День из чужой жизни

– Леонид, а вы петь никогда не пробовали?

Он удивленно взглянул на меня, потом улыбнулся, а после спросил:

– Людмила, а вы какие песни знаете? У вас ведь очень приятный голос.

Я поняла намек. И песен, как оказалось, мы знали немало: музыкальные пристрастия оказались у нас схожими. У меня после детей оставалось караоке, но про него мы даже не вспомнили: я вообще ненавижу этот прибор изощренного издевательства над соседями. Так что пели мы негромко, просто сидя за столом и перехватывая при этом взгляды друг друга. Это был тоже словно разговор, только уже совершенно в другом измерении. У меня создавалось впечатление, что чужими словами, знакомыми мелодиями мы говорили друг другу о чем-то своем, гораздо более сокровенном, чем могли бы сказать в обычном разговоре с глазу на глаз. Не знаю, возникало ли у Леонида такое же чувство, но моментами, перехватывая его взгляд, я как будто видела в нем подтверждение этому. Или мне это только казалось? Но могла ли я ошибаться в том, что было в этом человеке что-то глубоко мне родственное? Не нарисовала ли я себе какой-то идеализированный образ, за который и ухватилась в наш остро неромантический век? Не знаю. Знаю одно: вместе нам было комфортно, весело и интересно. Поэтому провожала я эту парочку, крепясь изо всех сил, чтобы только не показать им, как я расстроена. Но Леонид все равно заметил.

– Людмила, вы обо мне хоть капельку грустите или это все из-за Тиса? – попытался он пошутить.

– Конечно, из-за Тиса, – ответила я, сглотнув слезы. – А вам нехорошо дразниться такой шикарной собакой. Нахвастались и уезжаете.

– Может, мы еще и вернемся? Как знать? Дело-то запутанное.

– Тогда не забудьте на въезде в город телефон утопить. И ждите меня вечером у магазина.

– А может, на этот раз обойдемся без технических жертв?

– При условии, что сразу направитесь ко мне. А если предупредите меня заранее, то я еще и борща наварю.

– Ну вот, теперь уже не я, а вы дразнитесь.

– Я не дразнюсь, я заманиваю. На наживку.

– Заметано, – Леонид улыбнулся. – Ну что же, нам пора. Можно я позвоню вам, когда мы приедем домой?

– Попробуйте только НЕ позвонить.

– И что? Вы приедете к нам, чтобы со мной разобраться?

– Нет. Но при следующей встрече буду воротить от вас нос не хуже Тиски.

Он снова улыбнулся мне в ответ. На этот раз молча, в основном одними только глазами. Потом поднял свою дорожную сумку, пакет с продуктами в дорогу, намотал на руку поводок.

– Может, я провожу вас до машины? – в который раз спросила я.

– Не надо. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что вы дома и вам ничего не угрожает. Лучше помашите нам в окно, когда мы будем отъезжать.

– Хорошо.

– Да, и еще, Людмила, я разговаривал со следователем Силантьевым. Разговор шел о хищении, но между делом я попросил его серьезнее отнестись к вопросу о вашей безопасности. Он обещал мне, что займется этим уже в понедельник. Кстати, сетовал на то, что несколько раз не мог до вас дозвониться.

– Странно. У меня не было пропущенных звонков. Может, он мой номер неправильно записал?

– Возможно. Я, глупец, не догадался это проверить. Ну ничего, завтра же днем я ему перезвоню и уточню этот момент.

– Не надо, не стоит вам беспокоиться.

– Надо. Ну а теперь мы пойдем. Расставание – не самый лучший момент в жизни, так что не стоит его растягивать.

Скрывая слезы, упорно набегающие на глаза, я наклонилась и поцеловала Тиску. Заодно и щеки о его пушистую макушку осушила. А потом стояла и махала им в окно, теперь уже радуясь, что Леонид не пустил меня проводить их к самой машине: там бы я точно не сдержалась. А здесь… ну, тоже не сдерживалась, стояла и всхлипывала, но только на таком расстоянии никто этого заметить уже не мог. И мне так было легче.

Ну, как говорится, в каждой печали можно найти свою маленькую радость. Вот так и у меня: пусть я теперь грустила в одиночестве, зато аппетит пропал. Даже заходить больше не хотелось на опустевшую кухню. Я и не стала. Приняла ванну – эта нехитрая процедура меня всегда успокаивала – и, пока аппетит не передумал и не решил ко мне вернуться, легла побыстрее спать. Во сне и время быстрее летит, и, главное, выспаться тоже не помешает, с учетом того, что завтра у нас намечается понедельник. Новые проблемы, новые волнения. Новое одиночество. Конечно, можно было бы пригласить к себе Николая… но как-то не хотелось. Не знаю даже, как это объяснить. Он ведь симпатичный человек, с которым я прекрасно проводила время! Но то ли у него не было такой замечательной собаченции, как Тис, то ли мне мало видеть в мужчине просто любовника? С Леонидом мы вон даже и на «ты» не перешли, не говоря уж о чем-то большем, а как же грустно! Так, пытаясь разобраться в себе, я и заснула. Все равно не разобравшись. Проснулась только от будильника, почти сразу вслед за которым прозвучал и телефонный сигнал.

– Доброе утро, Людмила! – услышала я в трубке низкий, бархатный голос Леонида. – Не разбудил? Постарался подгадать так, чтобы вы уже встали.

– Подгадали чуть ли не секунда в секунду, – улыбнулась я. – Доброе утро. Как доехали?

– Замечательно. Часа в три ночи уже были дома.

– Так, выходит, не выспались?

– Нет, нормально. А вы там как?

– Тоже нормально. Скучновато только без Тиски. Привет ему от меня. Огромный.

– И вам от него тоже. Вот он, рядом сидит, все слушает.

Я живо представила себе черную лохматину, выразительно водящую ушами, бровями и носом. Да, такой и без слов все расскажет, стоит на него только посмотреть. Очаровательный умница! Как же мне его не хватало! И его хозяина тоже… немножко. Такого аккуратного, спокойного, подтянутого, чуть ироничного, с его улыбкой, обычно куда больше заметной в глазах, нежели на лице… Так, что-то меня не туда понесло! Уж не размечталась ли я о женатом мужике, живущем почти в пятистах верстах от меня? Размечталась? Тогда самое время хлопнуть себя по макушке для отрезвления. Потом вежливо попрощаться с ним по телефону и заняться сборами на работу. А то так и опоздать на нее недолго, сегодня ведь никто не будет меня подвозить туда от самого подъезда… А жаль! Кстати, интересно было бы узнать, а что там с нашей семейной машиной? Неблаговерному она ведь теперь вроде как без надобности. Так, может, мне можно было бы ее забрать? Хотя бы на время? Заодно хоть зажигание отрегулировала бы. Надо бы сегодня съездить, спросить на этот счет у Силантьева. Или Николаю позвонить? Удобно ли нагружать и без того занятого человека своими частными вопросами? Ладно, подумаю над этим до обеда. А после обеда отпрошусь, если что, с работы, чтобы съездить в Следственный комитет. В конце концов мне нельзя забывать, что наше предприятие мне отгулов должно, как обнищавший дворянин ростовщику. Вот пусть и выдадут хотя бы копеечку в уплату процентов.

Именно эта пресловутая «копеечка» и сыграла решающую роль в моей дилемме: как только я заикнулась на работе о том, что, возможно, возьму сегодня после обеда отгул, так мое непосредственное начальство очень эмоционально восстало в ответ. Тут меня и «перемкнуло». Я напомнила начальству о том, что оптом за мои, положенные за переработки, отгулы оно со мной и за год не рассчитается, так что лучше делать это, как я и предлагаю, в розницу. А про себя еще подумала, что не я одна должна все, как лошадь, тянуть. Пусть, к примеру, и та блондиночка, которую шеф по блату устроил к нам в отдел, тоже немножко поработает, а не только крашеными ресницами похлопает, смахивая ими пыль с монитора. Тут мое начальство совершило оплошность, заикнувшись о том, что блондиночка как раз не справляется и надо бы совместными усилиями ей помочь. Я ответила, что и мне тоже помощь нужна, поскольку в неприятности я влипла не в последнюю очередь из-за нашего предприятия, но поскольку я ее не требую, сама обхожусь, то и другим оказывать ее не собираюсь. Начальство озадаченно смолкло. То ли не разобравшись с ходу в моих неприятностях, то ли сообразив, что без моего доброго согласия помощи блондиночка действительно не дождется, так что лучше меня сильно не злить. Ну да, если хочешь иметь у себя в отделе двадцатилетнюю блондиночку с сорокалетним жизненным опытом и соответствующим стажем работы, то лучше не ссориться с теткой из того же отдела, по доброте душевной способной совместить несовместимое. В общем, возражать мне больше не стали. И я – не отступать же теперь! – после обеда отправилась в Следственный комитет. В основном чтобы узнать про нашу с неблаговерным машинку, ну, и заодно номера телефонов сверить со следователем Силантьевым.

Дежурный на входе меня озадачил, когда я попросила аудиенции у следователя Силантьева либо у следователя Парова, сообщив, что последний у них в штатах не значится. Но, пока он по местному телефону связывался с первым, я решила, что дежурный не обязан знать всех и каждого. Кто его знает, какое у них здесь штатное расписание и прочие тонкости? С тем я и прошла в уже знакомый мне кабинет.

– А, Людмила Ивановна! – приветствовал меня следователь Силантьев. – Здравствуйте! Легки на помине! Мне тут совсем недавно звонили по вашу душу, господин Кожин.

– Не знаю такого, – растерялась я, присаживаясь на стул.

– Как не знаете? Кожин Леонид Алексеевич…

– А, Леонид! – озарило меня, как только я услышала знакомое имя. – Простите… Фамилию я просто не знала… – Тут мне стало совсем неловко. Не знать человека по фамилии можно только в случае неофициальных встреч. Так что сейчас должен подумать обо мне следователь? На работе ответственные за сплетни лица уже целый роман бы сочинили, услышав эту мою фразу. Но следователь этого делать, к счастью, не стал, потому что его заботили совсем другие вопросы.

– Он мне сообщал о каких-то покушениях на вас. Просил обеспечить вашу охрану.

– Насчет охраны это он погорячился. А насчет покушений… вам что, ничего не известно? Я ведь все подробно рассказала следователю Парову.

– Кому?

– Парову Николаю Андреевичу, вашему помощнику, с которым вы ведете это дело.

Силантьев как-то странно на меня посмотрел. Это заставило меня усомниться в том, что Николай держал его полностью в курсе дела. А его вопрос лишь утвердил меня в этой мысли:

– Расскажите-ка мне, пожалуйста, все подробно. Что с вами было? С того самого момента, как вы от меня ушли в прошлый раз.

Пришлось рассказывать. Конечно, не во всех подробностях – вряд ли следователя интересовали мои переживания, заскоки, личная жизнь и Иркины комментарии к ней, – но весьма обстоятельно. Про резвых парнишек, про мой первый побег, про учиненный чуть раньше в квартире обыск, ну и далее по списку. Судя по виду следователя, мой рассказ имел у него успех. Он слушал, глядя на меня во все глаза и почти не шевелясь. Лишь время от времени начинал вертеть в пальцах шариковую ручку, потом снова клал ее на стол и замирал. Когда же я закончила повествование, он молча достал свой мобильник и набрал на нем номер. Послушал в ответ короткие гудки и мне дал послушать. Потом попросил:

– Людмила Ивановна, можно мне на минуточку ваш телефон?

– Пожалуйста, – я протянула ему свою трубку. Он поковырялся в ней, нажимая на кнопки, потом кивнул:

– Я так и подумал! Взгляните! – Он показал мне экран. – Вот почему я упорно не мог до вас дозвониться! Ну, не так упорно, как, оказывается, следовало бы, однако пытался, и не раз. И все впустую. А все потому, что мой номер был, оказывается, внесен в черный список вашего телефона, наряду с номером вашего бывшего супруга. Правильный расчет: если бы гражданин Гутярин дозвонился до вас с просьбой о свидании, то вы бы, разумеется, обратились ко мне за допуском. А так злоумышленник обрезал обе ниточки, способные вывести вас на связь со мной.

– Ничего не понимаю! – честно сказала я. – Я не вносила ваш номер ни в какие списки, кроме списка абонентов. Гутярина тоже… не догадалась.

– Да, вы не вносили, – согласился со мной следователь. – Но нашелся тот, кто сделал это за вас. Человек, который имел доступ к вашему телефону и был заинтересован в том, чтобы вы не узнали правды о нем. Сообщить которую мог вам в первую очередь, разумеется, я. Не догадываетесь, к чему я клоню?

– Кажется, догадываюсь. Но давайте-ка напрямую, без всяких ребусов и недомолвок.

– У нас в отделе никогда не было следователя Парова. И никого с фамилией, похожей на эту. Тот человек, который приходил к вам, – самозванец.

– Самозванец с корочками? – Тут только я вдруг сообразила, что корочки-то я толком ни разу и не прочитала. Так, мелькнули перед глазами – и все.

– При желании в наше время можно купить или подделать практически любое удостоверение. К моему огромному сожалению, это уже не первый случай, доказывающий эту истину.

– Но… – тут я просто офонарела, иначе не скажешь, – кто же он тогда на самом деле?

– Ответ на ваш вопрос лежит на поверхности: он аферист, решивший втереться к вам в доверие. Может, он из той же самой банды, с которой вам довелось столкнуться? Просто решили ребята действовать как по-плохому, так и по-хорошему. А может, он из какой-то другой компании, сразу начавшей добиваться своего более мягкими методами. Кто сейчас скажет? Как я полагаю, охотников за украденными деньгами может оказаться немало, и действовать они могут как группами, так и поодиночке. Точно можно утверждать лишь одно: его целью являются все те же сведения о деньгах, предположительно сокрытые вашим бывшим мужем. И, надо сказать, своими методами он достиг в их поиске куда большего, чем бандиты.

– Это вы с чего взяли? – Я в себя не могла прийти, хотя и старалась этого не показывать. Было такое ощущение, что меня ударили под дых, и я на какое-то время дыхание потеряла. Аферист?! Этот человек, которому я доверяла? С которым я, черт возьми, переспала? И он оказался совсем не тем, за кого я его принимала? Так можно ли теперь вообще хоть кому-то доверять в этой жизни? Или не верить больше даже собственному отражению в зеркале?

– С того, что вы передали ему записки-дневники на пивных этикетках. Сколько женщин он успел по ним отследить, со сколькими сумел побеседовать? Вполне возможно, что какая-то из них все-таки подала ему ту зацепку, которую не в силах найти все остальные, включая меня.

– Нет, у меня в голове это не укладывается. – Я взялась за указанное место, потерла виски. – Я вот так спокойно впустила в свой дом бандита, который вполне был способен меня придушить, как только я отвернусь? Вы уверены, что не ошибаетесь? И что он все-таки не работает у вас?

– Людмила Ивановна, я знаю всех наших сотрудников. А что касается удушения, то я не думаю, что этот человек стал бы действовать такими грубыми методами. Если он действительно аферист, мастер своего дела, то никогда не опустится до применения грубой силы. У него для достижения цели имеется масса других талантов.

– Да уж… талантов, – вздохнула я, помимо всего прочего, вспомнив котлеты. Уж чем-чем, а ими этот тип, наверное, способен был бы очаровать и куда более привередливую особу. Впрочем – кого я пытаюсь обмануть? – отличился он не только котлетами, во всем остальном был тоже на высоте. Ну да, профессия у него, оказывается, такая… И все же, несмотря на все, что я сегодня узнала о Николае, в моей душе все-таки осталась какая-то искра благодарности к нему. За что? Не за его обман, конечно! Но, помимо того, что обманул, этот человек еще стал и поворотной вехой в моей жизни, заставил меня посмотреть и на жизнь, и на себя по-новому, в другом, так сказать, свете. И точно могу сказать, что мне это пошло на пользу. Поэтому, когда следователь Силантьев поинтересовался, нет ли у меня его телефона, я в ответ отрицательно покачала головой. Почему? А просто захотелось самой ему позвонить и сказать на прощание парочку слов. И предупредить заодно, чтобы больше не показывался на глаза ни мне, ни правосудию. Впрочем, что бы он дал следствию, этот номер? Симку в любой момент можно выбросить, а купить по подложным документам либо вовсе без регистрации. Куда сложнее в таких вопросах с собственным лицом: его уже не выбросишь и не обменяешь на другое. А вслед за вопросом о телефоне следователь Силантьев спросил меня, не смогла бы я составить фоторобот Николая. В этом я ему отказать уже не могла, да и не видела смысла. Мы уже собирались идти к какому-то специалисту, который как раз и занимается фотороботами, когда следователю пришла на ум другая идея, и он открыл передо мной картотеку уже известных ему мошенников. Среди них в конце концов я и узнала Николая. В фас, в профиль. Звали его действительно Николай. Фамилия была, разумеется, совсем другая. А еще за плечами были три судимости, и, судя по тому, что он никак не уймется, четвертая была тоже не за горами. Я лишь тяжело вздохнула, глядя на его фотографии. Нормальный же мужик, вполне мог бы составить счастье какой-нибудь дурехи. Вроде меня. А вместо этого предпочитает периодически согревать своим теплом бездушные нары. Жаль. Очень жаль.

Огорошенная свалившимися на меня новостями, я так и не спросила у следователя про нашу машинку. Ответила еще на несколько его вопросов, с его же помощью удалила номера из черного списка, чтобы по ним снова можно было до меня дозвониться. Оба. И зря. Потому что, как будто по мановению волшебной палочки, прямо тут же, в кабинете, до меня дозвонился мой неблаговерный супруг. Я, извинившись перед следователем, ответила на звонок: мало ли, всплывет сейчас в разговоре что-нибудь, что может пригодиться следствию. Вот сразу и передам информацию по адресу. Но, как оказалось, напрасно я на это надеялась, потому что гражданин Гутярин по привычке был зациклен только на собственной персоне:

– Людмила? Ну, слава богу! С кем ты болтаешь, не переставая, что у тебя все время занято? Я уже который день не могу до тебя дозвониться.

– А зачем? – поинтересовалась я тоном разъяренной тигрицы, даже не стесняясь следователя. И в самом деле, согласитесь, было отчего озвереть! Ни «здравствуйте», ни «извините», а вместо этого сразу приступаем к претензиям, как будто и не было ничего! Как будто мы с ним только вчера расстались и он меня не бросал, как отслужившую свое вещь!

– То есть как «зачем»? – Он, кажется, слегка растерялся. Ну да, раньше же я перед ним оправдываться бы начала! Приучила на свою голову!

– А что, у этого слова в русском языке есть разные смыслы? – осведомилась я. Но, как оказалось, напрасно попыталась сбить собеседника с курса.

– А ты знаешь вообще, где я сейчас нахожусь? – спросил он обиженно.

– Да, мне об этом уже сообщили.

– И ты считаешь, что сейчас подходящее время для того, чтобы выяснять отношения?

Я много чего считала в данный момент! Так много, что, возьмись я все пересказать, мне, наверное, и часа бы не хватило. Но я, образно говоря, не стала пинать убогого. Просто спросила, стараясь обуздать свою ярость:

– Итак, зачем ты мне звонишь? Что тебе нужно?

– Простого человеческого участия было бы достаточно, – ответил этот наглец. – Поверь, я не обратился бы к тебе, если бы не оказался в безвыходном положении!

А вот в это верю! В то, что в безвыходном. Я не удержалась и хмыкнула. Улышав это, муж замер, а потом заговорил с нажимом:

– В общем, мне нужно положить денег на телефон и…

Тут его телефон решил, что деньгиочень нужны, и оборвал наш разговор. Точнее, перечень требований, которые требователь даже не попытался разбавить словом «пожалуйста». Я постояла, мысленно сосчитала до десяти. Подняла глаза на следователя, внимательно наблюдающего за мной. Вдохнула, выдохнула и, наконец, спросила почти спокойно:

– Вы, наверное, знаете, что им там, в тюрьме, бывает нужно? Может, подскажете? А то как-то не тянет перезванивать и продолжать разговор.

– Но вы все-таки к нему поедете?

– Съезжу, чтобы потом не укорять себя тем, что не помогла ближнему. Не ради него, а ради своего собственного спокойствия.

– Понимаю, – кивнул Силантьев. – Хотя я бы на вашем месте, наверное, не поехал. Ладно, я подскажу вам, что там обычно пользуется спросом. И даже попрошу, чтобы вас подвезли. Людмила Ивановна, господин Кожин был прав, утверждая, что вам угрожает опасность. Сегодня, к сожалению, я уже не успею решить этот вопрос, но в ближайшие дни…

– Не заморачивайтесь, – устало отмахнулась я. – Самая большая опасность, которая мне угрожает, заключается в том, что меня могут свести с ума. Все остальное – мелочи.

– Я бы так не сказал. В общем, сегодня вас подвезут, вначале на свидание, потом домой, а завтра, во второй половине дня, я с вами свяжусь, и мы обсудим все остальное.

– Хорошо, – сдалась я. – А теперь дайте мне совет насчет содержимого передачи.

Он дал мне и консультацию, и машину. Водитель, их сотрудник, оказался настолько любезен, что остановился со мной у магазина и даже помог донести покупки. Их оказалось немало – хорошо, что Ирка этого не видела! Но я решила, что пусть почти разорюсь, но зато укорить себя будет нечем. В общем, в очередной раз оказалась дурой. Почти как всегда.

На территории тюрьмы нас, похоже, уже ждали, потому что беспрепятственно пропустили. А потом меня, уже без моего провожатого, провели в какую-то комнатку. О том, что следователь Силантьев не только разрешил принять от меня передачу, но еще и решил устроить мне свидание с неблаговерным, я узнала в тот момент, когда увидела муженька, входящего в эту же комнатку через другую дверь. Разумеется, в сопровождении. Он изменился. Похудел, осунулся так, что упругие щечки как-то уныло повисли, и взгляд мне вначале показался каким-то затравленным. У меня при виде его даже вся злость прошла. Стало его жалко, и теперь я только порадовалась тому, что не скупилась на передачу. А вот он, голубчик, узнал меня не сразу! Ему что, не сказали, что ведут его на свидание? И с кем? Как только он меня заметил, у него в глазах зажегся интерес, и даже появилась какая-то маслянистость (тут жалости у меня поубавилось не меньше чем на треть). Потом в его взгляде промелькнуло удивление, словно он сам себе не поверил.

– Ну, здравствуй, – сказала я, чтобы развеять его сомнения.

– Людмила?! – Судя по его голосу, развеяла я их не до конца.

– Да, я. Привезла тебе то, что ты просил.

– Я просил? Да ты ведь меня даже не дослушала.

– Точнее, это ты не договорил. Но я посоветовалась со знающими людьми, и они мне посоветовали, что взять. Деньги тебе на телефон тоже положила, скоро должны прийти.

– Со знающими людьми? Это с кем, интересно?

«Так, – подумала я, – а вот это уже отступление от правил. Насколько я тебя знаю, раньше ты бы сразу поинтересовался переведенной суммой, а не моим окружением»…

– Тебе-то не все ли равно? Если окажется, что этот человек чего-то не учел, – звони. Чем смогу, постараюсь помочь. В разумных пределах. Вот, в общем, и все, что я хотела сказать.

Мы молча постояли друг перед другом: я не стала садиться за имеющийся здесь столик, и муж тоже остался стоять – два совершенно чужих человека, неведомо как и зачем почти четверть века прожившие вместе. Точнее, это я так считала, потому что он неожиданно спросил:

– Как ты сейчас живешь?

– Нормально, – повела я плечами: не расписывать же ему сейчас все мои приключения.

– Ты очень сильно изменилась.

Да, похоже на то! И, судя по твоему взгляду, сластолюбивый мой ходок, в лучшую сторону. Или просто так изголодался по женскому обществу, что готов меня глазами сожрать?

– Изменилась? Да, возможно. У меня теперь другая жизнь.

– Другая? Это какая же, интересно? – Он облизнул губы, что обычно делал, когда начинал нервничать.

– Друг мой, у нас официальное свидание, а не дружеское застолье, – напомнила я Гутярину. – Так что отвечать на такие вопросы времени не хватит. Даже если бы я захотела это сделать.

– Вон ты как заговорила. – Теперь у него еще и ноздри дрогнули, а так бывало, когда он был готов сорваться на крик. А то как же: он тут позабыт-позаброшен, а я там, похоже, даже не скучаю, не говоря уж о том, чтобы из-за него на себе волосы рвать? Только мне теперь все его капризы были до лампочки. В конце концов мы были практически разведены. Уже не испытывая никакой жалости, а только нарастающее раздражение, я кивнула ему:

– Ладно, хватит. Надеюсь, у тебя все наладится. Всего тебе хорошего, – и пошла к выходу.

– Людмила! – окликнул он меня, решив, похоже, сбавить обороты. Но я в ответ лишь на мгновение притормозила и помахала ему рукой. У меня теперь были более животрепещущие вопросы, с которыми мне сегодня тоже следовало разобраться. А именно – Николай.

Ему я позвонила, когда уже приехала домой.

– Да? – отозвался он ласковым, воркующим голосом. Хорошо, еще не добавил чего-нибудь вроде «дорогая» или, еще того хлеще, «любимая».

– Хочу поблагодарить тебя за котлеты, – сказала я. – А также сказать, что во всем остальном ты тоже в грязь лицом не ударил. В общем, молодец.

– Людочка… Что с тобой? Что-то случилось?

– А ты сам не догадываешься? Случилось то, что сегодня я побывала у следователя. Унастоящего следователя. Ты ведь должен был понимать, что рано или поздно это все же произойдет? Несмотря на то, что ты поковырялся в моем телефоне.