Малайзия изнутри. Как на самом деле живут в стране вечного лета, дурианов и райских пляжей?

Живущие здесь китайцы и индийцы – граждане Малайзии как минимум в четвертом поколении. Однако, несмотря на столь длительное пребывание в стране, сохраняют и собственный язык, и традиции. Все национальности гармонично соседствуют друг с другом, не особо тесно при этом переплетаясь. Есть здесь и фьюжн, сотканный из элементов малайской, китайской и индийской культур. Особенно ярко это отражается в местной кухне и сленге.

Религия

Малайзия – многоконфессиональная страна. Официальная религия – ислам. Его исповедуют все этнические малайцы и семьи, где хотя бы один из родителей малаец. Всего 60 % процентов населения исповедует ислам, 19 % – буддизм, 13 % – христианство, 6 % – индуизм. Распространены также конфуцианство, даосизм, сикхизм и, в некоторых регионах, анимизм.

Прений на религиозной почве в Малайзии практически не бывает. Если и случаются разногласия, то они скорее могут касаться национальных вопросов. Здесь принято почтительное отношение к любой религии, и споры на религиозные темы считаются дурным тоном.

Существование нескольких религий в таком близком соседстве привело к высокому уровню терпимости. К примеру, малайцев-мусульман не оскорбляет вид туристов, заказывающих обед в кафе во время поста в месяц Рамадан или пьющих вино за одним с ними столом. Индуисты спокойно относятся к тому, что вы рядом с ними едите говядину. Вопросы о том, можно ли носить в мусульманской Малайзии мини-юбку, вызывают у местных жителей улыбку. Основной принцип здесь – каждый ведет себя так, как предписывает его религия или жизненный принцип, никому ничего не навязывая.

Язык общения

Государственный язык Малайзии – малайский. Это язык австронезийской семьи малайско-полинезийской ветви. В малайском сегодня используется латинский алфавит, в XIX веке заменивший арабскую письменность джави. Латинский алфавит наряду с огромным количеством заимствований из английского и португальского значительно облегчает жизнь в Малайзии не владеющему малайским языком иностранцу. Заимствованные слова легко узнаваемы. Их просто пишут по-новому согласно правилам чтения малайского. Английский автобус bus в малайском превращается в bas. Из taxi получается teksi.

По-английски худо-бедно говорят все. А если речь идет о жителях столицы и крупных городов, то им владеют свободно. Это язык бизнеса, и для многих он является еще и основным языком общения в семье.

Кроме английского и малайского китайцы и индийцы говорят еще и на родном. Это может быть один из диалектов китайского, тамильский, хинди или малаялам.

Яркий пример фьюжен – это малайзийский английский, любовно называемый манглиш. Он носит следы влияния всех остальных языков, на которых говорят в стране. Сленговые слова и выражения уходят корнями в малайский, китайский и тамильский. Попадаются английские архаизмы, давно вышедшие из употребления в современном английском. Следы колониального прошлого. Большинство малайзийцев не задумываясь переходят на манглиш в разговоре с соотечественниками и на правильный английский в разговоре с иностранцами.

Здесь принято почтительное отношение к любой религии, и споры на религиозные темы считаются дурным тоном.

Здесь вполне можно обойтись английским. Но использование хотя бы нескольких малайских слов и выражений завоюет вам мгновенное расположение местного населения. Хотя бы ради этого стоит кое-что запомнить и при случае воспользоваться:

Доброе утро! – СелАмат пАги

Добрый день! – СелАмат тенгахАри

Добрый вечер! – СелАмат пЭтанг

Спасибо! – ТэрИма кАси

Пожалуйста! (в ответ на «спасибо») – Сама-САма

Ударения в малайском языке нет. Все слоги произносятся одинаково. Однако если вам очень хочется в силу привычки куда-нибудь поставить ударение, то правильнее всего поставить его на предпоследний слог.

Знакомство

Двадцать лет назад двадцатилетняя влюбленная я шагнула из зала прилета международного аэропорта Куала-Лумпура в новую жизнь, которая тут же подхватила горячим дыханием тропиков, забилась в легкие влажным воздухом и оглушила вихрем красок и незнакомых звуков. Калейдоскоп лиц всех национальностей, яркость одежд, запахи, причудливые формы здания аэропорта ошеломили. Это было двухнедельное романтическое путешествие в гости к любимому человеку и моя первая «заграница».

Уже несколько минут спустя мы неслись на машине в сторону сверкающего огнями ночного Куала-Лумпура. Еще через полчаса вдалеке показались башни-близнецы Петронас. Я смотрела из окна на проносящийся мимо пестрый незнакомый город, на отражающиеся друг в друге высотные здания и даже не могла себе представить, что рядом сидит мой будущий муж, что у нас будут дети, болтающие на русском и английском, что я проеду эту страну вдоль и поперек, выучу ее язык, буду здороваться за руку с премьер-министром и напишу о Малайзии книгу.

Принц без белого коня

Первое знакомство с Малайзией состоялось несколькими годами ранее, задолго до того, как эта страна замаячила на горизонте в качестве будущего дома. Было это знакомство заочным. Если не считать малайских рассказов Сомерсета Моэма[3 - Сборник коротких рассказов Уильяма Сомерсета Моэма «Казуарина», действие которых происходит в колониальной Малайе 1920-х годов.], о Малайзии я тогда не знала ровным счетом ничего.

В 1999 году во время летних каникул после первого курса я нашла работу на лето при Национальном олимпийском комитете Узбекистана. В Ташкенте проходил сбор национальных олимпийских комитетов стран Азии и решался вопрос, в какой стране будут проводить Азиатские Игры 2006 года. Требовались переводчики.

Однажды на утреннем распределении заданий мне сказали, что следующие несколько дней я буду переводить для принца из Малайзии, который по совместительству еще и председатель олимпийского комитета Малайзии.

«Настоящего принца?» – изумилась я.

«Настоящего, – подтвердил шеф переводчиков, – со свитой».

Принц оказался филантропом, который в свободное от охоты на малайзийскую дичь время занимается развитием спорта в стране.

Для начала принца со свитой предстояло встретить в аэропорту ночью. Он летел из Куала-Лумпура, и само это название переливалось всеми экзотическими красками, которые я только могла себе представить. Мне вручили вырванный из блокнота листок с именем, которое состояло из девяти слов и начиналось словом «тунку».

«Это что, мне вот так к нему и обращаться?» – ужаснулась я.

Мне сказали, что принца можно кратко называть Его Высочеством. Через несколько лет я узнала, что в Малайзии тринадцать штатов и в девяти из них есть свой султан. Дети, жены, братья и сестры всех этих султанов считаются принцами и принцессами, а многочисленные родственники разнообразной дальности добавляют перед именем титул «тунку», что означает особу королевской крови. Сказать, что в Малайзии каждый пятый – особа королевской крови, конечно, будет преувеличением, но принцем здесь никого не удивить. Но это все я узнала намного позже.

В моем воображении, подпитанном русскими народными сказками и сериалами начала 90-х, малайзийский принц представлял собой собирательный образ королевича Елисея в поисках мертвой царевны[4 - «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» А. С. Пушкина.] и принца Али из «Возвращения в Эдем». И непременно был на белом коне. В слове «свита» мне мерещилось что-то восточно-таинственное с павлинами, шамаханскими царицами, веерами из страусиных перьев и говорящими попугаями.

Под принца выделили черный «Мерседес» – небывалая по тем временам в Ташкенте роскошь. Машина должна была заехать за мной около полуночи. Я думала о том, как мы все туда влезем – с принцем и его свитой. Водитель дядя Коля сказал, что, если понадобится, в аэропорт подгонят еще несколько машин.

Ночь предстояла бессонная, и я решила выспаться вечером. Помню, что уснула на диване перед телевизором, и мне снилось, как мы с водителем загоняем белого коня в кузов большого грузовика, а там уже сидит высокий стройный принц из Малайзии, знойно улыбается из-под чалмы белоснежной улыбкой и сверкает бриллиантовыми кольцами на тонких аристократических пальцах.

В полночь к нашей хрущевке в районе Чиланзар плавно подкатил черный «Мерседес» с тонированными стеклами. Тут все чуть не было испорчено. Моя мама, женщина строгая, узнав, что ее семнадцатилетний ребенок собрался ночью ехать на «Мерседесе» в аэропорт за принцем, сказала: «Только через мой труп!» и объявила, что поедет со мной. После яростных препирательств и торга сошлись на компромиссе, что мама спустится со мной к машине и переговорит с водителем. В слово «переговорит» включалось примерно следующее. Жестом Дона Корлеоне мама указала дяде Коле опустить стекло, записала его имя и номер паспорта, а затем, наставив на него указательный палец, бескомпромиссно выдала ему ряд ценных указаний о том, как меня следует охранять и как обо мне заботиться. Я не провалилась тогда сквозь землю только потому, что меня переполняло любопытство и предвкушение встречи с принцем.

Около двух ночи из ВИП-зала прилета вышел принц – невысокий, в меру упитанный человек с радушной улыбкой, в вельветовом пиджаке, джинсах и мягких замшевых туфлях. Без коня. На руке, сжимающей пластиковый стаканчик с кофе, сверкал один-единственный рубиновый перстень. Свита из троих малайцев самостоятельно катила за собой небольшие чемоданы на длинных ручках, жизнерадостно осматривала аэропорт и постоянно заливалась радостным смехом. Ни шамаханской царицы, ни павлинов. Назвать принца Его Высочеством у меня язык не повернулся. Сегодня это вспоминается с облегчением, так как особ королевской крови так в Малайзии никто не называет. Ограничиваются кратким «тунку». Это уместно и уважительно.

Следующие несколько дней свита и я были неразлучны. Большую часть времени мы проводили в дороге в машинах, где я сидела впереди, а три канарейки ютились сзади. Самым ярким впечатлением от малайцев осталось то, что они ни на секунду не умолкали, постоянно что-то щебетали на совершенно невообразимом языке и каждые несколько минут заходились добродушным смехом. Уезжая, они оставили свои адреса, телефоны и звали в гости в Малайзию. Сказали бы мне тогда, что через три года я перееду в эту страну и однажды даже заговорю на неведомом языке! Кто бы в это поверил?

Это любовь

Иногда мне кажется, что все важные и интересные события в моей жизни начинаются и заканчивается переводом. Переводом я зарабатывала на карманные расходы, еще когда была ученицей лингвистической школы гимназии № 178 в Ташкенте. Синхронный перевод сегодня – это любимая профессия, крыша над головой и – до пандемии – возможность очень много путешествовать. И именно на очередной переводческой работе в 2000 году я познакомилась с Николасом, будущим мужем.

Мы оба работали на «Кубке Президента», международном теннисном турнире в Узбекистане. До нашего знакомства Ник уже не раз подолгу бывал в Ташкенте по работе и даже немного говорил по-русски. А я, в то время студентка третьего курса, в очередной раз благодаря переводу нырнула в новый для меня мир – тенниса. И вот где-то между переводом на пресс-конференции и фотосессией с щедрым на автографы будущей первой ракеткой мира Маратом Сафиным на моем горизонте появился Ник. Появился и предложил проводить до дома в день, когда мы особенно поздно закончили работу после вечернего матча. Близилась полночь, мы шли пешком от остановки такси в кромешной тьме шестого квартала Чиланзара к моему дому. Стояла прохладная сентябрьская ночь, и на плечи мне был заботливо наброшен пиджак. Уж не знаю, что за парад планет произошел тогда над нашими головами. Но именно тогда началась наша долгая история.

Прошло полтора года. Я училась на последнем курсе университета и жонглировала еще кучей разных начинаний. Учила испанский и французский, работала в одной испанской компании, ходила на курсы сальсы к знакомому костариканцу и была по уши влюблена в Николаса. На дворе стоял апрель. Посреди всеобщего всплеска студенческой романтики мое счастье омрачилось тем, что запланированный рабочий приезд Ника в Ташкент был отменен, а получить частную визу в Узбекистан тогда было едва ли не сложнее, чем шенген. Мы не виделись уже несколько месяцев, и получалось, что лучшим выходом из ситуации была моя поездка в Малайзию. Николас манил романтикой песчаных пляжей в Андаманском море. Тем не менее «лучший выход» вполне ожидаемо вовсе не казался таким маме. И, однажды заикнувшись о возможности такой поездки, я приняла благоразумное решение больше этот разговор не заводить.

В один прекрасный день, страдая от разлуки, я плакалась в жилетку двум подругам-однокурсницам. И тогда одна из них воскликнула, что мне все-таки нужно самой слетать в Малайзию. На мои возражения было авторитетно заявлено, что маме о поездке знать не обязательно. А как все обставить, мы придумаем. И тут у меня вдруг возникло невероятно легкое ощущение, что из-за туч вышло солнце и на моей улице наконец-то тоже перевернулся грузовик с шампанским и шоколадными конфетами. Ближайший рейс в Куала-Лумпур вылетал через четыре дня. В университете как раз нарисовалось двухнедельное окно между занятиями и практикой. Боясь растерять всю смелость и передумать, я решила действовать незамедлительно.

Когда я сейчас вспоминаю ту неделю, то даже не представляю, как можно было успеть столько всего за четыре дня и действовать при этом конспиративно в лучших традициях подполья. Прежде всего в Малайзию был отправлен восторженный имейл в пару строк, где было написано, что Я ЛЕЧУ! Не менее восторженный ответ на пару страниц пришел незамедлительно. Там были и организационные моменты, и советы бывалого путешественника, и целый воздушный замок из планов романтического отдыха в Малайзии.

Первым делом срочно нужны были деньги на билет. Быстрей всего было бы взять из своих сбережений, тем более что билет в Куала-Лумпур стоил тогда всего лишь двести долларов! Но мои кровные сбережения хранились в «банке» под названием «у мамы в шкафу», и вариант отпал автоматически. День ушел на то, чтоб получить нужную сумму от Ника переводом «Вестерн Юнион». Доллары тогда было не так просто поменять в Ташкенте на сумы[5 - Национальная валюта Узбекистана.]. Меня встретил в городе знакомый Ника, который по его просьбе обменял мне доллары на коробку узбекских сумов. С этой самой коробкой я и знакомый поехали в авиакассы, где уже выстроилась очередь из людей с такими же коробками и авоськами, набитыми пачками банкнот. Еще через час в обмен на коробку я получила авиабилет с датой вылета через два дня.

Оставалось придумать правдоподобное прикрытие. Единственное, что пришло мне тогда в голову, – это сказать, что я еду в тур по Узбекистану с группой из центра испанского языка. Еще два дня я провела на сайтах о Малайзии, читая о погоде, традициях и геоположении, страдая от безнадежной реальности ташкентского интернета и попыток добиться соединения с модемом через телефон на блокираторе. На дворе стоял каменный век, задолго до смартфонов, соцсетей и Википедии.

Самолет вылетал в среду утром. Решено было, что одна из подруг подъедет на такси к моему дому и позвонит на домашний номер. Я отвечу по-испански, как будто за мной заехали из испанского центра, и выйду из дома. Надо ли говорить, что всю ночь я не спала и в ужасе обдумывала, что буду делать, если мама захочет спуститься к машине меня проводить. Встав ни свет ни заря и двигаясь по дому как мышь, я умудрилась собраться, никого не разбудив. Так что, когда зазвонил телефон, я была в полной боевой готовности и едва ли не в обуви, тогда как мама только проснулась от звонка и проводить меня никак бы не смогла. По телефону подруга сообщила, что машина подъехала и стоит недалеко от дома. Заплетающимся языком я что-то пролепетала по-испански и, попрощавшись с мамой, рванула бегом по лестнице, подхватив чемодан.

Московских пассажиров не выпускали из самолета, поэтому они развлекались чем могли. «Чем могли» было представлено широким ассортиментом ликеро-водочных изделий.

Все-таки любовь – страшная сила. Схватив под мышку чемодан, не оснащенный никакими колесиками, я домчалась до дороги и запрыгнула в такси. По дороге в аэропорт разыгравшаяся фантазия подсовывала мне кошмарные сценарии, в которых мама обо всем догадалась, меня снимают с рейса и выдают в руки маме, которая приехала за мной в аэропорт и стоит в зале вылета как карающий ангел. Ни до, ни после той поездки я не проходила регистрацию так рано. Мне хотелось как можно скорее оказаться в самолете и едва не собственноручно задраить все входы-выходы.

Рейс следовал из Москвы в Куала-Лумпур транзитом через Ташкент. Остановка в столице Узбекистана длилась около двух часов, и московских пассажиров не выпускали из самолета, поэтому они развлекались чем могли. «Чем могли» было представлено широким ассортиментом ликеро-водочных изделий. Когда я в полубессознательном состоянии плюхнулась на свое место, из кресла спереди высунулась и весело на меня уставилась розовая физиономия с большими щеками и предложила выпить за скорый взлет и мягкую посадку. Когда мы, наконец, оказались в воздухе, я в состоянии полной эйфории выпила за взлет рюмку коньяка и, к удивлению и разочарованию щекастой физиономии, вырубилась спать почти до самого Куала-Лумпура.

К концу перелета я выспалась, во мне уже болтались пара рюмок коньяка и плотный ужин. Не избалованная тогда еще сервисом, никакого дискомфорта от перелета я не испытывала. Отваливающаяся ручка кресла, неисправные наушники и резиновая котлета не могли омрачить моего восторга, когда из темноты показался наконец залитый огнями ночной Куала-Лумпур и из окна самолета стало видно сверкающие башни-близнецы Петронас. В последние годы я очень много летаю. Но каждый раз, когда на подлете к Куала-Лумпуру в иллюминаторе появляются башни-близнецы, у меня замирает сердце, как в тот первый прилет. Тут же после приземления по краям летного поля показались ряды пальм, а крылья самолета покрылись крупными каплями испарины от влаги в воздухе.