Однажды в Мидлшире

* * *

– Вы позволите составить вам компанию, сэр? – спросил дворецкий.

– Благодарю вас за беспокойство, Стеттон, но не стоит тратить на меня свой законный выходной. Я не собираюсь заходить далеко. Да и что со мной может случиться?

– Вы можете упасть, сэр.

Старый лорд улыбнулся:

– Но могу и не упасть.

Дворецкий подавил вздох. Он служил у лорда всю свою жизнь, и, хотя они оба сохраняли видимую субординацию, их отношения давно переросли в крепкую дружбу, которая редко бывает даже между отцом и сыном.

– Возьмите с собой хотя бы Грету.

Старая гончая, единственная оставшаяся из когда-то огромной охотничьей своры, подняла голову и тявкнула.

Лорд Диглби вышел из замка.

Джо выбежал из домика.

Оба они, не сговариваясь, направились именно туда, куда им было нельзя.

Что делать в лесу в начале зимы, когда листья уже облетели, воздух пахнет прелой травой, но холод и снег еще не заглянули сюда, чтобы прикрыть неблаговидную слякоть? Что делать в лесу, когда птицы уже улетели на юг и вместо их кружевных голосов только шорох ветра и стылая, хрустальная тишина?

Он не пойдет далеко. Он только послушает. Только подышит. Только посмотрит на яркие ягоды брусники, которые еще не успели осыпаться и скрыться под листьями. Побудет на самом краешке, потому что это так страшно и так прекрасно – нарушать запрет и делать то, что хочется.

Джо с замиранием сердца шагнул между деревьев. Потом еще раз. И еще. А потом, переполненный радостью, высоко подпрыгнул и побежал. Коснулся шершавой, в морщинах, дубовой коры, подпрыгнул еще выше, чтобы сорвать желудь, да не этот, а вот тот, который сложнее, дотянулся, оступился, упал на спину и засмеялся.

Где-то залаяла собака. Джо приподнялся на локте и оглянулся на звук. Все в порядке, совсем близко были люди, а вон то дерево, от которого начинается тропинка. Он не заблудился.

Мальчик снова лег, нагреб полные пригоршни листьев и подбросил их в воздух. Тяжелые, набрякшие, они без всякого изящества падали на его оранжевую куртку, на землю, на лицо. Джо жмурился, смеялся и бросал снова и снова. В городе не было ничего такого. В городе был только маленький парк, и листья в нем сгребал и сжигал толстый дворник. А здесь…

– Эй, привет! Привет!

Голос шел из-за деревьев. Джо вздрогнул, сел и вгляделся.

– Привет!

Голос был мальчишеский. Неужели здесь есть кто-то еще? Еще один мальчик его возраста? Вот так везение!

– Привет! – крикнул Джо.

Голос засмеялся. Ну точно, мальчишка!

– Ты где? – спросил Джо.

– Я здесь! Здесь!

Джо завертел головой. Впереди за деревьями ему почудилось какое-то движение. Он вскочил на ноги.

– Иди сюда! Давай поиграем!

– Давай! – откликнулся голос. – Иди сюда!

Джо побежал. Но у дерева никого не оказалось.

– Эй! Ты где?

– Я здесь! Здесь! Вот, смотри!

Впереди из-за толстого шишковатого ствола вынырнула и исчезла голова в зеленой шапке.

– Ну так иди сюда! – сказал Джо.

– Иди сюда, – передразнил мальчишка и снова рассмеялся. – Иди сюда!

Джо оглянулся и приметил знакомые деревца. Вот его дуб, вот то, раздвоенное, у тропинки. Все в порядке.

– Ну, ладно, – сказал он и побежал дальше.

Лорд Диглби и Грета медленно шли по полю. Напитанная дождем земля мягко пружинила под ногами лорда и холодила подушечки на собачьих лапах. Поникшая трава была скользкой, и Стеттон счел бы ее слишком опасной для прогулки в одиночку, но эта земля принадлежала семье Диглби веками и помнила, кто ее хозяин. Она не позволила бы старику поскользнуться.

Старая Грета то забегала чуть вперед, то снова жалась к коленям. Она тоже многое помнила. Воспоминания в ее длинной узкой голове сохранялись в виде запахов, звуков и желаний, и сейчас она то и дело принюхивалась, застывала в стойке и порывалась бежать, сама не зная, куда и зачем. Человек должен был знать, человек должен был отдать команду, и псица преданно заглядывала в его лицо в ожидании. Но человек молчал. Он был рядом с ней и в то же время далеко-далеко. Он тоже катался на машине времени, но в его памяти у запахов и звуков были имена.

Лорд Диглби вспоминал свою первую охоту на лис. Конные охотники в красных и черных рединготах, свора легких, как ветер, собак, и его отец с сигарой в зубах и кнутом в руке. Вот девушка подносит ему кубок на счастье, и он выпивает его залпом и со стуком возвращает на поднос. Трубит рог. И вот они все, прекрасные в своем азарте и жуткие в своей цели, срываются с места и скачут, скачут через поле в лес…

Он тогда не смог убить лису, хотя эту честь оставили для него, пятнадцатилетнего мальчишки. Он смотрел на искусанное, обезумевшее от ужаса и ярости животное и просто не мог. Будущий лорд видел, как скривился егерь, который перед этим выхватил лису у разгоряченных собак, видел, как мать делала ободряющие жесты, и когда на плечо легла тяжелая рука отца, был готов расплакаться от собственной трусости и беспомощности. Отец набрал полную грудь воздуха, и мальчик зажмурился.

– Джеймс Диглби помиловал лисицу! – проревел отец. – Ура милосердному Диглби!

– Ура! – отозвались полсотни глоток.

Кто-то хлопнул его по спине. Собак убрали, и лисица смогла уйти. Джеймс смотрел, как она, подволакивая лапу, исчезает в кустах, и испытывал небывалое облегчение и радость пополам с чувством вины. Позже, уже во время войны, когда он многократно докажет свою храбрость себе и окружающим, он снова испытает это чувство. Когда подбитый им вражеский самолет утонет в облаках за секунду до того, как выстрелит в ответ…

Грета залаяла, и лорд Диглби вынырнул из воспоминаний. Неужели лисица? Гончая насторожила уши, принюхалась, но вместо того чтобы рвануть за добычей, вдруг развернулась к лорду Диглби и уперлась лапами ему в колени. Лорд покачнулся.

– Грета, Грета, осторожнее!

Но собака уже снова встала на все лапы и теперь лаяла, повизгивая и требуя идти за ней.

– Ну что там? Ну, беги, беги! Я не могу, ты же видишь.

Лорд махнул ей рукой, и Грета сорвалась с места. Но у кромки леса вдруг развернулась и понеслась обратно. Она обежала лорда вокруг, схватила за край куртки и потянула за собой. Лорд снова чуть не упал.

– Ладно, иду, иду. Только не беги так, шальная…

Грета тявкнула и потрусила вперед. Лорд поплелся следом. Все-таки ему было восемьдесят восемь.