Рваные валенки мадам Помпадур

– Думаю, – ответила я, – тут возможны варианты.

– И какие? – хмуро спросила Люба. – Я следующая. Жить мне осталось совсем мало. Понимаешь, почему я не стану сдавать костный мозг для Надюши?

– Не очень, – буркнула я.

Доброва села на стул.

– Ты дура, да? Если у меня «желудочная волчица», то Надя умрет, заразившись неведомой болячкой.

– А если у тебя ничего нет? – парировала я.

– Скоро узнаем, – мрачно заявила Люба, – ни Володе, ни мне, ни Алексею Николаевичу старик не сообщил точной даты ухода. Каминскому и Бутрову назвал месяц, а мне лишь объявил время года: осень. Сейчас конец сентября, впереди октябрь и ноябрь.

Я откашлялась:

– Послушай. Вполне вероятно, что Майя, Галина и Владимир действительно умерли от прободения язвы.

– Все трое? – с иронией перебила меня Доброва.

Я начала спорить:

– Между кончиной жены профессора и его дипломницы прошло много времени. Раньше врачи считали, что язва желудка является результатом неправильного питания. Ну, ел человек целыми днями соленое, острое, копченое, пил газированные напитки, не завтракал, перегружал желудок на ночь и получил эрозию слизистой. Но теперь известно: в возникновении язвы виновата бактерия «хелиобактер»[7 - Татьяна не совсем права. Да, часто язву вызывает Helicobacter pylori, но бывает и вариант болезни от неправильного питания, нервного срыва или избыточного приема разных лекарств.]. Доктора говорят, что язва – семейная болезнь. Если ее диагностируют у жены, то с большой долей вероятности бактерия попала и в организм мужа. Общий быт способствует распространению заразы.

– Почему тогда не больны все поголовно? – фыркнула Люба.

– А по какой причине в эпидемию гриппа не все становятся жертвой инфекции? – парировала я. – У людей разный иммунитет. Ты проверялась на язву?

– Угу, – после короткого молчания ответила Люба.

– И каков результат? – не успокаивалась я.

– Вроде пока здорова, – без особой радости ответила Доброва.

– Вот видишь! – воскликнула я. – Ни малейшей опасности для Нади нет! Прямо завтра беги в лабораторию.

– Нет, – отрезала Люба, – у всех нас какая-то «желудочная волчица», врачи ошибочно приняли ее за язву, она очень на нее похожа, вот только не лечится.

– Черт возьми, – выпалила я, – просто мракобесие какое-то. Ты ставишь под угрозу жизнь ребенка. У твоей дочери онкология, вот она реально опасна.

– Наде вводят новое лекарство, – возразила Доброва. – Пересадка костного мозга ей не понадобится.

– А если не поможет? – закричала я. – Как ты потом будешь жить, зная, что могла спасти дочь, но не захотела?

У Любы затряслась голова.

– Вдруг я еще и не подойду как донор, – прошептала она.

– Маловероятно, – возразила я. – Медицина утверждает, что один из родителей – идеальный поставщик костного мозга, чаще мать, реже отец.

Доброва взяла чашку с кофе, отхлебнула, закашлялась, потом сказала:

– Когда я сдавала анализ на совместимость с Сережей, со мной лежала Нина Репьева. Так вот, ни она, ни ее муж не подошли как доноры своей дочке Ларисе. Врачи посоветовали Нине родить еще ребенка, малыш мог стать донором. Фокус состоял в том, что Нина на тот момент была разведена с супругом. Юрий успел жениться, он хорошо относился к Ларе, был согласен отдать ей свой костный мозг, но зачинать с бывшей женой ребенка наотрез отказался.

Я не поняла проблему.

– Нине следовало найти другого мужчину. В конце концов, можно обратиться в банк спермы.

Доброва внимательно посмотрела на меня.

– Странно слышать от тебя такое заявление. Неужели, пока ты лечила свою девочку, ни разу не видела подобного? Чтобы второй ребенок стал идеальным поставщиком костного мозга для первого, он должен быть произведен на свет теми же родителями. Репьева в ногах у второй жены мужа валялась, а та твердила:

– Нет! Если Юрка приблизится к бывшей ближе чем на метр, я разведусь с ним.

В результате донора Ларисе не нашли, и она умерла.

Я поежилась.

– Ужасная история. Но к чему ты мне ее рассказала?

– К тому, что иногда оба родителя не подходят, – выдохнула Люба.

– Но ты подошла для Сережи, следовательно, можешь спасти Надюшу! – воскликнула я.

– Сережа умер, – напомнила Доброва. – Если Господь захочет, он заберет ребенка. Как ни борись, что ни делай, а с божьей волей не поспоришь.

Я решила не идти на попятный:

– Нельзя же быть уверенной до анализа. Просто сдай кровь.

– Нет, – процедила Люба, – нет!

Разговор пошел по второму кругу, я снова спросила:

– Почему?

– У меня «желудочная волчица», – объявила Доброва, – она непременно убьет дочку.

– А если я сумею доказать, что ты здорова и никакой чертовой «волчицы» в природе не существует? – спросила я. – Тогда отправишься на анализ?

– Конечно, – быстро ответила Люба.

Я перевела дух. В конце темного тоннеля забрезжил тонкий луч света. Дело за малым: смотаться в деревню, где живет отвратительный дед, и заставить его сказать Добровой: «Я все выдумал».

– Дай мне адрес села, где производились раскопки, – велела я, – и назови фамилию того, кто работал жрецом дельфийского оракула[8 - Дельфийский оракул – место прорицаний при храме Аполлона в Дельфах. Согласно греческой мифологии, был основан самим Аполлоном на месте его победы над чудовищным змеем Пифоном. Дельфийский оракул, которым заведовала жрица (пифия), был одним из главных в эллинском мире.].

– Зачем? – насторожилась Доброва.

– Завтра с утра я помчусь туда и вернусь вместе с предсказателем, который объяснит, что просто решил попугать археологов, – пообещала я. – Вероятно, вы раскинули лагерь на том месте, где он всю жизнь грибы собирает, вот и решил прогнать ученых.