– Телефон сломан, – спокойно объяснила «квадратная», – мастера жду, а вы вообще кто?
– Можно войти? – улыбнулась я. – А то на лестнице как-то не слишком удобно.
Аня со вздохом посмотрела на меня. Ее темно-карие глаза пробежались сначала по моему лицу, затем по фигуре, слегка задержались на кофточке, оценили ее и остановились на джинсах… Наконец хозяйка приняла решение:
– Ладно, входите, только снимите туфли, вот тапочки, и обязательно помойте руки.
Я вошла в выскобленную до блеска прихожую, сменила обувь и под конвоем хозяйки была препровождена в ванную комнату.
– Кран сильно не открывайте, – велела Аня, – забрызгаете все, и мыло аккуратно положите.
Я оглядела выстроенные по ранжиру, идеально вытертые баночки и флакончики, полотенца, строго параллельно висящие на сушке, фен, помещенный в специальную подставку, и поняла: судьба занесла меня к классической старой деве.
Вообще говоря, дамы, никогда не выходившие замуж, не имевшие ни детей, ни любовников, к определенному возрасту распадаются на несколько групп. Одни пылают страшной ненавистью ко всему живому, особое неудовольствие у таких особ вызывают шумные малыши, хорошенькие девушки и нежно целующиеся парочки. Другие, наоборот, превращаются в чадолюбивых тетушек, воспитывающих племянников. Так вот, вторые, как правило, бодрые оптимистки, наплевательски относящиеся к домашнему хозяйству. Убрали кое-как – и ладно. Постирали, а гладить необязательно. Зато первые превращают чистоту в фетиш. Полы в квартире моются по семь-восемь раз в день, кухонные тряпки кипятятся, а потом гладятся с двух сторон, все чашки в буфете поворачиваются ручками в одну сторону. И горе тому, кто нарушит заведенный порядок.
Чуть ли не за руку Аня привела меня на кухню, которая по чистоте напоминала операционную, и указала на пластиковый стул с жестким сиденьем.
– Садитесь.
Сама же хозяйка устроилась в удобном, мягком кресле. Я сделала вид, что не поняла Аню, и попыталась, проигнорировав стул, шлепнуться во второе комфортное кресло, но хозяйка была начеку.
– Вам на стул, – железным тоном заявила она.
Пришлось покориться. Очевидно, после ухода гостей она относит пластиковое сидалище в ванную и там обрабатывает его хлоркой.
– Слушаю вас, – пропыхтела Аня.
Я вытащила конверт.
– У вас есть знакомая по имени Клара?
Брови толстухи взлетели вверх, в глазах заплескалось совершенно искреннее изумление.
– Кто?
– Среди ваших подруг нет случайно Клары? – повторила я.
– Нет, – покачала головой Аня. – Она чего, немка?
– Кто? – растерялась я.
– Клара ваша, не русское имечко. И вообще, зачем вы явились?
Я положила конверт на стол и как могла объяснила ситуацию. Аня взяла доллары и усмехнулась:
– Понятно! Вот придумали историю! Клара, шофер! Наврали, нафантазировали, чего правду-то не сказали? Вам где мой адрес дали?
– В институте, в учебной части.
– Катя?
Я на всякий случай кивнула.
– Во народ! – восхитилась Аня. – Ну все просто умалишенные. Нет бы попросту, нормально объяснить: «Анечка, меня направила Катюша, проверьте баксы». Какой стыд-то в этом? Фальшивых купюр сейчас полно…
Продолжая бубнить, она встала, тяжело переваливаясь, дошла до шкафчика, вытащила оттуда лупу, коробку, кисть и, сев снова к столу, начала священнодействовать.
Сперва Аня изучила купюры при помощи увеличительного стекла, а потом, невесть зачем, засыпала их порошком из коробки, смела его кистью, посветила на ассигнации чем-то похожим на карманный фонарик, помяла их в пальцах и сообщила:
– Без обмана, все чисто.
Я решила подыграть ей и сурово поинтересовалась:
– Точно? Не ошиблись?
Аня сердито фыркнула и, недовольно сопя, стала убирать со стола просыпавшийся порошок. Действовала она медленно, методично. Сначала смела остатки маленьким веничком, потом протерла пластик губкой, капнула на покрытие едко пахнущую жидкость из белой бутылочки и принялась ее размазывать тряпкой. Процесс завершился минут через десять. Все это время Аня сердито бубнила:
– Целую жизнь деньгами занимаюсь, лучше меня никто не разберет. Думаете, я лишь с долларами дело имею? Вовсе нет, валюту любой страны мира знаю: фунты, тугрики, юани… Все, что угодно. Между прочим, я – кандидат наук и работу защитила на тему «Хождение фальшивых купюр на рынках Юго-Восточной Азии». А вы! Да никто из моих клиентов никогда не жаловался! Меня в такие места зовут!
Аня, кажется, по-настоящему обиделась.
– Вы меня не так поняли, – решила я исправить ситуацию, – я имела в виду, что не ошиблись те, кто мне за работу заплатил!
– А-а-а, – протянула Аня, – нет, полный порядок, деньги настоящие, только…
– Что? – насторожилась я.
– Они старые, семидесятых годов выпуска, – пояснила она, – странно немного.
– Такие уже не ходят? – Я изобразила испуг. – Вроде американцы новые купюры ввели.
Аня кивнула:
– Правильно, только они срок действия старых не ограничивают, изымают их потихоньку из оборота, и все. Честно говоря, я думала, что все серии прошлых лет давно утилизировали, мне последнее время самый ранний выпуск девяносто четвертого года попадался.
– И я эти деньги не смогу потратить?
– Почему? – неожиданно улыбнулась она. – Сколько угодно, говорила же, американцы ничего не отменили, просто купюры ветшают, наступает их естественная смерть, за процессом уничтожения негодных долларов тщательно следит казначейство. Им на смену печатают новые, естественно, на свежеиспеченных купюрах ставят их год выпуска. Постепенно одна серия уходит, ее заменяет другая. Понятно?
– Ну, в общем, да. Каким же образом сохранились деньги за семидесятые годы?
Аня развела руками:
– Всякое случается! Кое у кого лежат дома даже царские деньги, керенки. Может, какая-то бабуся хранила их в матрасе, да и умерла, а внуки сдали заначку в банк. Там могли и не заметить, что ассигнации такие древние, они хоть и были в употреблении, но имеют вполне товарный вид. Честно говоря, вопрос, откуда взялись купюры, не интересен. Нас волнует другое: могут ли они служить средством платежа? Ответ: да. Единственное, что…
И Аня вновь замолкла.
– Продолжайте, пожалуйста, – взмолилась я.