула Роза.
– Зачем он мне? – спросила я.
– Конечно, незачем, – ответила Роза Леопольдовна, – ты замужем. А у меня никого нет. Где я могу встретить молодого, умного, красивого, богатого? Мне остается только на интернет надеяться. Ты не знаешь, какие люди попадаются в сети. Какой-нибудь Наташе не понравится, что собака откликается на имя Фира, она напишет мне: «Антисемитка». А какая-нибудь Галя будет строчить: «Сионистка». Поверь мне, лучше переименовать Фирусю в Татьяну Ивановну. Хотя… Нет, нет, нет!
– Татьяна Ивановна никак не ассоциируется с евреями. Почему это имя не подходит? – изумилась я.