Путеводитель по Роду. Сказ о людях земель Сибирских и Вятских

Вот такими методами строился новый мир.

Глава 9. Девять жизней Тропина

Удача – награда за смелость.

А. Герман

Тропин с ударением на последний слог – это фамилия отца моей мамы.

Пройдёмся по самой фамилии и возможной трактовке. Впервые появляется в документах XVI века. Существует версия, что тропа – это уменьшительная форма имени Евтропий, которое с греческого переводится как «благонравный». Возможно, человек, который первый в роду обрёл эту фамилию, носил такое имя.

Также прозвище, от которого фамилия теоретически произошла, могло звучать как Тропа. Такой человек, скорее всего, обладал тяжёлой походкой. Это от слова «тропать», что значит «тяжело ходить», «стучать ногами», «топтать».

Ну и самое очевидное, что можно предположить: человек жил вблизи от некой тропинки.

Впервые в Красноярском крае фамилия Тропин обнаруживается в 1657 году в качестве конных казаков. Их имена – Сенка и Мишка. Оба по отцу Трофимовичи. Велика вероятность, что родные братья. Сохранилась запись о том, что Мишка поведал: его отец в течение 30 лет тоже был конным казаком.

На сегодняшний день родство с братьями не подтверждено. В древе рода самый дальний родственник, чьё имя известно – Матвей Андреевич 1799 г. р. Он увидел свет за 24 года до основания деревни Большой Хабык, в которой жил род до начала XX века. Благодаря переписи населения Абаканской волости за 1850 год мы знаем, что жил там. А вот где родился, увы, неизвестно.

Получается, люди, перечень которых можно увидеть чуть ниже, жили на берегах реки Хабык за 11 лет до его рождения.

Как уже упомянула выше, наши Тропины происходят из деревни Идринского р-на Красноярского края под названием Большой Хабык. Изначальное название – Хабыцкая. Образована в 1775 году. Является одной из старейших деревень района. Названа по речке Хабык, на берегах которой стоит. До прихода русских в верховьях реки жили татары, появившиеся в этих местах, видимо, в IV веке, когда Золотая Орда распалась на ханства. В низовьях жили цыгане.

Согласно исповедным росписям Абаканского острога за 1788 год, в населённом пункте проживало шесть семей.

1. Елисеев Василий Иванович, 53 года.

2. Вдова Тропина Наталья Петровна, 56 лет.

3. Тропин Степан Родионович, 56 лет.

4. Игумнов Егор Михайлович, 57 лет.

5. Тропина Катерина Григорьевна, 64 года.

6. Чанчиков Яков Федорович, 55 лет.

Как можно видеть, носители родственной фамилии стояли у истоков деревни и их большинство. В списке приведены только главы семей. Согласно более поздним сведениям (за 1794 год), по численности носители фамилии Тропин занимают второе место. Первое у Елисеевых. У них 16 человек. У Тропиных – 15.

К сожалению, пока ещё не найдена ниточка, связывающая нашу семью с указанными выше Тропиными, но надеюсь, что всё ещё впереди.

Помимо перечисленных фамилий, среди первых русских поселенцев были Лебедевы и Курагины. Все пришли из Пензенской и Нижегородской губерний с целью получения земель, которых на малой родине у них не было. Впрочем, эти земли предстояло обживать с нуля. К тому же в новой местности зимы лютые, а летняя жара невыносима.

Из деревни Б. Хабык семья рода Тропиных, если верить воспоминаниям родственников, вынуждена уехать после пожара, охватившего их дом, когда мой дедушка Федор Трофимович был ребёнком – в возрасте около 7—10 лет. Само же событие произошло в 1930-е.

Огромнейшее количество репрессированных в то время наводит на мысль, что легенда о пожаре придумана, чтобы избежать неприятностей. Возможно, семья дедушки просто бежала от раскулачивания.

Очень грустно, что сегодня в деревне фамилию никто не помнит. Проведён опрос среди местного населения, и никто не смог ничего сообщить. Хотя высланы не все, в 1940-е в числе первых трактористок деревни числится некая О. Г. Тропина. Прискорбно, что люди, принадлежавшие к тем, кто основал деревню, полностью подвергнуты забвению.

Правда о пожаре или нет, но в результате мои предки переехали в город Минусинск, где их семья продолжила род. К кому именно ехали в город, точно неизвестно. Существует теория, что к родному брату матери Федора Трофимовича по имени Пётр. Но это только теория.

Говоря о дедушке Федоре, должна заметить: одновременно жертва не самой удачной предрасположенности своего Рода и при этом невероятно удачлив. Можно сказать, самый выживаемый из самых выживаемых.

Не повезло в том, что представители рода Леушиных (это девичья фамилия его матери Анны Михайловны. – прим. Лопатиной Д. А.), увы, имеют склонность в годах, так сказать, пенсионного возраста подвергаться помутнению рассудка.

Но об этом расскажу подробнее ближе к финалу главы. А сейчас про жизнь дедушки и его выдающуюся удачливость. Жизнь была буйной, рассказать есть о чём.

Начнём с характера. В отличие от своего отца, Федор Трофимович человеком был вспыльчивым. И в обычной ситуации любящий ходить, в гневе вовсе начинал бегать по комнате. Любил руки в карман засунуть и ходить по комнате туда-сюда. Плюс в моменты особого раздражения начинал очень быстро и неразборчиво говорить и, конечно, материться. Личико при этом озлобленным становилось. Однажды столь сильно осерчал, что запустил в жену тарелкой. И, кажется, попал. Хотя на самом деле в своей жене души не чаял.

Очень любил, когда его хвалили. Сделает что-нибудь, зовёт жену и спрашивает: «Вера, посмотри, как у меня получается?» – или проще: «Вера, ну как?»

В отличие от жены, которая чудесно пела, не обладал ни голосом, ни чувством ритма. А единственная песня, какую знал, звучала так: «Ой загулял, загулял парнишка молодой, в красной рубашоночке хорошенький такой». Так и называется песня: «Эх, загулял молодец». Автор стихов – Б. Окуджава. Пел всегда громко, одновременно приплясывая движениями однообразными и простыми.

Любил «Песню Алтайских партизан», в которой звучали следующие слова: «Отец мой был природный пахарь, а я работал вместе с ним». Песню эту исполняли по всей стране ещё начиная с XIX века, и слова менялись в зависимости от того, зверства какого народа наиболее актуальны для того времени. Там дальше по тексту должно идти «на нас напали злые чехи». Но народ менял порой слова на турков, немцев и пр.

Увы, в нашей семье уже не помнят, в каком именно варианте любил Федор Трофимович песню. Логично предположить, что с немцами, но порой, когда дело касается семейных преданий, логика вылетает, как говорится, в трубу.

Очень почитал родителей. Каждый день навещал, иногда по несколько раз. Помогал делами и продуктами, хотя жили неплохо. Да и дома без дела никогда не сидел, всё время что-то делал.

Что ещё могу рассказать о дедушке? Жалел всегда свиней и никогда сам не забивал. Нанимал человека, а сам уходил из дома.

Знатный огородник. С любовью к земле относился. Не просто вспахивал и пропалывал. Ему важно, чтобы и красиво было. Землю руками прировняет, отойдёт, полюбуется. Кто придёт в гости, не заводя в дом, сразу в огород вёл и рассказывал про каждый кустик с гордостью в голосе.

Выкопка картофеля – отдельная история. Просто сборы для него – уже приключение. Подхватывалась семья в пять часов утра и шла с вилами, мешками, авоськами к заводу. Только подходит машина, сразу начинается чуть ли не Куликовская битва, а люди едва не с вилами друг на дружку лезли. Дедушка, когда вспрыгивал в машину, кричал: «Девчата! Сюда, сюда скорей!» Приезжали на место уже уставшими от толчеи и без сил валились на мешки. А уж затем за работу принимались. Бабушка моя, Вера Игнатьевна, перед этим произносила: «Господи, благослови!» – и крестилась. У дедушки тоже был свой ритуал: в качестве стимула ставил себе чарку в конце поля. Работали все. Даже моя тётя, которой всего пять лет было. В процессе работы дедушка периодически восклицал: «А ну-ка, девчата, прикиньте, сколько ещё рядов осталось?» Особенно тётя счётные функции выполняла. Что интересно, став взрослой, доросла до главного экономиста одного государственного предприятия. Процесс выкопки картофеля длился 10 дней. Но это было много позже, когда дедушка повзрослел и женился.

А мы с вами сейчас перенесёмся в его юность, в которой герой нашего повествования был проказником, юношей драчливым, не стремящимся к образованию (окончил один-два класса, что, на самом деле, дело обычное для его сословия и места проживания).

В возрасте 16 лет, когда на дворе стоял критичный для нашей страны 1941 год, наш герой украл чьё-то постельное бельё, сушившееся на вешалке, позабыв сибирскую поговорку «Вор ворует не для прибыли, а для своей погибели». В результате пойман и осужден на один год. Надо заметить, его отец Трофим Иосифович – человек уникальный. Вывести из себя не мог никто. Мама вспоминает: «Анна Михайловна говорила, что за всю жизнь ей Троша слова грубого не сказал. Характер молчаливый, но строгий. Папа говорил, что за провинности бил оглоблей (часть упряжки для лошади. – прим. Лопатиной Д. А.)». Молчаливый, замкнутый в себе, обладающий эмоциональным диапазоном бревна, проявил необычайную прыткость, когда, прознав о шалостях младшего сына, схватил дрын (тяжёлая деревянная палка. – прим. Лопатиной Д. А.), стал гоняться за кровиночкой и истошно при этом орать.

Пока в результате своих не вполне правомерных действий дедушка отбывал срок в трудовой армии[29 - Трудовая армия – вид принудительной повинности в СССР в период Второй мировой войны. Мобилизации подвергались иностранные граждане, также русские уголовники, неблагонадёжные граждане, для ареста которых недостаточно веские доказательства.] Кемеровской области в Анжеро-Судженских шахтах[30 - Анжеро-Судженск – один из самых старых городов Кемеровской области. Центр угольной промышленности 20-х годов XX века. Работали там, невзирая на тяжёлый труд, как мужчины, так и женщины. Помимо дедушки, там трудились Хаблова Аграфена Петровна и её будущий муж Поляков Федор Игнатьевич.]. В шахты не спускался, но работа была невероятно тяжёлой. Настолько невыносимо, что Федор Трофимович не выдержал и бежал. Спрятался под уголь в вагонетке. А там уж от границы Кемеровской области до Минусинска через тайгу шёл. Тяжело шёл. Не ел в пути и очень сильно истощал. А когда кое-как добрался до дома, его и пускать не хотели. Дедушка стучится в окошко посреди ночи, а мама его, Анна Михайловна, спрашивает:

– Кто там?

– Это я, Федя! – отвечает путешественник ослабевшим голосом.

– Какой ещё Федя? – упорствует Анна Михайловна. – Он далеко.

Насилу удалось втолковать, что сбежал.

В итоге дедушка какое-то время прятался в доме. Возможно, отсиживался в подвале. Наружу не выходил. Соседи не знали, что вернулся. А как же иначе? Всё-таки из заключения бежал.

Спустя время отец его, Трофим Иосифович, работавший шкипером (капитан любого торгового или рыболовецкого судна. – прим. Лопатиной Д. А.) на барже (по этой причине не принимал участия в войне – была бронь), взял к себе на работу кем-то трудиться. Позже Федор Трофимович работал на буровой вышке.

А после, когда стал работать на пимокатной фабрике (производство валенок. – прим. Лопатиной Д. А.), в конце 1960-х годов, в возрасте примерно 43 лет, зачем-то хотел отнести домой с зятем, родным мужем своей сестры Клавдии по имени Анатолий Скурихин, тяжеленную железную трубу над головой. На раз-два должны были поднять её. Но так вышло, что Анатолий не поднял, в отличие от дедушки. Один, конечно, удержать не смог, и весь вес трубы пришёлся на голову бедолаги. Хлынула кровь из ушей потоком. Едва удалось до дома доволочь. Мама вспоминает, что кожаная кепка, что в тот злополучный день украшала голову страдальца, насквозь пропиталась кровью. И снова обошлось. Выжил.

Мама у меня проработала ровно 30 лет и 23 дня следователем по особо важным делам прокуратуры, повидала всякое, и, согласно её уверениям, такой удар запросто мог оказаться смертельным. Но дедушке повезло. Конечно, без черепно-мозговой травмы не обошлось. Но, слегка изменив поговорку, можно заметить, что отделался большой кровью.