Край непуганых Буратино

Глава двадцатая

Светлана встретила меня вопросом:

– Что он тебе рассказал?

Конечно, врать нехорошо, но в некоторых ситуациях нельзя говорить правду. И, если ты сообщаешь не всю информацию, это не ложь, а просто недосказанность.

Я постаралась придать голосу бодрости:

– Все пока нормально. Андрей и Минни очнулись. Никита пока окончательно не пришел в себя, но доктора работают над этим.

Светлана выдохнула и взглянула на часы, которые висели на стене. Дверь в палату распахнулась, и вошел… Кирилл.

Я опешила, а Светлана ойкнула.

– Не ожидала твоего визита.

– Я отправил тебе днем эсэмэс, – удивился Кирилл, – написал, что заеду.

– Я не получила его, – протянула Светлана.

– Ерунда. Ты же пока отсюда не уйдешь, я не боялся, что не застану свою племянницу. Очень рад, что тебе легче, – произнес брат Андрея.

– Угу, – пробормотала Света.

– Да нет, – возразила я, – ей плохо, она просто храбрится. Сил нет, голова кружится, доктор велел ограничить посещения.

– Долго надоедать не стану, я принес тебе поесть, – сказал Кирилл. – Света, не волнуйся. Я в вашей квартире все убрал, порядок навел.

– Угу, – кивнула Света, у которой, похоже, пропал голос, – угу.

Кирилл поставил на столик бумажный пакет и стал вынимать из него контейнеры, объясняя:

– Здесь фруктовый салат, крабовые котлеты с диким рисом, яблочный пирог. Больница хорошая, еда здесь свежая, но безвкусная. Ты же любишь крабовые котлеты? Хвалила их при мне не раз.

– Угу, – ответила Света и добавила: – Положи их, пожалуйста, в нормальную миску, она там на столике. Не люблю есть из упаковки!

Кирилл открыл коробку, переместил ее содержимое в глубокую тарелку и подал Светлане:

– Ешь!

– Э… ну… – пробормотала та.

Я отняла у нее тарелку:

– Сейчас ей нельзя.

– Почему? – удивился старший брат Андрея. – Все свежее, при мне готовили.

Я принялась вдохновенно врать:

– Минут десять назад приходил врач, велел повременить с трапезой. Какое-то обследование делать собрались. Томограмму мозга!

– Вечером? – изумился Кирилл. – Обычно все манипуляции проводят утром. И если речь идет о головном мозге, то почему назначили отказ от еды?

Я поняла, что зря ляпнула про томограмму, и вскочила:

– Света! Пока не трогай котлеты.

– Не буду, – согласилась та.

– Пойду узнаю у медсестры, – забубнила я, – вдруг мы что-то не так поняли?

– Давай, – кивнула Светлана.

Я выскочила из палаты и поспешила на пост, где сидела немолодая женщина в белом халате. Следом за мной вышел Кирилл, улыбнулся и сказал:

– Дайте, пожалуйста, рулон туалетной бумаги. У Светы она закончилась.

Медсестра быстро принесла рулон, и Кирилл вернулся в палату.

– Здравствуйте, – начала я, – меня зовут…

Тетушка улыбнулась:

– Арина Виолова! Меня предупредили, что вы подруга Елены Николаевны и всей семьи Калининых. Вот!

Медсестра выдвинула ящик стола и достала оттуда потрепанную книгу.

– Читаю, когда время есть! Мне очень нравится.

Я покосилась на обложку. Смолякова. «Пояс верности Синей Бороды». Наверное, эта моя карма. Уже не первый раз Арине Виоловой клянутся в любви, демонстрируя книги Милады. С другой стороны, она хорошо пишет, я сама ее люблю.

– Чем я могу помочь? – продолжала сиять улыбкой медсестра.

Я посмотрела на бейджик на ее халате.

– Светлану пришел проведать родственник, – сказала я, – принес ей поесть. Его об этом не просили, сам решил позаботиться. Уважаемая Наталья, у меня просьба к вам. Зайдите вместе со мной в палату и скажите: «Извините, на еду у вас временный запрет!» Вот только причину я не могу придумать.

Медсестра поднялась.

– А не надо. Я сама улажу дело.

Войдя в палату, Наталья строго сказала:

– Светлана Андреевна, очень прошу вас воздержаться от приема пищи.

– Хорошо, – тут же согласилась Калинина.

– По какой причине пациентка должна голодать? – возмутился Кирилл. – Ей необходимо восстановить силы.

Медсестра прищурилась.

– Я выполняю распоряжение ее лечащего врача. Средний персонал не имеет права обсуждать с кем-либо назначения доктора. Иван Алексеевич приказал, а мое дело проследить, чтобы больная получила все лекарства и инъекции. По какой причине Калинину просят воздержаться от приема пищи, мне неведомо. Если у вас есть документ, подтверждающий близкое родство с пациенткой, то завтра с одиннадцати до полудня можете подойти в двенадцатый кабинет к профессору Барсову. Если госпожа Калинина даст свое разрешение, заведующий отделением ответит на ваши вопросы касательно ее здоровья. Светлана Андреевна не находится в бессознательном состоянии, поэтому сведения о ее здоровье и лечении передаются другим людям только с разрешения самой госпожи Калининой. В нашей клинике строго соблюдают врачебную тайну. Это я вам как старшая медсестра говорю. А сейчас дам совет, как простой человек, который в больницах с семнадцати лет служит. Светочка, если доктор велел не жрать, то и не жри. Хочешь на ноги встать?

– Угу, – прогудела дочь владельца медцентра.

– Тогда слушай только лечащего врача, – отчеканила Наталья, – ничьих советов не принимай. Напоминаю гостям, что время посещения больных истекает. Пациентам нужен покой!

Кирилл рассмеялся:

– Вы прямо Аргус!

Вероятно, брат Андрея, упоминая многоглазого великана, персонажа древнегреческого эпоса, одна часть глаз которого спала, а вторая бодрствовала, хотел смутить медсестру, которая, по его мнению, несведуща в чем-либо, кроме постановки клизмы. Но попытка сконфузить Наталью провалилась.

Та навесила на лицо улыбку.

– Спасибо за лестную оценку. Приятно, когда тебя считают всевидящей и в придачу неусыпной, но я не только Аргус, я еще и Цербер.

Кирилл встал.

– Трехголовый пес – серьезный противник. Света, если тебе что-то понадобится, сразу пиши, я привезу.

– Угу, – кивнула племянница.

Когда Кирилл ушел, я похвалила Наталью:

– Спасибо. Вы были очень убедительны.

– Опыт не пропьешь, – усмехнулась та.

– И благодаря вам я теперь знаю, что Аргус великан, – засмеялась Света, – вообще-то я считала его быком.

– Голова быка была у Минотавра, – опять блеснула эрудицией Наталья, – у меня внук сказки обожает. Один пациент посоветовал читать ему вслух «Легенды и мифы Древней Греции». В этой книге я и начерпалась знаний.

Когда медсестра ушла, я взяла тарелку.

– Заберу котлеты и отдам их в лабораторию. Скажи, раньше Кирилл баловал тебя своим вниманием? Покупал тебе что-нибудь вкусное?

Светлана потупилась.

– Ну…

– Он к вам часто заходит? – спросила я.

– Мог неделю каждый вечер ужинать, а потом пропасть на несколько дней, – объяснила Калинина, – порой дядя цветы маме приносил. Мне нет. Еду никогда не притаскивал. Да и зачем? Дома всегда полный холодильник. Хотя один раз, вскоре после того, как он в Москву перебрался, притащил здоровенный торт. Мама бисквит с розами на стол водрузила и проявила чудеса гастрономического героизма – съела большой кусок торта. Мы никогда это кондитерское безумие не покупаем. Оно жирное, фу! Если мама ждет гостей, то заказывает десерты у кондитера. Кирилл понял, что тортик не к месту, и больше ничего такого не приносил.

– А тебе в больницу принес котлеты, – подчеркнула я.

– В клиниках, даже дорогих, еда противная, – вздохнула Света, – свежая, но безвкусная, словно ее из картона готовили. Кирилл это знает, вот и решил обо мне позаботиться.

– Наверное! Все равно я отнесу крабовые котлеты к эксперту, – уперлась я.

Глава двадцать первая

– Все в сборе, – заявил Степан.

– Маловато нас, – заметил Юра, заведующий лабораторией, – ты да я, да Вилка.

– Здрассти, – подал голос Михаил, начальник технического департамента. – Меня что, нет?

– Дело почти семейное, – прервал их мой муж, – речь идет о наших с Виолой близких друзьях, все материалы я вам вчера отправил. Сегодня совет в Филях[2]. Миша, ты что-нибудь накопал?

– Дело Кирилла Васильевича Калинина не оцифровано, – отрапортовал Завадский.

– М-да, – крякнул Степан, – нечто такое я и предполагал. Надо ехать в архив, заказывать…

– Подожди, – остановил его Миша, – сейчас! На связи Вадим Игоревич.

Я повернулась к стене, на которой висел экран.

– Доброе утро, – произнес незнакомый мужчина. – Михаил озадачил меня вчера поиском нужного вам материала. Могу доложить по вопросу, а потом сбросить вам копию дела.

– Просто не верится, – удивилась я.

Вадим услышал мое замечание.

– Ну да! Никогда такого не делаю. Но Миша меня впервые попросил.

– Спасибо, – поблагодарил Степан, – внимательно вас слушаем.

– В течение двух лет в столице пропадали девушки, – начал Вадим. – На момент задержания Калинина было опознано четыре трупа. Возможно, жертв было больше, но о других ничего не известно. Девушек, личность которых установили, долго искали родные. Все они были из малообеспеченных семей, жили на окраинах столицы в неблагополучных районах. География обитания Масловой, Давыдовой и Зиновьевой разная, соответственно отделения милиции разные. Теперь вспомним, какое было время. Бандитское. Девяностые годы. По Москве бегали братки с оружием, милиция их ловила, сажала. А потом стороны конфликта поменялись местами. Ребятишки из ОПГ устраиваются на службу в милицию, а бывшие сотрудники мутят дела с паханами. За деньги можно было все! В следственных изоляторах процветало взяточничество, устраивались неправомерные свидания, сотрудники передавали в камеры алкоголь и наркотики. Полный беспредел. Мрачные страницы истории МВД. И тут к следователю Пискареву, человеку честному, с чистыми руками и совестью, приходит Владимир Миронович Лайкин, юный коллега из районного отделения милиции, и начинает ныть:

– Дедушка есть один, Николай Петрович Таманин. Внучка у него пропала, Вероника. Неделю ее нет. Девушка приличная, учится на медсестру, не шалава. Ничего плохого ни о ней, ни о старике сказать не могу. Только бедные они, просто нищие. Живут на пенсию Николая Петровича и стипендию Вероники. Наши по ней работать не собирались, отфутболивали деда, сказали:

– Вернется внучка, небось с парнем загуляла.

А мы с дедом Николаем соседи по лестничной клетке, я Нику как себя знаю. Нет у нее парней. Стал сам ее искать! Ребят, с которыми в разных отделениях дружу, на ноги поставил, фото Таманиной им разослал.

Вадим пару раз чихнул и продолжил:

– Короче, начал пацан сам следственно-розыскные мероприятия и нашел Веронику на другом конце города. Труп обнаружили в столичном лесопарке, поэтому тело попало в московский морг и лежало там. Но что самое интересное! Там же была другая девушка, возраст примерно такой же, как у Таманиной. Когда дед приехал на опознание, санитар ошибся, вывез другую покойницу. Старик закричал:

– Это не моя внучка, просто очень похожа.

Лайкин сопровождал деда. Он поднял шум, сотрудники морга быстро извинились и прикатили Веронику. А Владимир удивился. Два тела со следами насильственной смерти, обеих молодых женщин задушили ремнями для мужских брюк, оставили их на шее, не сняли. Это было очень странно. Таманина пропала несколько месяцев назад, а другая жертва, по заключению эксперта, была убита накануне того дня, когда на опознание приехал Николай Петрович.

Вадим потер затылок.

– Я вам уже объяснил, что в те годы в милиции все было непросто. Но были и такие сотрудники, как Лайкин. Когда Владимира ни в морге, ни в родном отделении выслушать не захотели, он отправился на Петровку к Пискареву, прорвался к авторитетному, всеми уважаемому начальнику отдела и доложил о двух телах девушек, внешне похожих и убитых одинаковым способом – их задушили ремнем. Анатолий Ильич Пискарев был ас, он насторожился и велел проверить морги. И чем все завершилось? Нашли еще два трупа, тоже с ремнем на шее, их в свое время обнаружили в других местах. Пискарев понял, что орудует маньяк. Возбудили дело, Анатолий Ильич взял к себе на работу Лайкина. К слову сказать, он его выучил и натаскал. Сейчас у Владимира Мироновича свое частное агентство. Замечательный мужик, я знаю его, могу телефон сбросить.

– Кидай, – тут же велел Степан.

– Как вышли на Кирилла Калинина? – спросил Юрий.

– Да просто повезло, – пояснил Вадим, – никакой связи между жертвами не нашли. Их тела по воле случая оказались в одном холодильнике. Но ничего общего у покойниц не было. Ника домашняя, тихая, будущая медсестра, не пила, не курила, с мужчинами не гуляла, сирота, у нее только дедушка был. Вторая, Ольга, – оторви да выбрось, еле-еле до восьмого класса добралась, от рук отбилась, выпивала, не работала, не училась. Семья у нее огромная: мать, отец, дед, бабушка, девять братьев и сестер. Люди хорошие, все дети учились-работали. Ольга самая младшая, на ней природа отдохнула. Но ни дедушка Таманиной, ни родня Ольги понятия не имели о каких-то знакомых мужчинах девушек. Но ведь не обязательно, что убийца был их приятелем. Предположим, что дело обстояло так. Вечер. Около будущей жертвы тормозит дорогая машина, за рулем сидит хорошо одетый мужчина, он выходит на тротуар, говорит:

– Простите за беспокойство, никак не найду дом пять на этой улице.

И не важно, что ответит жертва, только она откроет рот, как ей в лицо прыснут чем-нибудь. Очнется несчастная в подвале, в сарае, на даче. Скорей всего, она имени своего мучителя не узнает. Как вышли на Кирилла? По третьей жертве Пискареву позвонил знакомый начальник отдела милиции и сообщил:

– Ребят моих вызвал мужчина, он заметил, что у соседки дверь приоткрыта. Женщина немолодая, занималась проституцией. Это со слов дядьки, который к ней в квартиру зашел. Он обнаружил Зою Николаевну Васину на полу, задушенную ремнем для брюк. Больше ничего общего с теми жертвами, которых обнаружили ранее, нет. Возраст, внешний вид – ничего не совпадало. Обнаружена дома, не в парке. Кстати, я забыл упомянуть раньше, а сейчас вспомнил. Преступники, как правило, прячут трупы. У многих серийщиков есть в укромных местах свои кладбища. А Кирилл бросал трупы с ремнями на шее открыто. Да, он убивал женщин в укромных уголках лесопарковых зон, но есть много любителей посидеть в тишине там, где не бродят толпы людей. Трупы почти сразу находили.

Вадим почесал макушку.

– Иногда преступник сам от себя устает. Нет у него больше сил убивать, а голос в голове приказывает продолжать. И маньяку приходится снова и снова отправляться на охоту. В конце концов наступает момент, когда серийщик понимает: все, он не может так жить. И что делать? Идти в милицию сдаваться? Случается и такое, но не каждый отважится на явку с повинной. Чаще преступник перестает прятать трупы, не заметает следы, не пытается уничтожать улики, хочет, чтобы его поймали и посадили. Тогда он обретет покой. Но это ему только кажется.

Вадим поморщился.

– Не стану сейчас читать лекцию по психологии убийц. Просто хочу объяснить, почему следственная бригада решила, что маньяк хотел, чтобы его остановили. Он даже пояса с трупов не убирал, на них было полно отпечатков пальцев. Но в базах не нашли сходства ни с кем. Значит, мужик никогда не попадал в поле зрения правоохранительных органов. В случае с Зоей Васиной был точь-в-точь такой же ремень на шее. В нем проверчена лишняя дырка, скорей всего, мужик носил сорок шестой размер. Дальше дело техники, стали опрашивать соседей. Нашлись свидетели, они описали человека, который к Зое часто заходил. Одна женщина, часто сидевшая у подъезда на лавочке, вспомнила, как парень вышел на улицу, а Зоя с балкона закричала:

– Кирилл! Вернись! Сию секунду!

Но парень побежал в сторону метро. Фоторобот составили, соцсетей тогда еще не было. У отделений милиции стояли щиты «Их разыскивает милиция». Вот кажется, никто на них и не смотрит. Ан нет! Не одного преступника с помощью таких объявлений взяли. Ну и одна пенсионерка, Клавдия Буркина, к дежурному подошла и объяснила:

– Там на улице висит портрет, скорей всего, я ошибаюсь, но, похоже, на ней изображен Кирилл Калинин. Сомнительно, что он преступник, парень – врач, сын уважаемого доктора. Но просто одно лицо с убийцей!

Глава двадцать вторая

– Правда, повезло, – бормотнул Михаил.

– Верно, – согласился Вадим, – Кирилла взяли в разработку. Сначала просто по-тихому проверили. И действительно, он врач, пишет диссертацию по ядам, отзывы о нем положительные, ни в чем дурном он не замечен. Веселые компании не любит, водку не хлещет, бабами не увлекается, тихий, скромный. Родители обеспеченные, есть младший брат. Зачем такому человеку немолодая некрасивая проститутка Зоя? Кирилл легко мог найти себе юную привлекательную особу. Ремни, которыми убийца жертв душил, все были куплены в Военторге. Магазин в центре города тогда находился. Лайкин туда поехал, показал фото ремня продавщицам. Он ни на что не надеялся, но одна девушка обрадовалась:

– Я такие продаю. Один мужчина приходит примерно раз в месяц, покупает один пояс. Мне любопытно стало, я спросила у него:

– Почему вы так часто ремешки берете?

Он улыбнулся.

– Теряю их постоянно, забываю, где оставил. В бане, в бассейне… И прихожу к вам за новым.

Вадим показал нам фото.

– Вот такой ремень.

– Вроде самый обычный, – констатировала я.

– Брючный, – уточнил Юра, – без бляхи со звездой, неформенный. Они были разного цвета, в зависимости от рода войск. Чтобы купить одежду и фуражку, требовалось в Военторге предъявить документ, который подтверждал, что ты офицер. А такой ремешок мог приобрести любой гражданин.

– Верно, – согласился Вадим. – И опять вспомним, какое было время? Пустые прилавки не только в продуктовых, но и в промтоварных магазинах. Брючного ремня днем с огнем не сыскать, хоть веревкой подпоясывайся. А в Военторге их полно, но не каждый догадывался туда зайти. Короче, показали продавщице несколько фотографий похожих друг на друга парней. Она без колебаний выбрала снимок Кирилла.

Вадим замолчал.

– Что дальше? – поторопила его я.

– В квартире Зои, грязной, неуютной, нашли отпечатки пальцев Калинина, – ответил докладчик, – побеседовали с парнем, Кирилл вел себя странно. Он не отрицал, что приходил к Зое, объяснил:

– Я общался с родной тетей, больной, всеми покинутой, нищей. С моей мамой, своей сестрой, она давно поругалась. Мать к спиртному отрицательно относилась, а Зоя пила, заработала букет болячек. Я с ней столкнулся в подъезде родительского дома. Зашел в парадное, а на подоконнике кто-то сидит и плачет. Подошел, спросил у незнакомки:

– Что случилось?

Она мне и выложила историю, как в юности из дома ушла, жизнь свою пропила-прогуляла, теперь больна. Плохо ей совсем стало, решила к родне обратиться, к Калининым, а ее вон выставили. Я ее домой отвез, денег не дал, решил, что рванет в магазин, затарится водкой. Продуктов принес. Вернулся в нашу квартиру, стал отца с матерью расспрашивать и с волной агрессии столкнулся. Родители не только не хотели с Зоей общаться, но даже и говорить о ней. Через пару дней Стеклов у меня поинтересовался:

– Что, парнишка, ты не весел, что головушку повесил?

Я Леониду Петровичу про встречу с тетей сообщил. Он среагировал, как мои:

– Забудь дорогу к этой шалаве! Мерзкое создание. Проститутка, пьяница, воровка, дрянь, позор семьи.

Но я решил, может, это и так, но сейчас она больная, нищая, ей помощь требуется. Стал поддерживать сестру матери, приносил продукты, лекарства, в парикмахерскую водил. Зоя меня за ладонь схватит и плачет:

– Сыночек ты мой, сыночек!

– У вас были хорошие отношения? – уточнил Пискарев.

– Да, – подтвердил Калинин, – иногда она чушь несла, ругала Лидию, Василия, я тогда уходил. Потом совсем некрасивая сцена приключилась, я решил больше тетку не навещать, приехал в последний раз, объяснил ей:

– Продукты привезу и таблетки, поставлю сумку под дверью и уйду. Заходить к тебе не стану.

Зоя заплакала:

– Что плохого я тебе сделала?

Пришлось напомнить:

– Ты стала обливать грязью моих родителей. Нафантазировала невесть чего, якобы я твой родной сын, мой отец тебя изнасиловал в школьные годы. Поэтому ты бросила школу. Это отвратительная ложь, в которую никто не поверит.

Она закричала:

– Это правда! Ты мой любимый мальчик, Лидка тебе не родная мать. Она ребенка у меня украла.

Ну и сколько можно было слушать этот бред?

Кирилл замолчал, Пискарев задал ему вопрос:

– Поговорили и ушли?

– Да, – согласился Калинин.

– Вы не убивали Зою? – продолжал следователь.

Кирилл не ответил. Анатолий Ильич стал нажимать на него, и тот неожиданно сказал:

– Не помню!

– Забыли, что сделали с Зоей Николаевной? – усмехнулся следователь.

Калинин кивнул.

– У меня случаются провалы в памяти.

– Когда? – поинтересовался Пискарев.

– Общаюсь с кем-то, – неохотно стал рассказывать Калинин, – потом раз, и оказался совсем в другом месте.

– По воздуху переместились? – хмыкнул Анатолий.

Кирилл рассердился.

– Поэтому я никому о своих приступах не рассказываю. Знаю, что не поверят. Это похоже на лунатизм.

– Ночью по крышам ходите? – уточнил следователь.

– Нет. Сложно объяснить, но я попробую, – решил подследственный. – Допустим, я встречаюсь с девушкой, иду с ней в кино, потом… потом ничего не помню. И… просыпаюсь в парке!

– В каком? – спросил Пискарев.

– В разных, – ответил Калинин. – Первый раз, когда это случилось, я подумал, что с ума сошел. Только что ведь из кино вышел. Или не вышел? С девушкой ходил на сеанс. Или не ходил? Хочу ее имя вспомнить. И не могу. Слабость сильная, пошевелиться не способен. Кое-как встаю, иду сам не знаю куда, выхожу на улицу. Ночь! Метро закрыто. Да и не знаю, где я! Одно ясно: это какой-то парк, я шел мимо скамеек, мимо детской площадки… И что? Про себя все помню: имя, фамилию, адрес. Информацию про спутницу как будто смыло. Вообще ничего! Кошелек на месте. Деньги не тронуты. Начинаю левака ловить, иногда сразу удается, иногда долго по улицам брожу. Домой приеду, родители спят. Они не видели, что я за полночь появился, рано вставали, в девять уже спать укладывались. Многие семьи врачей по такому графику живут, им в семь уже на пятиминутке в клинике надо сидеть.

– Как часто с вами подобное происходило? – уточнил Анатолий Ильич.

– Может, раз в четыре-пять месяцев? – предположил Кирилл. – Я знакомился с девушкой, как правило…

Калинин замолчал.

– Где? Уточните, – потребовал Пискарев.

– В магазине, на улице, в метро, – сообщил подследственный, – некоторое время вместе гуляли, в кино ходили. А потом – бах! Сижу в парке!

– И с Зоей так же было? – упорно докапывался до правды следователь.

– Нет, с ней в кино я никогда не ходил, – заверил Калинин, – она же моя тетя, я продукты ей приносил. Помню, как ушел, а Васина из окна вопила, чтобы я вернулся. Но я понял, что родители правы, не надо мне с ней общаться. И ушел. Да, я не бросил ее. Да, буду приносить поесть, лекарства. Но разговоры вести? Увольте!

Но следователь упорно гнул свою линию.

– Просто удалились, в парк не переместились?

– Вечер был, – протянул Калинин, – стемнело быстро. Я к метро двинулся, настроение было мерзкое. И бац! Я на вокзале!

– Где? – удивился Пискарев.

Кирилл уточнил:

– На Комсомольской площади. Сижу в зале ожидания вокзала. Самочувствие, как в парке, даже хуже, народ кругом гудит, а меня чуть наизнанку не вывернуло.

Ну и отправили Калинина к психиатрам. А те решили, что он здоров. Специалисты отметили: он определенно что-то скрывает. Так понятно что! Убивал девушек. А когда его за хвост схватили, решил под сумасшедшего косить. Упорно так твердил:

– Ничего не помню.

И ведь хитрый какой! Никто его ни с Вероникой, ни с Ольгой не видел! Но!

Глава двадцать третья

– Но? – повторила я.

– Уж как он все четко спланировал, – покачал головой Вадим, – свидетелей нет, «бомбил», которые убийцу ночью домой везли, найти без шансов. Вроде все он учел и, как водится, на фигне попался. На ремнях-то остались отпечатки его пальцев. Кирилл на суде заявил:

– Не помню ничего. Ни имен, ни лиц. Пригласил кого-то погулять, и бац – очнулся в парке!

Твердо на своем стоял, в последнем слове заявил:

– Вы говорите, что я убил этих женщин. Мои отпечатки на ремнях. Не отрицаю: я покупал их, потому что вечно свои брючные пояса куда-то девал, пропадали они! Мои отпечатки нашли? Так я носил ремни! Вот и весь ответ.

– М-да, – крякнул Степан.

– Пискарев его почти умолял: «Назови имена-фамилии всех убитых, определенно их больше. Я за это могу тебе срок скостить».

И опять то же самое услышал:

– Ничего не помню. Приглашал девушку погулять или в кино… Бац, я в парке!