День из чужой жизни

Ночь пролетела, конечно, не так, как в фильмах показывают: изощренные забавы всю ночь напролет (кстати, не думаю, что и у артистов на такое в реальной жизни хватило бы сил). Нет, все было прозаичнее и в то же время как-то гораздо нежнее и деликатнее, чем мне доводилось видеть. Почему я все сравниваю именно с фильмами? Да просто потому, что в жизни моей до сегодняшнего дня не было ничего, достойного такого сравнения. Неблаговерного моего, первого и единственного в жизни мужчину, всегда интересовал только он сам, что днем, что ночью. Этот же, совершенно посторонний мужчина, думал не только о себе, но и обо мне тоже, и не в последнюю очередь. И это при всем при том, что я ему даже ужин ни разу не приготовила, не говоря уже о том, чтобы всю жизнь посвятить.

Завтрак, кстати, не приготовила тоже. Николай сам взялся пожарить яичницу с ветчиной, мотивируя это тем, что у него она хорошо получается. Продукты пошли в дело, естественно, тоже те, которые принес он сам.

– Николай, ответь мне на один вопрос, – начала я, еще ночью перейдя на «ты» и отбросив отчество. – Ты только не подумай, что я на что-то там претендую. Нет, я просто хочу знать: ты женат?

– Люд… – Он оглянулся через плечо, стоя над сковородкой. – Ну сама-то включила бы дедукцию. Женат ли человек, способный провести ночь вне дома и таскающий себе на ужин магазинные котлеты?

Этот прозвучавший вместо ответа вопрос показался мне вполне исчерпывающим, так что я не стала больше ни о чем Николая спрашивать. Просто отдала должное поданной мне яичнице, кстати, действительно очень вкусной. А потом мы вместе пошли выгуливать Дрейка. Показалось ли мне или нас действительно с пристальным вниманием разглядывала из окон пара соседок? Плевать! Их пересуды за моей спиной все равно не стоили пережитого мною блаженства и того почти юношеского восторга, который я испытывала сейчас, идя по двору с Николаем под руку. В это утро я опять рождалась заново! Я черпала свою жизнь пригоршнями, как свежую воду из родника, и наслаждалась каждым глотком! Только когда мы проходили мимо старой, разломанной деревянной лавочки, мой восторг слегка поугас.

– Это было здесь? – спросил Николай, заметив на земле пятна крови и ощутив, что я теснее прижалась к нему.

– Да. А вон и доска валяется.

Он кивнул, проходя мимо.

– А ты не хочешь здесь все осмотреть? А то и вызвать экспертов? – удивилась я.

– Зачем? – Он усмехнулся. – Нет смысла проводить дорогостоящую экспертизу, нам ведь даже предъявить этой троице нечего.

– Как это нечего?! А попытка моего похищения?! А еще они мне чуть собаку не зарезали!!!

– Ну, напишешь ты об этом в своем заявлении. А они в ответ накатают свое, в котором заявят, что у них и в мыслях ничего такого не было. Стояли спокойно у кустов темным вечером, и вдруг на них самих напала какая-то сумасшедшая. Избила, изувечила, искусала! И – заметь! – они в отличие от тебя смогут свои слова доказать. Предъявят все свои раны, вместе со следами укуса. А что сможешь ты предъявить, кроме своих слов?

– Да, неувязочка вышла, – я вздохнула. – Так что же теперь делать?

– Искать. Любыми способами найти то, что им от тебя нужно.

– Да нет у меня этого! – простонала я, потому что уже замучили меня на эту тему. – Я не была с бывшим ни в каком сговоре, как, наверное, думают эти бандиты! Я вообще с ним не общалась! Да, он мог что-то спрятать перед своим арестом, но точно не дома, потому что сам факт его прихода для меня не остался бы в тайне, как приход слона в посудную лавку. Скорее, зная его, я вполне могу допустить, что он, перед тем как был арестован, ухитрился потерять что-то важное, потому что сам за своими вещами следить не привык. Но я теперь здесь при чем? Да, при нашей совместной жизни он, в очередной раз что-то посеяв, тотчас же кинулся бы ко мне, чтобы я быстренько отыскала пропажу и решила бы все его проблемы. Но теперь… извините, но это уже была не моя территория и не моя сфера деятельности! Так что я и правда знать ничего не знаю, а бандюганы только время впустую тратят.

– Как знать? Давай-ка подумаем. Ты вчера во время нашей беседы упоминала, что твой бывший предпочитает бумагу электронным письмам. А скажи, он вел какие-нибудь регулярные деловые записи? Или дневник?

– А то как же! – Я криво улыбнулась, вспомнив его набитые исписанными листками карманы. А еще разбросанные по полу этикетки от пива. Не знаю, где мой неблаговерный хранил их до этого, но обнаружили их те, кто потрошил мою квартиру, и не сочли их достойными внимания, просто швырнув на пол, где они и разлетелись веером. Действительно, отклеивают фантики от бутылок и хранят их обычно в подростковом возрасте, а не на пятом десятке лет. А вести дневник на этих фантиках стал бы не каждый подросток даже из тех, кто собирает эти пивные наклейки. Я поначалу тоже хотела их выбросить, но потом мой взгляд зацепился за пару написанных там женских имен, и я решила повременить с выбрасыванием до тех пор, пока не ознакомлюсь с ними поближе: любопытно, знаете ли, стало. – Только это, скорее всего, дневник ловеласа, в котором вряд ли найдется что-то ценное. Ну и потом, с тех пор как мой неблаговерный покинул нашу квартиру, эти записи больше не велись, потому что у него к ним больше доступа не было. Затеял же он свою аферу наверняка уже после ухода. Так что я не думаю, что там встретится хоть что-то по существу.

– Все же есть смысл их просмотреть. Дневник ловеласа, говоришь? Значит, у него и до этого имелись любовницы? Так не доверил ли он это таинственное что-то, которое все пытаются найти у тебя, одной из них? Если удастся установить из записей их личности, а потом с ними побеседовать….

– Да, в таком контексте я эти записи не рассматривала, – задумалась я. – Что ж, отдам тебе их сразу, как вернемся, и делай с ними все, что посчитаешь нужным.

Записи я Николаю действительно отдала. Он усмехнулся, увидев их, но говорить ничего не стал, просто убрал эту пухлую пачку в пакет. Потом подвез меня до работы. Вышел, чтобы открыть мне дверь, подал руку. Улыбнулся, глядя мне в глаза, которые я старалась округлять не слишком сильно, но, видимо, не слишком в этом преуспела. Ну правда, так для меня все это было ново и необычно, что не удивляться я просто не могла.

– Удачного тебе дня, – сказал он, добивая меня окончательно. – Вот только, Люд, не знаю, когда нам теперь удастся увидеться: у меня на работе вечный аврал.

– Когда получится, – ответила я, вдруг вспомнив Иринину политику «неприсоединения». С одной стороны, может, она и не давала возможности вдоволь насладиться обществом милого сердцу человека… а с другой стороны, оставалось чувство трепетного ожидания, мечты, свежесть отношений и романтика. Что меня на данном этапе жизни очень даже устраивало. Как и то, что не нужно будет снова каждый день вставать к плите, от чего я, надо сказать, уже порядком отвыкла. – Всего тебе хорошего и удачи в делах.

Не знаю, задался ли у него день (хотелось бы верить, что да, ведь не в последнюю очередь он решал и мои проблемы), но у меня рабочее время пролетело как на крыльях. Потому что я сама порхала и цвела. Все зануды и прочие дониматели были у меня в этот день солнышками и лапушками, и самая гадкая документация не наводила тоску, и даже солнце светило мне ярче обычного.

– Что с тобой происходит? Не влюбилась ли, часом? – об этом меня за день спросили не раз. Но я только загадочно улыбалась в ответ. Не рассказывать же всем и каждому, до чего я дошла: такая в прошлом правильная, вдруг резко сиганула со своего пьедестала вниз и докатилась до того, что завела себе любовника! Ведь я даже и сама еще толком не свыклась с этой мыслью.

Последующие четыре дня прошли для меня без событий. Николай пока лишь звонил мне, спрашивая, как у меня дела, и вкратце рассказывая о том, что установил личности нескольких женщин из «пивных записок», но пока беседа ни с одной из них не дала результата. Это не способно было меня расстроить, потому что лишь от того, что я слышала его голос, у меня возникало чувство, что я начинаю парить над полом, настолько мне становилось радостно и легко. Иринка пару раз заезжала за мной, и мы с ней вместе ездили в фитнес-клуб, после чего она подвозила меня до самого дома. А Дрейкусю по вечерам я теперь выводила всего на несколько минут, так сказать, лишь «на прописку». Бегали же и гуляли мы с ним по утрам. Я решила, что ради собственной безопасности могу подняться на часок пораньше, чтобы уйти с собакой в парк, где она могла полноценно подвигаться. Интуиция подсказывала мне, что бандиты, караулившие меня до этого в поздний час, не слишком любят ранние подъемы, поэтому в такое время меня вряд ли угораздит с ними встретиться. И пока именно так оно и было. Тройка бандитов в эти дни вообще никак о себе знать не давала. Может, они все-таки поверили мне, когда я им сказала, что они не там ищут? Но Николай сказал, чтобы я на это не надеялась. Тогда оставалось предположить, что они не появляются просто потому, что пребывают не в рабочем состоянии, а лечат свои проколотые гвоздями ноги и пострадавший затылок. Не знаю точно, в этом ли была причина, но их отсутствие меня вполне устраивало. И мы с Дрейком прекрасно проводили время.

Потом приехала Любанька, и мне пришлось отдать ей Дрейкусю. Попутно она рассказала, что да как с ее сынулей, но я слушала вполуха, давно успев понять, что если мальчик, вместо того чтобы превратиться в мужчину, превращается в шалопая, то это уже диагноз. Поэтому ничего нового Любанька сообщить мне попросту уже не могла. Обиделась на меня, не обнаружив моего бурного сочувствия проблемам ее сынульки. Но притворяться я не умею, а из искренних чувств у меня к ее отпрыску только большое желание отхлестать его по морде. Но это уже семейные функции, и я за них, естественно, не стала бы хвататься. Что же касается Дрейкуси, то я на прощание от души расцеловала этого грызуна и пригласила приходить в гости. И с грустью смотрела ему вслед через окно. Тогда я еще не знала, что в этот раз не останусь без собаки надолго и что скоро судьба сведет меня с еще одним дивным представителем песьего племени. Впрочем, об этом чуть позже. Потому что в ближайшем времени у меня состоялось свидание совершенно иного рода: в очередной раз позвонил Николай и вместо обычного разговора спросил:

– Ты ничего не имеешь против, если я приеду к тебе?

– А что? – сразу насторожилась я. – Есть какие-то новости?

– Да нет, новостями как раз похвастаться не могу. Просто очень хочется тебя увидеть.

– Ну так без проблем! Приезжай, конечно!

В радостном оживлении я стала готовиться к его приезду. Квартиру не стала вылизывать, как сделала бы это раньше в ожидании гостей. Так, повела по ней глазами и решила, что порядок вполне себе ничего. Зато собой уж занялась так занялась, вспомнив все Иринкины лекции. Ну а между делом еще борща сварила: и сама будто сто лет его не ела, и решила, что Николай на меня за это тоже не будет в обиде.

Борщ мой ему действительно понравился, только узнала я это далеко не сразу. Потому что от самого порога, бросив на пол пакеты и вручив мне букет, он принялся меня целовать. В итоге букет тоже отправился к пакетам, пристроившись на них сверху. А мы… Ну, в фильмах об этом очень даже красиво показывают, так что лишнего я уж не стану болтать, смотрите. Скажу только, что забыла об всем на свете, кроме того, что я счастлива! Так, что сама кровь, которая бежала по моим венам, была словно наэлектризована неведомой энергией, отчего появлялись и какие-то сверхсилы, и обостренное, более яркое восприятие окружающего, и особое желание жить. Может, настолько я не была избалована мужским вниманием всю свою жизнь? А может, прав был Фрейд, когда заявлял, что именно отношения между мужчиной и женщиной являются движущей силой вообще всего в этом мире? По крайней мере, именно так я его поняла, а теперь и прочувствовала. А потом Николай, лежа рядом со мной на диване и улыбнувшись мне глаза в глаза, вдруг сказал:

– У тебя сегодня так вкусно пахнет.

Вот тут-то мне и представился шанс блеснуть своими талантами. Впрочем, я и сама им должное отдала, потому что борщ люблю, и при этом он мне всегда удавался. Потом мы снова валялись на диване и болтали. Николай тактично не стал рассказывать мне о тех любовницах моего неблаговерного, которых ему довелось повидать. В ответ на заданный мною вопрос ответил лишь:

– Что имеем, не храним. Была бы ты ему чужая, он бы наверняка хвостом за тобой бегал. А так разменивался на что ни попадя, как последний дурак, лишь бы гульнуть. Все, Люд, не будем больше об этом. Главное не в этих женщинах, а в том, что ни одной из них, похоже, тоже ничего не известно. Никому он ничего не говорил и не оставлял на хранение. Уж я выяснял это, не жалея сил. Убеждал, уговаривал, загонял вопросами в тупик – все впустую.

– Да, – вздохнула я. – Ситуация как в сказке. В смысле, достань то, не знаю что.

– Ну, дело еще не закончено, и конца-края ему не видно.

– А что там у следователя Силантьева, как идут дела?

– Тоже топчется на месте. Знаешь, у меня все чаще возникает ощущение, что твоего бывшего, провернувшего всю аферу, почти сразу после этого тоже кто-то здорово нагрел, вот ему теперь и нечего сказать.

– А кто мог его нагреть? Только те, кто был в курсе его намерений, то есть с ним заодно. Может, та девица что-то знает? Ну, к которой он ушел?

– Могу тебя утешить: та девица была не более чем подсадной уткой. Ее специально подослали, подцепить твоего бывшего на крючок, чтобы он начал сотрудничать с теми, кто и придумал весь преступный план. Без него, имеющего доступ к необходимым документам, они ничего бы не смогли. Вот она и задурила ему голову, а потом стала вертеть им как ей вздумается. Точнее, как ее проинструктируют сверху.

– Ее тоже арестовали?

– Нет. А за что? За совращение дяденьки, который ей в папы годится? За это не арестовывают, а больше на ней ничего нет. По крайней мере, того, что доказуемо.

– Ясно, – я задумалась. Значит, девица – подсадная утка? Тогда, может, и не зря меня в чем-то подозревают ее дружки? А в том, что это именно они затеяли охоту на меня, я почти не сомневалась. Нет, у меня, конечно, нет ничего, но ведь если девица узнала, что за ней следят (в чем и призналась, устроив Ирине скандал на светофоре), то могла ведь подумать, что я это делаю вовсе не потому, что у меня навязчивая идея узнать, как она выглядит. Ведь откуда этой сикалявке знать, что чувствует брошенная женщина, прожившая с мужем большую половину жизни? Поэтому она, а может, и ее дружки могли решить, что это мой неблаговерный сам попросил меня не выпускать их из поля зрения, для перестраховки? И что он действительно чем-то поделился со мной перед тем, как его арестовали? Ведь они, судя по всему, остались с носом. В то же время кража совершена, иначе моего бывшего не арестовали бы. Так куда все девалось, спрашивается?

– Ты чего притихла? – спросил Николай.

– Пытаюсь придумать версии, – ответила я: не хотелось рассказывать ему, как я, словно последняя дура, бегала подглядывать за влюбленной парочкой. Впрочем, не такой уж и влюбленной, оказывается. А Николай, возможно, и сам знает о моих похождениях, ведь его коллеге Силантьеву я о них, помнится, рассказывала. Вот и не к чему это пережевывать лишний раз.

– И что? – поинтересовался он.

– Не придумываются.

– Ну, так давай тогда переключимся на что-нибудь более веселое, а главное, более благодарное.

Я полностью с ним согласилась. И в самом деле, все эти проблемы можно и по телефону решать, а с глазу на глаз мы вовсе не для того с ним встретились.

В итоге вечер мы провели просто замечательно. Пили чай, болтали, смотрели телевизор, но самое главное, все это время были рядом. Так что не только сам вечер, но и половина ночи упорхнула как птица.

Наутро у меня слегка кружилась голова, но причиной тому был не хмель – наверное, так же она кружится у альпиниста, взявшего свою высоту, и еще к этому примешивается ощущение как физического, так и душевного подъема. Как будто не было у меня за плечами прожитых лет и почти бессонной ночи тоже. Я снова ощущала себя девчонкой лет двадцати, способной с ходу горы свернуть. И, шагая от машины на проходную, думала я о том, что многие заболевания, пожалуй, можно было бы лечить совсем не таблетками, если эмоциональное состояние способно творить с человеком такие вот чудеса.

Однако, несмотря на подъем, в фитнес-клуб я вечером отправилась с неохотой. Николай снова уехал неизвестно насколько, и мне хотелось устроить себе небольшой праздник лентяя, без упражнений, с оставшимся борщом, ну и выспаться заодно. Но я себе скрутила мысленно шиш, после чего честно отзанималась свой час. И не без удовольствия, кстати – не зря же говорят, что аппетит приходит во время еды. После, чувствуя приятную усталость в теле, поехала на автобусе домой – Иришки сегодня не было, так что некому было меня подвезти. Вышла на остановке, зашла в магазин за хлебом. Наученная горьким опытом, в одиночку я больше старалась не передвигаться. Дожидалась какой-нибудь компании, движущейся в нужном мне направлении, и просто, так сказать, садилась им на хвост – хоть какая, а все же перестраховка: не всякий бандит отважится напасть на жертву при целой куче пусть даже и не защитников, но хотя бы свидетелей. Но в этот раз причиной моей задержки возле магазина стало не отсутствие случайных попутчиков, а нечто совсем другое: возле магазина, дожидаясь хозяина, сидел здоровенный красавец-ньюф. Для тех, кто не знает, как выглядит собака породы ньюфаундленд, кратко скажу: как медведь. Огромная, черная, лоснящаяся лохматина, и при этом с добрейшей мордой. Короче говоря, если мой Дрейкуся – лучший из собак, то ньюфы – это уже не собаки, а нечто гораздо выше. Благородные великаны, всегда готовые прийти на помощь тем, кто в этом нуждается, и никогда в жизни не способные обидеть того, кто слабее, даже в том случае, если эти последние сами откровенно напрашиваются. Вот такой вот и сидел возле магазина, величавый, как и положено истинному царю, и вместе с тем такой очаровательный, как огромная плюшевая игрушка. Ну, разве я могла пройти мимо? Нет, это было выше моих сил! Мои ноги как будто сами прилипли к тротуару.

– Здравствуйте! Ах, какое вы чудо! – сказала я с восхищением, даже мысли не допуская, что к этой собаке можно сразу обратиться на «ты».

Пес чуть закрыл пасть, убрав лилово-розовый язык, повел носом, бровями. Потом немного подумал и протянул одну из своих крепко сбитых лап мне. Я ответила на это приветствие, подставила под лапу свою ладонь. Лапа оказалась шелковистой на ощупь и весьма тяжелой.

– Эх, Тис, мне бы твое обаяние, – вздохнули у меня за спиной. Я оглянулась, выпустив лапу. Передо мной стоял мужчина лет пятидесяти, но подтянутый и моложавый, с равномерной и оттого не слишком бросающейся в глаза сединой, в деловом костюме. И с приятным, умным таким, выразительным лицом, немного напомнившим мне лицо актера Питера О’Тула.

– Здравствуйте, – обратился он уже ко мне.

– Здравствуйте, – ответила я. – Простите, что подошла к вашей собаке без разрешения.

– О, не стоит извиняться. Тис редко где остается незамеченным.

– Да, с собакой вам повезло, – тут я завистливо вздохнула.

Наверняка эти мои ахи-вздохи и помогли мужчине прнять решение обратиться ко мне:

– Простите, но раз уж вы сами остановились, то, может, вы могли бы нам помочь? Хотя бы советом.

– Советом? – удивилась я. – Это насчет чего?

– Видите ли, тут такая ситуация… – Хозяин ньюфа смущенно принялся объяснять: – Вы только не подумайте, что я какой-нибудь заезжий гастролер, я и документы могу показать. Но… В общем, я не местный, только сегодня приехал сюда в командировку. С Тисом, потому что оставить мне его не с кем, а меня заверили в том, что примут вместе с собакой. Только вот так получилось, что уже на подъезде к вашему городу утопили мы с Тисом наш телефон. Перед въездом в город вывел я его из машины погулять в небольшую рощицу, а он, как назло, за кустами прудик нашел, он же наркоман у меня насчет воды. Я долго его уговаривал вылезти, вот и уронил агрегат. А тот сразу ушел под ил, без надежды выловиться обратно. Это было бы невеликой проблемой, если бы в нем не нырнули в пруд и все мои контакты. И теперь мне не связаться с теми, к кому я ехал, до завтрашнего утра, потому что на предприятии никого уже нет, рабочий день закончен. А в гостиницу нас с Тисом не пустили. Я уж и уговаривал, и деньги предлагал – ни в какую. Не любит тамошняя администрация собак. Так вот, поскольку вы их, очевидно, любите, я хотел бы спросить: у вас, случайно, нет на примете кого-нибудь, кто пустил бы нас переночевать? Всего на одну ночь. Я, разумеется, заплачу. Очень не хочется коротать эту ночь в машине.

– Да уж, – я перевела взгляд с хозяина на Тиса и обратно. – Показывайте уже ваши документы. И если вас устроит, могу вас у себя приютить, есть у меня свободная комната.

Мужчина обрадовался и полез во внутренний карман за документами. Но я жестом остановила его на полпути и кивнула на стоящую поодаль машину с иногородними номерами:

– Ваша?

– Моя, – он выглядел недоуменным, не уловив связи между машиной и документами. У меня же была такая логическая цепочка: если и впрямь иногородний, то вряд ли подослан сюда по мою душу бандитами. Все остальное же меня не пугало: красть у меня дома все равно нечего, а посягать на остатки моей девичьей чести… Нет, не похож он на такого. Не с такой собакой берутся совершать подобные поступки. Впрочем, перед сном заставлю его прикрутить крючок к двери моей комнаты и на всякий случай все же запрусь изнутри. Единственное препятствие, казавшееся мне более-менее существенным, заключалось в том, что о моем гостеприимстве подумает Николай. Но тут я решила, что либо человек мне верит и ни в чем не берется упрекать, либо не верит, и тогда мне самой не стоит продолжать с таким отношения. Прошли те времена, когда я, восемнадцатилетняя девчонка, готова была подстраиваться под чужой характер. В сорок три года у меня уже имелся свой собственный, и больше я его под кого-то переламывать не собиралась, даже если этот кто-то мне не безразличен. Все эти мысли пронеслись у меня в голове пусть не в мгновение ока, но достаточно быстро, после чего я махнула рукой:

– Поехали! Тут недалеко. Место для парковки машины тоже найдется.

– А документы? – спросил он, продолжая держать руки возле кармана. – Может, все же взглянете?

– Будет достаточно, если скажете, как вас зовут.

– Леонид. Простите, а вас?

– Людмила. Ну, с Тисом мы уже познакомились. Кстати, что он у вас ест?

– На этот счет не беспокойтесь, у меня уже все с собой! Нам бы только уголок, где можно будет вытянуться во весь рост, а не то, что в машине. Ну а если еще ванну предложат, это будет просто замечательно, и больше не о чем будет даже мечтать.

– Ванну предложат, – заверила я, садясь в машину. На переднее сиденье, потому что все задние занял товарищ Тис. Да, с таким вольготно не заночуешь: если его на улицу выставить, то сам не уснешь, волноваться будешь, а если в салоне оставить, то даже переднее кресло толком не откинуть. Вдоволь полюбоваться на этого медведя мне не довелось, потому что пришлось его хозяину дорогу к дому показывать. Но как только мы припарковались и вышли, я не удержалась, обращаясь то ли к собаке, то ли к хозяину, сама не знаю:

– А можно у вас спросить: вы мягкие?

– Можно даже не спросить, а потрогать, поскольку мы еще и добрые, и ласковые, – заверил Леонид, направляясь к багажнику. – И поскольку у меня руки будут пакетами заняты, то, чтобы дважды не бегать, вы не могли бы еще взять его на поводок? А то людей, бывает, нервирует, когда такая крупная собака не привязана.

– Да у него же на морде написано, что он никого не тронет. – Пользуясь разрешением, я запустила руки в мягкую, как пух, Тисову шкуру, к нашему с ним обоюдному удовольствию.

– Не всем эту надпись дано прочесть, – грустно вздохнул Леонид, нагрузившись пакетами и с помощью акробатического трюка закрывая багажник. Так мы и пошли, процессией: Леонид со своими пакетами, и я с Тисом впереди. Я шла и думала о том, что везет мне в последнее время на самостоятельных, умеющих позаботиться о себе мужчин.

В этой мысли я еще больше утвердилась, когда ознакомилась с толково подобранным содержимым пакетов, когда гость выложил все это на стол.

– Ехал ведь в некотором роде в гости, так что не хотелось появляться с пустыми руками, – пояснил он, уловив мой взгляд.

– А я бы для начала все-таки борща предложила, – сказала я, давая понять, что тоже не лыком шита.

– С удовольствием! – обрадовался Леонид. – Только, если не возражаете, то после ванны. Вы нам ее вроде как обещали, и очень хотелось бы ополоснуться с дороги.

– Тиса тоже будете купать?

– Его, да после этого злополучного пруда – в первую очередь! Вы не волнуйтесь, я все за ним уберу.

А я и не волновалась, проводить песьи купания было мне не впервой. Только, не обладая острым чутьем своего Тиса, Леонид об этом пока узнать не мог. Минут через двадцать возни в ванной (если Дрейкусю мне приходилось туда запихивать, то Тиса – наоборот, выковыривать) мне передали этого медведя из рук в руки, влажного, но чистого. И пока я подсушивала его большим банным полотенцем, из ванной появился и сам Леонид. Тоже, разумеется, чистый.