Край непуганых Буратино

Глава двадцать седьмая

Войдя в квартиру, я услышала смех в столовой и удивилась. У нас гости?

В холл вышел муж.

– Ну, наконец-то! Мы тебя заждались.

– Кто у нас? – осведомилась я.

Степан не успел ответить, за его спиной раздался голос:

– Мы.

И в прихожей появились Юра с Мишей.

– Всем привет, – сказала я и широко улыбнулась.

– Прекрасно выглядишь, – сказал эксперт, – свеженькая такая.

Нет, мужчины странные. Неделю назад я принимала участие в одной телепрограмме. Перед началом съемки меня загримировали по полной программе, нарисовали мне соболиные брови, сделали густые черные ресницы, розовый румянец, алые губы. В обыденной жизни я пользуюсь только пудрой, ну, изредка тушью, а помадой только по особым случаям. А тут полный парад на мордочке, на самом деле я выглядела красавицей.

Решив поразить мужа, я приехала к нему на работу и с самой лучезарной улыбкой вошла в здание.

Естественно, первой меня увидел охранник Лева. Он работает у Дмитриева много лет, был одним из первых сотрудников. Увидев супругу босса, секьюрити забеспокоился:

– Виола Лабиринтовна, вы заболели?

– Прекрасно себя чувствую, – удивилась я, подавив желание спросить, неужели моего отца звали Лабиринт. – А что?

– Я просто спросил, – живо дал задний ход страж турникета.

Я вошла в лифт, следом вбежал Юра и незамедлительно затараторил:

– Привет, привет, ты как?

– Нормально, – улыбнулась я.

– Давно обследование проходила? – задал неожиданный вопрос эксперт.

– Полгода назад, – ответила я. – Почему ты спрашиваешь?

– Выглядишь не особенно, кожа желтая, пятна на лице, синяки под глазами, – перечислил Юрий, – сдай анализы. Любой недуг надо ловить в самом начале.

Я посмотрела в зеркало, оттуда мне улыбалась красавица.

Не успела я покинуть подъемник, как встретила Мишу.

– Хорошо вчера погуляла? – хитро улыбнулся тот.

– Весь день дома провела, – ответила я.

– Да? – удивился наш спец по компьютерным поискам. – А мне уж показалось… Лицо как подушка, глаза – щели, бледная такая, одни губы видны. Я решил, что ты подхватила птичью болезнь.

– Какую? – не сообразила я.

– Перепил, – уточнил Миша.

– Перепел? – повторила я.

– Не! Не там ударение и в последнем слоге не «е», а «и», – заржал Михаил, – перепил.

Я заморгала.

– А почему ты назвал похмелье птичьей болезнью?

Миша поднял брови.

– Перепел – перепил, поняла?

– Нет, – ответила я.

Он махнул рукой и убежал.

А вот теперь объясните мне. Почему я, когда надо мной поработал профессиональный стилист и сделал меня прекрасной, как майское утро, вызвала у всех знакомых мужчин желание спешно отправить меня к доктору для установления какой-то хвори? А сейчас, когда я побывала в лапах дантиста, не имею на лице ни малейшего макияжа, зато обзавелась двумя жуткими желто-коричневыми зубами, Юра сравнивает меня со свежей розой?

Так и не найдя ответа на сей вопрос, я вошла в столовую и увидела Мишу и Степана. В середине стола возвышалась кастрюля с гречневой кашей, рядом стояла сковородка с зажаренными до черноты сосисками. Вот еще одна странность. Ну почему не подать еду в красивой посуде? Вон ее сколько в буфете. Но не стоит задавать вслух и этот вопрос. Семейное счастье зависит от умения супруги держать язык за зубами и освобождать его исключительно для того, чтобы похвалить мужа.

– Всем привет, – улыбнулась я.

– Тебя отлично постригли, – заметил Степан, – не так коротко, как в прошлый раз, здорово получилось, и покрасили замечательно.

Моя улыбка стала еще шире. В салон сегодня я не ходила, а цвет волос не меняла много лет, он мой родной.

– И вообще ты просто красавица, – выдал свой комплимент Миша.

– Приятно это слышать, – ответила я. – Ничего не замечаете?

– Где? – удивился Степан и стал оглядываться по сторонам. – Вроде все как раньше.

– А вот и нет! – воскликнул Юра. – В прошлый раз, когда я ужинал у вас, вон той картины на стене не было.

– Картина? – повторил мой супруг. – Какая?

– Над холодильником, – уточнил Марков, – у меня глаз заточен на отслеживание мелких деталей.

– Точно! – обрадовался Степан. – Никогда этот пейзаж не видел!

Я молча слушала их диалог. Юра – талантливый криминалист, на месте преступления он ничего не пропустит, мимо Маркова даже букашка незамеченной не проползет. Эксперт ее схватит, со всех сторон опишет, отпечатки лап снимет, кровь на анализ добудет. Но в обыденной жизни он другой. Полотно, на котором изображен яблоневый сад, украшает нашу кухню не один год. Появилось оно после того, как мастер, который вешал шкафчики, ошибся, просверлил дырку в стене не там, где надо, а потом решил замазать свой грех. В прямом смысле слова. Парень взял краску и поработал валиком. Результат оказался восхитительным. Отверстие, естественно, осталось, его эмалью не прикроешь. И с цветом вышла неувязка. И вместо дырочки среднего размера получился квадрат другого цвета с той самой дырочкой посередине. Поэтому мне пришлось прикрыть настенную живопись картиной. А вот теперь вопрос: стоит ли заниматься украшательством квартиры и себя лично, если муж ни на меня, ни на окружающую обстановку не обращает внимания? У большинства представителей сильного пола отличное зрение, Степан не исключение. Крохотная царапинка на любимом автомобиле ему сразу бросится в глаза, а то, что у меня сейчас во рту хищно торчат два клыка, муж в упор не видит. Ну почему так?

– Мне вопрос в голову пришел, – приступил к делу Степан. – Почему Андрей решил помочь Кириллу?

– Он его родной брат, – нашел подходящий ответ Миша.

– Примерь ситуацию на себя, – попросил Дмитриев, – твой ближайший родственник – маньяк, который по непонятной причине убивал женщин. Подчеркну: сексуальной составляющей не было. Жертвы не подвергались насилию, их просто душили. Причина, почему Кирилл это делал, неизвестна. Он впадал в немотивированную ярость? Девушки говорили ему нечто неприятное? Ответа нет. Вадим велел посмотреть материалы, которые прислал. Историю, связанную с Кристиной Зиновьевой, он рассказать не успел, спешил. А мы с Мишей ее всю прочитали. Сейчас расскажем. Когда Калинина задержали, его фото показали продавцам из Военторга, тем, что торговали ремнями. Одна из девушек, Марьяна Яковчук, опознала парня. В отделе торгуют несколько девушек, они выходили в разные смены парами. Яковчук объяснила, что Кирилл всегда обращался к Кристине Зиновьевой. Один раз он пришел, когда она занималась другим покупателем. Марьяна же стояла без дела, она подошла к Калинину со словами: «Чем могу вам помочь?»

Кирилл ответил:

– Спасибо, я пока не определился с покупкой, – и отошел к окну.

Он подождал, пока освободится Кристина, и купил очередной ремень. После того как Калинин покинул торговый зал, Яковчук сказала коллеге:

– Он в тебя влюбился.

Та скривилась.

– Фу! Мне он ни на секунду не нужен.

Марьяна, у которой в тридцать пять не было ни мужа, ни жениха, ни любовника, сказала:

– А я бы от него не отказалась. Он симпатичный, одет модно, наверное, прилично зарабатывает.

– Он доктор, – уточнила товарка, – подкараулил меня после работы и предложил в кино с ним сходить. Я ответила: «С незнакомыми не общаюсь». Но мужик не отстал: «Меня зовут Кирилл, я работаю врачом, коренной москвич. Вот теперь я уже ваш знакомый». Я с трудом от него избавилась. Так он теперь в магазин ходит, ремни скупает. На фиг мне такой дурак? У меня есть богатый жених. Если хочешь, забирай себе этого идиота.

Через месяц после этой беседы Кристина перестала ходить на работу, ей звонили домой, но там никто не отвечал.

Глава двадцать восьмая

Степан посмотрел на Мишу.

– Продолжай, пожалуйста!

Наш компьютерных дел мастер кивнул.

– Коллеги по службе и местное начальство забеспокоились. Марьяне дали в отделе кадров домашний адрес Кристины, Яковчук поехала в спальный район, отыскала нужную девятиэтажку. Но на звонок дверь никто не открыл. На работе сотрудники не на шутку разволновались. Пошли всякие разговоры, и тут выяснилось, что никто о Кристине ничего не знает. Свой домашний телефон девушка никому не давала, в гости к себе не приглашала и сама ни к кому не заглядывала. Кристина аккуратно приезжала на работу, вела себя приветливо, поддерживала беседы на разные темы, но о своей жизни ничего никому не рассказала. Информацией о том, что у Зиновьевой есть жених, владела только Марьяна. Из анкетных данных было известно о смерти родителей Зиновьевой, они умерли, когда дочь только окончила школу. Братьев-сестер у продавщицы не было, вскоре после кончины отца и матери Кристина сменила трехкомнатную квартиру на однушку. Понятно, что она получила большую доплату и стала на нее жить. Оклад продавщицы невелик. Зиновьева внешне ничем не отличалась от остальных коллег. Но где-то за три-четыре месяца до исчезновения от Кристины стало пахнуть дорогими импортными духами, в ее ушах появились красивые серьги, на ногах совсем не дешевые туфли. Зиновьева стала часто бегать к телефону-автомату, «висеть» на трубке. А еще она повеселела, все время смеялась и выглядела счастливой.

Миша отвел взгляд от компьютера.

– Когда сотрудники милиции выяснили, где Калинин регулярно покупал ремни, они решили поговорить с продавцами и услышали то, что мы со Степаном только что сообщили. Открыли квартиру Зиновьевой. Однушка оказалась пустой, в ней царил беспорядок, но его устроила сама хозяйка, которая, похоже, спешно куда-то собиралась, примеряла разную одежду и обувь. Ушла она, предположительно, вечером и не вернулась. В шкафу осталась висеть форма, которую девушка надевала на работу, это позволило сделать такое предположение. Все.

– Все? – повторила я.

Миша показал на ноутбук.

– Мы со Степаном внимательно прочитали дело. Зиновьева пропала, найти хоть какие-то ее следы не удалось. Следователь Пискарев, неглупый мужик, решил, что Кристина, возможно, одна из жертв Кирилла. Анатолий Ильич выяснил, что Калинин купил в Военторге не один ремень. Он приходил в магазин после исчезновения продавщицы, несколько раз интересовался у Марьяны, куда подевалась Зиновьева. Пояса он стал покупать у напарницы Яковчук, которая появилась вместо Кристины. Похоже, Марьяна Калинину совсем не нравилась. Останков Зиновьевой не нашли. Нет тела – нет дела. Невозможно предъявить человеку обвинение в убийстве на том основании, что он делал покупки в магазине, где работала пропавшая девушка. Возможно, Кристина жива, просто решила спрятаться.

Степан похлопал ладонью по столу.

– Когда во время осмотра места преступления собирается толпа, надо непременно сделать фото всех присутствующих ротозеев. Основная их часть – любопытные граждане. Но, возможно, среди них затаился и преступник, он хочет знать, что обнаружила полиция, подслушать разговоры сотрудников. Некоторые убийцы возвращаются туда, где лишили кого-то жизни, у них оживают приятные воспоминания, маньяк получает прилив эмоций, ради которых он готов убивать. Известны случаи, когда серийщики прикидывались журналистами, сотрудниками полиции, расспрашивали соседей и знакомых жертвы, пытались выяснить, что они сообщили следствию. Но Кирилл посещал магазин и по-прежнему покупал ремни. Вам это не кажется странным?

– Если учесть, что все жертвы, которых удалось найти, были задушены с помощью этих ремней, то это не просто странно, а очень странно, – ответил Юра. – Калинин просто нарывался на то, чтобы его арестовали, словно говорил: «Вот он я, опять пришел за новым аксессуаром, ждите труп».

Я решила высказать свое мнение:

– Есть больные люди, которых на преступление толкает назойливый голос в голове. Человек не способен ему противостоять, но одновременно он боится идти к психиатру. А вдруг его упрячут в психушку? И поэтому он начинает пить всякие успокаивающие средства, которые можно найти в аптеках. Но они не помогают, и, чтобы избавиться от настырного голоса, приходится кого-то лишать жизни. Личность жертвы неважна! Главное – убить. После совершения преступления голос на время умолкает, но тогда просыпается совесть, она кричит:

– Ты преступник, мерзавец, подонок!

Больному просто нет пощады от ада, который творится у него в душе. И в конце концов он понимает: если пойти в полицию и сдаться, то один из мучителей, голос совести, утихнет. Да, он будет иногда повизгивать, но после того как маньяк станет отбывать срок, он может ответить:

– Верно, но я несу наказание за свои преступления.

И ему сразу полегчает. Дело за малым: дойти до отделения полиции и заявить дежурному:

– Я убил десять человек, арестуйте меня.

Юра зааплодировал.

– Браво, Вилка, ты, в общем-то, точно описала человека со сдвигом. Но понимаешь, если таковой заявится в полицию и сообщит, что стал серийным убийцей, ему ответят:

– Тебе что, делать нечего? Вали отсюда, пока пятнадцать суток не получил. Нашелся, понимаешь, Чикатило!

– Верно, – согласилась я, – но ты меня не дослушал. Преступник тоже знает, что из отделения его могут выпереть или велят подождать самого главного следователя, но вместо него прибудут санитары со смирительной рубашкой. Очутиться в палате, где стены обиты матрасами, – страшно. Отправиться в полицию – страшно. Подчиняться голосу в голове – страшно. Кому-то рассказать о том, что происходит, – невозможно. Пойти к священнику? Так он в Бога не верит, дорогу в храм не знает. Тупик. И вдруг в конце тоннеля сверкает тонкий луч света. В следующий раз, когда тот, кто шепчет в уши, погонит его на преступление, надо сделать так, чтобы тебя непременно поймали. Совершить глупость. Оставить улику. Покупать после исчезновения Кристины брючные ремни. Полицейские возьмут след, найдут меня, арестуют, и я наконец засну спокойно.

– Засну спокойно, – повторил Степан, – прямо в точку. Мне многие следователи рассказывали, что после задержания люди делятся на две категории. Те, кто совершил нечто пустяковое, например, кошелек подрезал, напился и с кем-то подрался, – вот они дергаются, нервничают. А те, на ком числится с десяток трупов, после отбоя валятся на шконки и спят как дети со счастливой улыбкой на устах. Все. Кончился ужас. Не надо больше бояться, что за тобой придут. Конец, можно отдыхать, не опасаясь голоса в голове. Думаешь, Кирилл приходил за ремнями, чтобы его поймали? Хотел остановиться, но не мог?

– Возможно, – согласилась я.

– У меня другое предположение, – возразил муж. – Кто-то просил Кирилла знакомиться с девушками.

– Потому что сам боялся к ним подойти? – спросила я. – Калинин не подросток. Вот тинейджер может обратиться к товарищу: «Позови Таню в кино, а я вроде случайно там с вами столкнусь. Ты убегай, скажи, что мать позвонила, домой велела идти, а я с ней останусь. Сам не хочу Таню приглашать, вдруг она мне откажет». Но взрослый мужчина так навряд ли поступит.

Юра засмеялся.

– Одна моя знакомая убеждена, что внутри каждого зрелого самца живет идиот-третьеклассник. Вопрос лишь в том, при каких обстоятельствах он активируется. Ее муж лет эдак сорока конкретно запретил сыну-восьмикласснику кататься на скейте по лестницам. Мальчишка не послушался, упал, сломал руку и вышел из больницы с гипсом. Папаша его отвел туда, где товарищи неудачника катаются, взял у кого-то доску и давай фортеля выкидывать. И по ступеням промчался, и по поручням, и еще черт-те что проделал, потом сыну сказал:

– Видал, как надо? Учись у лучших!

Вот что взрослого дядю на этот поступок толкнуло? В нем проснулся мальчишка-кретин.

Глава двадцать девятая

Степан встал и начал ходить по столовой.

– Почему Андрей решил помочь брату? Убийце, который лишь по случайности избежал расстрела и пожизненного заключения? Пустил преступника в свою семью? Купил ему квартиру в том же доме, где живет сам? Приобрел клинику? По какой причине младший Калинин не сомневался, что старший больше никого пальцем не тронет? Андрей не рассказал Минни правды, а сообщил ей историю про гомеопатию?

Юра, который только что азартно печатал что-то на своем ноутбуке, оторвался от увлекательного занятия.

– Яд двузуба в наших краях экзотическая редкость даже сейчас. Я копался в сети и нашел армию продавцов всякой отравы. Двузуба ни у кого не было. Кирилл считался учеником…

Речь эксперта прервал звонок в дверь. Я встала.

– Пойду посмотрю, кто там. Мы никого не ждем.

– Я пригласил кое-кого, – сказал Степан, – из-за этого человека мы собрались здесь, а не в офисе.

– Кого он позвал? – удивился Миша, когда Дмитриев вышел. – Вилка, ты в курсе?

– Понятия не имею, – ответила я и повернулась к Юре.

Тот развел руками.

– Не смотри на меня, сам теряюсь в догадках.

В столовую вернулся Степан, за ним вошел стройный мужчина.

– Кирилл! – подпрыгнула я.

– Я позвал господина Калинина, чтобы в приватной обстановке задать ему несколько вопросов, – заявил Степан.

– А я согласился, – сказал старший брат Андрея.

Я вспомнила о роли хозяйки дома.

– Чай, кофе?

– С удовольствием выпью эспрессо, – согласился новый участник беседы.

– Мне, пожалуйста, капучино, – попросил Юра.

– Чайку охота, со сгущенкой, – вздохнул Миша.

– Ты наливаешь ее в заварку, – скривился эксперт, – пакостно небось получается.

– На вкус и цвет товарищей нет, – заявила я, направляясь к чайнику и кофемашине. – Чашки вам маленькие, интеллигентные или как?

– Мне такую, чтобы туда полбанки сгущенки поместилось, – уточнил наш охотник в интернете.

– Наполни ему литровую бадью, – посоветовал Степан. – Где моя любимая кружка?

Кирилл молча наблюдал за нами, на его лице не было ни тени беспокойства.

В разгар обсуждения, кому из чего пить чай-кофе, мой муж повернулся к Кириллу и спросил:

– Андрей сразу стал вам посылки на зону отправлять? Или через какое-то время?

Калинин отреагировал спокойно.

– Он приехал на свидание неожиданно для меня. Я давно смирился с потерей свободы, даже нашел преимущества в своем новом положении. Ни о чем не надо заботиться. Еда, одежда – об этом думать нет необходимости. Работой я обеспечен, меня, учитывая образование, отдали в помощники Петру Петровичу, местному фельдшеру. Тот был еще тот специалист, путал аспирин с аскорбинкой. Лекарств никаких не было. В аптечке только анальгин. Дядя Петя, так его все звали, ломал таблетки пополам, раскладывал в разные банки, давал из одной склянки зэку, который пришел с жалобами, и объяснял:

– Это тебе от больного живота.

Потом доставал часть пилюли из другой банки.

– Держи, отличное средство от воспаления уха.

И ведь помогало. Беда случилась, когда жена начальника колонии раньше срока рожать начала. Меня посреди ночи разбудили, ничего не объяснили, в «газик» посадили, в поселок привезли, в дом завели, а там ждет Иван Ильич, перепуганный насмерть.

– Калинин, ты же врач с дипломом, помоги. Я собирался в понедельник жену в город к теще отправить. Не хотел, чтобы в нашем захолустье рожала. Как успеть ее до больницы доставить? Осень, дождь льет, бездорожье. А моя Любовь Сергеевна сегодня собралась от бремени разрешиться.

И куда мне было деваться? Не собирался я становиться акушером-гинекологом, за плечами только два месяца практики в роддоме. Я напрягся, вспомнил и помог бабе. Она жива, а младенец не кричит. Делать-то что? Только руки при себе, ничего больше нет. И тут вспомнил я книгу Михаила Булгакова «Записки юного врача» Он оказался в той же ситуации, что и я. Но рядом была повитуха, та реанимировала младенца самым простым способом. Мне терять было нечего, уже сижу свой срок. Велел принести два таза с ледяной и горячей водой и давай новорожденного из одного в другой быстро перекидывать. Ребенок как закричит!

Кирилл улыбнулся.

– С той поры я стал любимцем начальника, Петра Петровича задвинули, меня сделали врачом. И пустили в библиотеку, где хранились старые книги, еще дореволюционные. Обед, ужин приносили от Ивана Ильича. Вся зона знала, что Калинин его младенца спас. А через пару километров была женская зона. И меня туда стали звать! Через пару лет я крутым акушером, гинекологом и венерологом стал, инструмент мне купили. И травами лечил. За воротами лес, поле, там все растет. Собирал, сушил, заваривал. Не только зэков, охранников, членов их семей, но и местных деревенских на ноги ставил. Аппендицит почти в полевых условиях удалял, флегмону вскрывал. Многостаночником стал.