Борс: Несбывшаяся жизнь

– Хорошо, Людмила Петровна, спасибо! – ответила ей Александра и постаралась скорее войти в квартиру, где уже орали две голодных пушистых морды.

При них можно не скрывать ни слёзы, ни унылое выражение лица. Им не нужно рассказывать, почему у неё плохое настроение, а потом в ответ улыбаться на: «Ну ты не грусти! Я в твои годы… Да мы через голод прошли… А вон другие люди как живут, и ничего… А у тебя всё будет ещё, ты молодая…».

Куда молодая? В тридцать-то? Ну да, выглядишь сейчас не так, как сто лет назад, когда в этом возрасте уже бабками были, но в тридцать лет уже начинаешь понимать, что завтра лучше не станет. Что ты, как ни стараешься, обречена на всю жизнь остаться собой… Неудачницей!

Саша швырнула шарф на пол и со всей силы топнула по нему грязным кроссовком. Коты перепуганно прыснули в комнату, а девушка резко охнула, нагнулась, подняв шерстяной комок, села на корточки и прижала его к груди:

– Прости, бабушка! – всхлипнула она и расплакалась. – Я не хотела. Я просто не могу так больше! Не могу!

Бабушка Марина была строгой женщиной. Старой закалки, как говорили про неё, но внучку любила, пусть и на свой лад. Её не стало десять лет назад. И когда Саша уезжала из родного Саратова, она забрала с собой последнее, что бабушка успела для неё связать. Теперь ей иногда казалось, что бабушка рядом, так тепло становилось от колючей шерсти.

Но сегодня Саша вспоминала, сколько раз она приносила свои детские рассказики и стишки показать старшим, и сколько раз в ответ получала: «Молодец, теперь иди уберись в комнате», или «Молодец, а теперь уроки делать иди, а то время на всякую ерунду тратишь».

И вроде бы хвалили номинально, но ощущение, что делаешь что-то постыдное, не уходило. Так Саша и бросила писать.

Но иногда, уже будучи взрослой, когда она в очередной раз читала или видела интервью любимой писательницы, она думала: «Ну почему я-то не смогла? Я бы могла не хуже, ну правда! У меня столько идей! Почему я не такая же?». И коты недовольно спрыгивали с трясущейся под рыдающей хозяйкой кровати.

«Счастливый шанс» – было написано на салфетке. Насколько же попсовое название? Ведь можно было назвать бар как угодно! А они выбрали такой примитивный штамп.

Александра развернула салфетку, недовольно поморщившись, когда увидела, что и без того уродливый леденец, подтаял, и бумага прилипла к рыбьему боку. Но ведь домашний, так что ему не обязательно быть ровным и красивым.

«На, девочка, скушай конфетку, – прозвучал в её голове голос странного мистера в килте, – девочкам нужно кушать конфетки, без них они становятся грустными взрослыми тётками!».

Девушка глянула в зеркало напротив, на свои мешки под глазами, на отросшие русые корни, на бледные впалые щёки и облупившиеся губы и раззявила страшную, плачущую улыбку. Такая же жалкая, как эта рыбка. Вместе они будут прекрасным тандемом.

И, будто пачку снотворного, она не глядя забросила леденец в рот вместе с кусками салфетки, расхрустела зубами и проглотила, обдирая горло ещё не обтаявшими по краям осколками.

***

Вы помните аромат блинов? Когда утром, ещё даже не открыв глаза, чувствуешь, как с кухни раздаётся приглушённый голос старенького телевизора, шкворчание и тот самый волшебный запах, из-за которого хочется встать, прошлёпать босыми пятками по линолеуму и забежать в тёплые объятья бабушки.

Саша проснулась, чувствуя непривычную гибкость, бодрость во всём теле. Выспалась! Наконец-то! И почему «наконец-то»? Сегодня же суббота! Впереди два выходных, а через неделю – лето. Целое лето! Почти жизнь!

Она спустила ноги на пол, нащупала тапочки и отправилась в ванную.

Новая зелёненькая зубная щётка с дракошей уже ждала её на углу раковины. Саша взяла её, намочила, сунула в рот и поднялась на цыпочки, чтобы увидеть светло-русую взлохмаченную голову в отражении зеркала. Зубная паста была вкусная, импортная, с разноцветными полосками по бокам.

В окно на кухне заглядывали ветки яблони, глупая пчела заметалась над плитой и испуганно впечаталась в кружевную занавеску.

– Сашенька! Проснулась? – спросила бабушка. – Блинчики почти готовы, давай, принеси варенье, и будем кушать, да?

– Вишнёвое? – с восторгом спросила девочка.

– Вишнёвое, – с улыбкой ответила бабушка.

Саша, промокнув лицо розовым полотенчиком, широко улыбнулась и побежала в погреб искать то самое, которое уже можно! Бабушка разрешила!

Стопка блинов стояла посреди стола, накрытого узорной клеёнчатой скатертью. Бабушка улыбалась, кошка тёрлась о ноги, выпрашивая кусочек, а за окном задорно лаял соседский пёс.

– Ну что, наелась? – спросила бабушка, когда внучка с трудом проглотила последний блинчик.

– Ага! – устало ответила она. – Ба, я такая большая! Смотри! Смотри, какое у меня пузо!

Бабушка рассмеялась и погладила её по голове:

– Ну что, сегодня на речку? Уроки ты сделала?

– Сделала.

– А чего сидела до ночи? – Саша замялась и потупилась. – Что, опять книгу свою писала?

– Ага…

– А дашь почитать? – вдруг спросила бабушка.

Девочка удивлённо подняла на неё глаза, но не увидела смеха.

– Ну раз уж ты у нас писательница, должна же я знать, чего ты там пишешь, да? – улыбка на бабушкином лице была тёплой и красивой, как та самая банка вишнёвого варенья, о которой Саша мечтала с зимы.

– Я сейчас принесу! – с радостью сказала она и сорвалась с места за своей тетрадкой, на которой была самая лучшая наклейка, которую она выменяла за дюжину своих.

– Я жду! – раздался голос с кухни. – А потом сходим в библиотеку, у меня знакомая есть, посидишь, послушаешь, раз уж такое дело…

– Раз уж такое дело, – сказала мама по телефону, – ладно, поступай! Ну что мы сделаем-то? Если сердце так решило, то иди на филологический, а мы уж как-нибудь поможем. Это всё-таки твоя жизнь, ты и решай, Сашенька.

Девушка вздрогнула, не решаясь сказать что-то ещё.

– Ты там покушала?

– Да, мам, – голос дрогнул, но Саша сделала вид, что это помехи, мобильник-то старый.

– Ну хорошо, доченька. Давай, береги себя. Как результаты будут – сразу звони! Точно не приезжать?

– Нет, мам, – голос всё же опять явно дрогнул, – я сама… Мам!

– Что, доченька?

– Мамочка, спасибо…

– Да за что, доченька? Мы же – одна семья…

– Одна семья, Саш, – проговорил Валера, держа в руках дрожащую ладошку, – и никак иначе! Пиши, а я буду работать. Я же тебя такую и полюбил! За твои истории! Ну не плачь, не плачь, Сашка. Ну ответят в следующий раз. Роулинг вон вообще во всех издательствах Великобритании отказали, а ты гляди ж, что получилось!

Девушка всхлипнула и вытерла распухшие глаза, а Валера продолжил:

– Знаешь, я тебя когда только увидел в аудитории первый раз, сразу понял, что ради тебя буду хоть на трёх работах пахать! Сашка! Са-а-а-ашка. Саш, выйдешь за меня?

– Господи, Валера! – Александра закрыла лицо руками, не веря собственному счастью. – Ну почему ты такой хороший? А? Мне иногда кажется, что это всё не моё, что я не заслужила…