Фан-клуб Посейдона

– А дальше я досушила волосы, развесила мокрый купальник на просушку и отправилась назад к вам. Когда уже возвращалась, то с удивлением увидела, что мой надувной единорог посередине реки плавает, а возле него мечется какая-то тень.

– Наверное, это были мы с Бароном, – предположил Саша.

– Не уверена. Мне кажется, что вы еще на берегу были.

– Тогда что за тень? Большая? Маленькая?

– Средняя.

– Вероятно, ты видела тень от самого единорога, – сказал Дима. – Его голова торчала над водой.

Все согласились, и даже Саша не стал возражать. Хотя был уверен, что в тот момент никакого солнца уже не было и в помине, а значит, голова единорога отбрасывать тень на воду или куда-то еще никак не могла. Был некто или нечто, что спряталось под водой и ударило Олю током в ногу. Но озвучивать свои выводы вслух он пока что поостерегся, для этого еще было не время.

А Вера закончила рассказ:

– Потом я стала спускаться, и, когда оказалась на берегу, то все уже прыгали возле Оли.

– И кого ты видела? – спросил Саша.

– Всех вас!

Получалось, что никто не видел, как Оля отплыла от берега. И что стало тому причиной, тоже никто не видел. Так и осталось загадкой, сама ли она это сделала или ей кто-то помог. И была она при этом в сознании или уже нет, также сказать никто из них не мог.

– Мне кажется, что кто-то решил над Олей подшутить. Подкрался, хотел ее напугать, но не рассчитал силы удара. Она потеряла сознание, шутник испугался. И чтобы скрыть свою проделку, посадил Олю в единорога и отправил ее в плавание по реке.

– Ничего себе шуточки у человека!

– А если бы Оля вывалилась в воду и утонула? Она же была без сознания!

– По крайней мере, это объясняет появление у нее на ноге красных ссадин. Когда этот тип волок ее по пляжу к воде, то держал под мышками, а ноги волочились по земле и острые камни поцарапали кожу.

Саша промолчал, хотя его в этой версии очень многое не устраивало. И в первую очередь он бы мог поклясться в том, что красные пятна на ноге у Оли могли оказаться чем угодно, но только не ссадинами от камней и песка.

– А что с шортами? – спохватился он. – Мужики, чьи они?

Оказалось, что шорты никто не торопится признать своими. А между тем это были мужские шорты или купальные трусы ярко-красного цвета в тонкую белую полоску. И они были мокрыми. Случись за последние дни дождь, можно было бы обвинить его в этом. Балкон, на котором лежали трусы, был открыт для доступа всех стихий. Но в том-то и дело, что дождя не было в их местности уже целую неделю.

– Может, рабочие оставили, – предположил Дима. – Они второй этаж приходили красить. Но ни у кого из них я что-то таких приметных трусов не видел. И вообще, трусы-то насквозь мокрые! Хоть выжимай.

– Душ в них принимали.

– Маляры приходили три дня назад, за это время трусы бы по-любому уже высохли.

Диму появление в его доме незнакомых мокрых мужских купальных трусов по понятным причинам очень раззадорило. Он во что бы то ни стало хотел докопаться до правды. Но сколько бы он ни расспрашивал, никто ему так и не признался, что сам является хозяином трусов или хотя бы знает их владельца.

Саша и сам снизошел до того, что внимательно осмотрел трусы. Что он мог сказать? Трусы были недешевыми, вряд ли такие по карману рабочим. И размером они были три икс эль, то есть владелец должен был быть очень крупным и рослым мужчиной. Но в их компании таким мог считаться разве что один Дима. Егор был высокий, но тощий. А Денис, Саша и Стас – все среднего роста. Оставался еще Степа, но тот был настолько тучен, что на него и три икса вряд ли налезли бы.

И была в этих купальных трусах еще одна странность. На правой штанине отсутствовал маленький кусочек ткани. И Саша был уверен, что эта дырка будет совпадать с тем обрывком красной материи, найденной Бароном на берегу реки.

До ужина все решили немного передохнуть. Саша прилег и неожиданно быстро забылся. Стас где-то гулял. Рядом с Сашей устроился лишь его верный Барон, который был и сам не дурак лишний часочек подрыхнуть в тишине и покое. Только они с Бароном задремали, как вдруг раздался громкий звук. Казалось, что там что-то упало. Вслед за этим раздался голос Димы.

– Осторожней! – произнес он раздраженно. – Экая ты раззява!

– Вот этого не надо, Димочка! Что мне нужно, я очень хорошо подмечаю и держу крепенько.

Второй голос принадлежал Верочке, и звучал он ехидненько и с подковыркой.

– Ты бери да помалкивай.

Какое-то время было тихо, потом Верочка произнесла:

– Этого мало.

– Как мало? – взвился Дима. – Ты офонарела?!

– И не разговаривай со мной таким тоном. Что это за выражения такие? Офонарела? Фи!

– Я тебе и так кучу денег отвалил в этом месяце. Муженька твоего на работу пристроил. Дом вам нашел.

– Дом он нам нашел! А ничего, что Егор в этом доме простым сторожем работает?

– Дом и работа, два в одном. Разве мало? Твоего Егора и в сторожа с его послужным списком не хотели брать. И денег ты с меня гребешь столько, что сторожу и за год не заработать.

– Но этого мало.

– Чего ты от меня еще хочешь?

– Я скажу. Ты подойди поближе, я тебе все скажу.

Видимо, Дима выполнил просьбу Верочки, подошел к ней ближе, потому что дальнейший их разговор Саша уже не услышал. Как ни напрягал он слух, ничего подслушать ему не удалось. Может, оно и к лучшему, погружаясь в сонную дрему, думал он. Ну, какое ему дело до странных взаимоотношений в чужой ему семье? И все-таки странно, какой командирский тон взяла Верочка, разговаривая с Димой. А тот и не думает поставить на место зарвавшуюся нахалку. Такое впечатление, что Верочка знает про Диму что-то такое, что позволяет ей подобным образом вести себя с ним.

Думая об этом, Саша и уснул. Спал он крепко и без всяких сновидений. Лишь под конец был ему то ли сон, то ли полуявь. Увидел он Диму в тех самых красных трусах с полосками, которые нашлись сегодня на балконе дома. И будто бы трусы эти были битком набиты золотым песком, драгоценными камнями, монетами и прочими приятными и ценными вещицами. И разгуливал Дима в этих самых трусах, рассыпая перед своими друзьями и родственниками банкноты с монетами, а ничего другого, кроме трусов, на нем и не было. Даже каких-нибудь завалящих тапочек и тех не было.

Так они проспали до заката и проснулись лишь от шума, который подняли доставщики заказанной в ресторане еды. Оказывается, Дима решил, что хватит ему изгаляться у жаровни и проявлять чудеса кулинарии, нужно сделать то, что у него получается лучше всего, заплатить и предоставить выполнять всю работу профессионалам своего дела.

Благодаря этому решению гости были избавлены как от наполовину сырого, так и от наполовину сгоревшего угощения. И честное слово, все были этому только рады. Никому даже в голову не пришло намекнуть, что приготовленное своими руками может быть лучше покупного. Никто и не подумал заикнуться о том, что выставлять на стол покупное – значит проявить неуважение к своим гостям, будто бы ты уже и пальцем о палец для их удовольствия пошевелить не хочешь. Всем было ясно, что Дима и так сделал больше, чем следовало бы. Испытывать его дальше в его же собственный праздник было бы просто нечестно.

Поэтому все дружно проявили радость при виде выставленного угощения.

– О! Суши с красной рыбой и роллы с крабом! Мои любимые!

– Пицца – четыре сыра! Обожаю!

– Морские гребешки в кляре! Изысканно!

И гости радостно накинулись на привезенную из ресторана снедь. Водка, вино, шампанское и виски лилось в фужеры, бокалы и рюмки, а из них уже в желудки гостей. И закуска залетала туда на ура. Никто не хотел в этом признаваться, но обеда всем показалось как-то мало. Кулинарные изыски Димы всех оставили глубоко разочарованными. Да и то сказать, если выкинуть все сырое или подгоревшее из приготовленного им, то на тарелках у всех оставалось и впрямь совсем негусто. А длинная прогулка на свежем и прохладном воздухе еще больше подогрела аппетит у всех.

Новым меню был недоволен разве что один лишь Барон. Ему теперь не перепадало со стола ни единого, даже самого крохотного, кусочка. Все, включая корочки от пиццы, подъедали эти жадные люди, которых он по недоразумению считал своими друзьями. А ведь Барон был бы совсем не против еще немножко подкрепиться. Да, обед был у него сытным, но он был страшно далеко. И сколь много ни съешь за один раз, все равно, это только один раз.