Царство Давида
– Твой отец был крайне убедителен, – девушка вытянула рукава, словно ей было холодно, и сделала еще пару шагов назад. Осмотрелась и зацепилась взглядом за женщину, что складывала что-то в машину по соседству с домом моего деда. Царица строила план побега.
И я тоже хотел сбежать. Но вместе с ней.
– Я не собираюсь жениться на той девушке, – я сунул руки в карманы брюк, желая скрыть волнение и с трудом борясь с желанием снова приблизиться к Регине. – Дед хочет выгодного брака. Но не для меня, а для компании. Ты же не думаешь, что я соглашусь?
Я попытался улыбнуться, но губы дрогнули от нервного перенапряжения. Чем холоднее смотрели на меня зеленые глаза, тем темнее становилось внутри.
– Ты согласишься. Ради компании. – возразила Регина, и я, к своему собственному удивлению, рассмеялся.
– Если я и женюсь когда-то ради выгоды компании, значит, это буду уже не я, – прекратив смеяться, я склонил голову на бок и, не скрывая больше боли, серьезно посмотрел на царицу. – Это будет монстр, – я ткнул пальцем в грудь, отчетливо слыша, как внутри воем отзывается тьма. – Мертвый и бездушный.
Глаза девушки увлажнились, и, когда она подняла лицо вверх, подставляя его лужице света от фонаря, я увидел, как по щекам скатились две слезинки.
– Ты мой свет, царица, – шепнул я, протянув руку в надежде, что Регина примет ее, но она осталась стоять на месте, в чертовых семи шагах от меня. – Я хочу жениться на тебе.
– Это невозможно, Давид, – дрожащим голосом ответила она. – Твой отец прав, у нас нет будущего.
– Мой отец сказал это? – я остервенело махнул рукой в сторону дома. – Этот пьяница и развратник?! – я не заметил, как мой голос стал громче. Чувства внутри выстреливали вверх и рассыпались искрами в разные стороны. – Его мнение для тебя важнее того, что я чувствую?
Регина молчала. Я наплевал на те незримые границы, что она ощутимо выставила, не позволяя мне подойти. Я не мог выдерживать это расстояние, разделяющее наши тела.
Приблизившись, я обнял ее, но Регина не ответила взаимностью.
– Ты мой свет, царица, – повторил я, касаясь губами ее волос. – Я хочу быть только с тобой. Иное просто невозможно.
Прохладные ладони уперлись в мою грудь, и я почувствовал, как Регина оттесняет меня. Я разомкнул объятия, позволив ей вынырнуть из кокона моих рук.
– Вместе мы все потеряем, – строгим голосом заявила она, избегая смотреть мне в глаза. – Я не хочу этого.
– Эта тварь промыла тебе мозги? – резко кинул я. Перекошенное от счастья лицо отца так и мерещилось перед глазами. – Ты согласилась бежать со мной. Ты не можешь отступить.
Я вспомнил, как мы скрепили обещание держаться вместе, как пролезли сквозь оконную раму, утыканную острыми осколками стекла, как оставили на парковке у борделя избитых охранников Смольнова. Вспомнил наш первый поцелуй у проклятого ожерелья в музее моей семьи. Вспомнил, как жертвенно Регина набросилась на меня в темноте кабинета, желая своим телом, своей любовью избавить меня от страшной тьмы, нависшей над всем моим родом. Вспомнил ее чарующий танец и змеиный взгляд, лишивший меня всяких шансов на дальнейшее существование без нее.
Я больше не мог оставаться тем, кем был до встречи с Региной. Я должен был изменить эту жизнь. Изменить себя. Изменить будущее своего рода. Но я не мог сделать это без своей царицы.
Я взял девушку за подбородок и заставил ее поднять глаза вверх.
– Выходи за меня. – на полном серьезе попросил я. Нет, не попросил. Потребовал. Я хотел доказать ей, что ничто не имеет для меня смысла, если ее рядом нет.
В любимых зеленых глазах светилось сразу столько чувств, что я, хлебни их разом, потерял бы рассудок. Она не могла отказать мне, но и отвечать согласием не торопилась.
Разочарование мелькнуло в ее взгляде, и девушка приоткрыла красные губки, чтобы что-то сказать, но я, предчувствуя плохое, покачал головой.
– Не отвечай сейчас.
Позади послышался шум колес по гравию. Соседка моего деда отъезжала от своего дома на огромной машине.
Не отходя от меня и не отрывая глаз, Регина выставила правую руку в сторону, и машина остановилась в шаге от нас.
– Дай мне время, – шепнула она. – Мне нужно побыть одной.
– В среду я лечу в Португалию, – практически безжизненно произнес я. – И я не планирую возвращаться, пока не найду мать.
Регина положила ладонь на серебристую ручку двери автомобиля. Женщина в салоне опустила стекло и вопросительно глянула на мою царицу.
– У вас все хорошо? – обеспокоенно уточнила она, явно решив, что мы ссоримся.
А я даже не мог понять, ссоримся ли? Расстаемся ли? Я только что сделал предложение выйти за меня замуж и теперь вынужден наблюдать за тем, как единственный источник любви в моей жизни собирается от меня сбежать.
Холод внутри сковал сердце. Я посмотрел на Регину и наигранно спокойным тоном сказал:
– Я пришлю информацию по рейсу и буду ждать тебя в аэропорту, – страх отразился в зеленых глазах. Она тоже понимала, что на этой глупой ноте мы могли потерять друг друга. Но я хотел, чтобы она приняла решение, не отвлекаясь на жалость к тому, кто я и с чем вынужден иметь дело.
Регина кивнула и, раскрыв дверь, кинула на меня последний взгляд.
– Если не придешь – я приму отказ и не стану искать тебя, – ледяным тоном добавил я, отведя взгляд в сторону.
Дверь хлопнула, и машина тронулась с места. Я отвернулся, не желая смотреть, как едва обретенное счастье покидает мой мир. Тьма внутри одновременно стенала от боли и истерически хохотала, оплакивая и празднуя свою правоту. Кажется, в какой-то момент даже самая страшная часть меня поверила, что может быть благословлена светом.
На пороге дома появился отец со злополучным блокнотом, зажатым между пальцами на манер сигары. Отец развел руками и буднично крикнул, глядя на то, как я остановился в темноте неподалеку от своей машины:
– Скажи спасибо, что папочка помог тебе освободиться, – наглая ухмылка застыла на его губах. – Лучше отпустить девчонку целой, чем потом страдать над тем, что от нее осталось после тебя.
Я сжал челюсти до боли, до шума в ушах.
– Ведь ты не забыл, что Пожарские ломают тех, кого любят, – отец глубоко вдохнул свежий ночной воздух и посмеялся себе под нос, словно вспомнил глупую шутку.
Даже этот безмозглый баран верил в проклятье. Впрочем, вряд ли в его жизни была хоть одна женщина, которую он мог бы полюбить. Зачем плавать в бассейне, когда рядом океан. Он никогда не поймет, что любимая женщина – и есть все океаны мира.
В словах отца была доля правды, и волна отчаяния захлестнула мою злость. Внутри шипело и трещало, будто бенгальский огонь окунули в стакан с ледяной водой. Я отказался бы от имени, что породило столько боли, если бы я только верил, что страхи уйдут вместе с ним.
«В рот я имел это проклятье!» – сказал Кир, когда мы узнали о том, чем нас наградила семья. Ему было всего шестнадцать, но он уже тогда знал, что не прогнется ни перед кем. Кир плюнул к подножию постамента, на котором в музее стояло ожерелье с черным сердцем, и ушел.
А я остался. Смотрел на переливы, танцующие на черном камне, и не мог не верить в эту темную легенду, ведь она так хорошо объясняла причины моих скитаний. Это оно – проклятье – забрало мою мать. Она не бросала меня. Проклятье было плохим, а не я.
– Откуда тебе знать? – зло кинул я. – Разве ты когда-то любил?
Отец рассмеялся.
– Каждый раз как в последний, – ответил он. – Но эти женщины такие слабые, малыш. Еще ни одна не смогла удержаться за меня.
Отец театрально развел руки и снова мерзко расхохотался. Мы оба знали, что удержаться за него было невозможно. И проклятье Пожарских тут ни при чем.
– И мою мать ты любил? – я сделал пару шагов вперед, чтобы видеть глаза этого лжеца.
Но тот даже не стал врать.
– Нет, ни капли, – он помотал головой, будто я спросил о чем-то крайне неприятном. – Я ее не выбирал.
– Замолчи! – резко кинул я, не желая слушать, что он скажет дальше.
– Она была больная, Давид, – отец приставил палец к виску, – на всю голову!
Не знаю, сколько шагов нас разделяло, но я пролетел их словно пуля. Рыча от ненависти ко всему происходящему, я схватил отца за грудки и с силой ударил его о входную дверь. В голубых глазах мелькнул ужас, и я ощутил, как тьма внутри сгущается, подступая к глотке. Я раскрыл рот, тяжело дыша, но не отпуская отца. Казалось, монстр жаждет вдохнуть страх, незримой вуалью срывающийся с побледневших губ моего папочки.
Я его еще не тронул, но уже мог представить, как размазываю кровь по его лицу. Как заплывают синевой его глаза. Как алые капли брызжут на черную ткань моей рубашки и растворяются в темноте, будто их и не было вовсе. Я видел то, чего не еще не сделал, но чего до дрожи в руках хотел.
«Это твое царство, Давид. Не ты ему служишь. Оно – тебе.»
Голос моей царицы пронесся в сознании освежающим ветерком. Клубящийся мрак отступил, и мне хватило одного этого мгновения, чтобы вернуть контроль. Чтобы вернуть самого себя.
Я отпустил отца. Стеклянным взглядом посмотрел, как он пытается привести себя в порядок, беспомощно шаря по воротнику рубашки. Обвел глазами его тело в поисках тетради деда. Та оказалась на крыльце возле острого носа отцовских туфель. Видимо, выпала, когда я налетел, как зверь. Присев на корточки, я поднял тетрадь и снова вытянулся во весь рост.
– Пожарские – вот кто есть настоящее проклятье, – с остервенением кинул я. – И, чтобы от него избавиться, нужно разрушить все созданное ими до самого основания.
Не дожидаясь ответа, я отвернулся и направился к машине, уже тогда зная, что однажды, когда придет мое время встать у руля компании, я найду способ вычистить из нее все то темное, чем ее напитали мои предки.
Или я сотру ее к чертям собачьим вместе с собой.
***
– Давид Александрович, нужно идти на посадку, – один из членов делегации посмотрел на меня с беспокойством.
– Иди, – холодно ответил я, глядя на людей, снующих у входа в зал ожидания.
– Но, Давид Александрович…, – молодой человек вздохнул, словно считал своей ответственностью дотащить меня до самолета и усадить в кресло.
Я улечу. Впрочем, парнишке есть о чем переживать, ведь возвращаться домой вместе с делегацией я не намерен. Не знаю, как долго меня не будет, как далеко заведут меня поиски, но одно знаю точно: когда дед поймет, что я забрал с собой – он будет крайне недоволен.
К черту все.
Я хотел бы забрать другое. Одну единственную, но самую ценную. Только она не позволила себя забрать, а я не смог украсть ее, вероломно поправ ее волю. В конце концов, я отдал сердце царице и должен следовать приказу даже тогда, когда ее алые губы повелевают больше никогда их не целовать.
Я отворачиваюсь от входа, старательно заверяя себя в том, что Регина приняла верное решение. Она защищает себя от всего, что я могу испортить. Я понимаю, почему она не приехала. Но не могу не испытывать разъедающей изнутри тоски.
Последним направляюсь на посадку. Еле слышно шепчу «Прощай» сразу всему, что покидаю. Не знаю, вернусь ли. А если и вернусь, то останусь ли прежним?
– Давид! – голос за спиной разбивает в осколки застывшее во льду сердце.
Оборачиваюсь и подхватываю ворвавшуюся в мои объятия Регину.
– Я согласна, – бормочет она, удерживая ладонями мое лицо. Нежные поцелуи один за другим оставляют красные отпечатки на моих губах. Я вдыхаю сбивчивое дыхание Регины и сам забываю, как дышать. – Я согласна, Давид! Согласна выйти за тебя.
Моя царица.
Если бы я только знал…
Я навеки закрыл бы для тебя врата своего царства.
Глава 13
– Они смотрят на тебя с таким обожанием, – с улыбкой заметила Регина, встречая меня возле входа в бизнес-центр.
Я обернулся, чтобы убедиться, что ни мои коллеги, ни партнеры с португальской стороны не слышали этого милого комплимента, но те определенно были увлечены друг другом, и переводчик, едва поспевая, помогал им поддерживать разговор.
Заметив мой взгляд, господин Каштру – смуглый, веселый и уже не молодой португалец – оторвался от бурного обсуждения и направился ко мне.
– Господин Каштру, что-то не так? – вежливо спросил я по-португальски.
Тот покачал головой и, глянув на Регину, скромно стоящую за моей спиной, улыбнулся шире прежнего.
– Прекрасное чувство – любовь, – его мелодичный голос слегка убаюкал мою тревожность, возросшую на фоне того, что я собирался сделать.
– Это Регина, – я приобнял девушку, представляя ее партнеру. – Моя невеста.
Мужчина вежливо поклонился.
– Я общался с вашим дедушкой до того, как мы вошли в фазу активных переговоров. Он говорил, что вы должны в скором времени жениться. Признаюсь, я даже хотел подарить вам любое кольцо из своих магазинов. Вы знаете, у меня украшения со всего мира, – португалец погладил себя по животу, словно выражая хвалу своему богатству. – Но, уверен, у династии потомственных ювелиров наверняка есть свое семейное кольцо.
Глаза господина Каштру скользнули по ладоням Регины, проверяя, не красуется ли на ее пальце то самое особенное кольцо, передающееся из поколения в поколение. Он не знал, как в моей семье относились к женщинам, и я не стал его посвящать в эти сложности.
– Благодарю за вашу щедрость, – я учтиво улыбнулся. – Кольцо действительно уже есть. И я очень надеюсь, что кольца и другие украшения Ювелирного дома «Пожарский» скоро будут представлены в ваших магазинах в Португалии и за ее пределами.
Господин Каштру был очень богатым представителем ювелирного бизнеса. Сам он ничего не производил, но, имея особое чутье, выискивал совершеннейшие таланты по всему миру. Так в его магазинах можно было найти коллекции для самого капризного покупателя.
Но сейчас меня интересовала его осведомленность в логистических поставках.
– Господин Каштру, – я осмотрелся и, все еще опасаясь быть услышанным, спросил: Меня интересуют морские перевозки. Я понимаю, что вы в основном грузите автомобили или самолеты, но у меня есть личная потребность.
– Какое направление вас интересует? – предприниматель оживился. – Хотите завезти какое-то оборудование для своего завода?
У этого португальца были связи с моим дедом. Могло ли это навредить мне после того, как я сбегу, крепко держа за руку любимую женщину? В конце концов, не станет же дед меня преследовать.
– Мне нужно добраться морем из Португалии в Израиль, – доверившись, ответил я.
Хотелось скорее сесть на корабль и забыть о страхе быть пойманным, словно я был преступником.
Каштру удивился.
– Разве не быстрее добраться самолетом, мой друг?
Я покачал головой. Деду будет куда проще отследить меня, если я зарегистрируюсь на перелет или стану на машине пересекать одну страну за другой. Я собирался скрыться незаметно. Не оставляя следов.
– Меня интересуют грузовые перевозки, – соврал я.
Португалец потер подбородок, всматриваясь вдаль и наконец выдал ответ:
– Если мне не изменяет память, из порта Лейшойш ходят суда в Хайфу, – Каштру достал телефон и принялся что-то в нем искать. – Постой, я дам тебе номер своего знакомого. Ах, вот он, Паулу Карвалью. В прошлом он занимался экспортом автомобилей. Я уверен, он знает, как доставить груз до Израиля.
Я записал номер и со всей благодарностью пожал руку господину Каштру. Он с волнением посмотрел на Регину. Она не понимала, о чем мы говорим, но знала, что я буду решать вопрос нашего побега. Тревога читалась на ее красивом лице слишком явно.
– Скажи, Давид, ведь ты не замышляешь ничего плохого? – обеспокоенно спросил Каштру.
Я обхватил ладонями его смуглую руку и, со всей серьезностью посмотрев в его глаза, признался:
– Я пытаюсь найти мать, которая пропала сразу после моего рождения, – во взгляде португальца отразилось сочувствие. Он сжал мою руку в ответ. – Только прошу вас, если у вас будут какие-то контакты с моим дедом, не сообщайте ему о том, что я собираюсь сделать.
Каштру понимающе кивнул.
– Понимаю, хотите сделать дедушке сюрприз к своей свадьбе? Потерянная мама… Надо же, – мужчина вздохнул и неожиданно притянул меня к себе, чтобы обнять. – Пусть удача улыбнется тебе, парень. Тебе и твоей волшебной невесте.
Неосознанно я представил, как его пожелания удачи складываются в крылья за спиной, и все загаданное сбывается. Я чувствовал, мы стоим на краю великих перемен, и это вызывало одновременно дикий страх и такое же дикое воодушевление.
Мы распрощались с Каштру, и я, дав коллегам последние указания по прошедшей встрече, предупредил их о том, что задержусь в Португалии на пару недель по личным причинам. Они заулыбались, с пониманием глядя на Регину, что осталась в стороне и лишь наблюдала за красотой Лиссабона с возвышенности, на которой мы находились.
Оставив работу, я вернулся к ней и, обняв ее сзади, коснулся губами ее шеи.
– Что мы будем делать, Давид? – шепотом спросила она, поглаживая мои руки на ее талии.
– Выезжаем в Порту. Через четыре часа у меня запланировала встреча с Паулу Карвалью, он должен помочь нам пробраться на судно до Израиля без регистрации, – я вдохнул поглубже любимый розовый аромат, и волнение отошло на второй план.
Царица была в моих руках. Дед не мог протянуть свои руки настолько далеко, чтобы схватить меня за шкирку в Португалии и утопить в Атлантическом океане. Где-то за морем меня ждала правда о матери. Если бы я хоть немного ослабил контроль, то, возможно, смог бы насладиться вкусом свободы.
Пока она у меня еще была.
***
– Значит, мы сядем вон на то судно? – Регина приподнялась на носочках и, опираясь на дверь арендованной машины, вытянула руку вперед. Туда, где за мигающими огнями порта виднелся корабль.
– Да, моя царица, – я притянул ее к себе и, крепко сжимая талию, приник к ее губам поцелуем.
Голову кружило от всего сразу. От предвкушения путешествия. От смелости сбежать от надзирателя. От жаркой португальской ночи, пропитанной сладковатыми ароматами олеандра и цитрусовых деревьев. От гибкого мягкого тела царицы, прижимающегося ко моему.
Регина ответила на поцелуй с тем же жаром, что разгорался внутри меня самого. Мы остановились на холме вдали от города. Я выключил фары, погрузив нас в темноту, освещаемую лишь огоньками из порта и лунным светом.
Царица оторвалась от моего лица и подняла зеленые глаза вверх. Ее губы распухли от моей щетины и в полумраке казались насыщенно-алыми, словно два лепестка розы на молочно-белой коже. В изумрудах ее миндалевидных глаз отражалась луна, и на короткое мгновение мне показалось, будто я проваливаюсь куда-то за пределы реального мира.
– Кажется, скоро полнолуние, – восхищенно пробормотала Регина, и я заставил себя сморгнуть несколько раз, чтобы перестать видеть серебристое свечение, придающее моей царице совершенно волшебный вид. Я был очарован. Так сильно, что мой страх за эту девушку не мог пересилить желания быть рядом с ней.
– Почему ты согласилась? – хрипотца в моем голосе выдала волнение. – Почему, зная все, ты согласилась стать моей?
Я не видел Регину несколько долгих дней, и все это время я убеждал себя в том, что она должна отказать мне. Она должна выбрать для себя простой путь. Встретить обычного мужчину, который будет любить ее и беречь. Не так собственнически, как я. Не так надрывно. Без боли, без страха. Он не будет нуждаться в ее свете так, как нуждаюсь в нем я. И он не будет преклоняться перед ней, ведь для него света достаточно и от солнца, а кто я без своей царицы света? Одинокий царь на троне царства монстров.
Я заставлял себя хотеть для нее лучшего будущего. Но каждый раз, когда я представлял этот зеленый взгляд с безуминкой, эти яркие губы, эти шелковистые светлые волосы, это тело, танцующее в моих руках… Желание быть рядом с ней – хоть царем, хоть рабом – превышало всякие доводы здравого смысла.
Потому, когда я увидел, как Регина бежит ко мне через зал аэропорта, я окончательно понял, что больше не допущу ни единой мысли о том, что мы можем быть разлучены.
Сама судьба свела нас, и я не стану противиться ее попыткам подарить хотя бы одному Пожарскому любовь, которая сделает его живым.
Регина перевела на меня взгляд и, погладив колючую щеку, нежно улыбнулась.
– Я не хотела. Правда. – тихо произнесла она, похлопав темными ресницами. – Не хотела сбивать тебя с пути. Из-за меня ты лишишься наследства, лишишься компании, которой так дорожишь. Лишишься будущего, к которому тебя готовили. Я не хотела всего этого, – красные губы сжались в форме сердечка от того, как девушка пыталась сдержать слова.
– Ты знаешь, как меня готовили к этому будущему, – я сделал особое ударение на слове «как» и оскалился, вспомнив деда и его методы воспитания.
Лишиться наследства – так ли это было страшно? Регина права, я люблю Ювелирный дом. Я люблю то, как в его стенах творится искусство. Я ценю род, тесно переплетенный с судьбой великих талантов и с самим государством тонкими нитями истории.
Но в моем наследстве также было много зла, годами накопленного в самых недрах фамилии. Как огромный сгусток темной энергии, впитывающий в себя боль, проклятья, ненависть. Все то, что совершали мои предки. Все, что они говорили или недоговаривали. Все их тайны.
И я точно знаю, что однажды это хранилище тьмы должно взорваться и окутать мой род тем, что он накопил за свою вековую славу. Все имеет свою плату, и кто-то должен будет ее понести. Не это ли могло стать моим настоящим наследством? И разве лишиться его – это не спасение?
– Ты снился мне, Давид, – царица снова приподнялась на носочках, чтобы коснуться губами моих губ. Волна удовольствия пронеслась от ступней до ушей и снова вниз, замерев где-то в районе живота. – Поэтому я сдалась.
– Я тоже сдался, Регина, – снова нежные едва уловимые касания губами, и я почувствовал, как тяжелею, словно камень. Щекотливый аромат апельсинов смешался с дымчатой розой, и все мое тело налилось свинцом.
Запустив ладонь в пышные светлые локоны, я аккуратно отвел голову царицы назад и провел носом по ее шее. Жадно вдохнул аромат ее кожи, стараясь оставаться в реальности, чтобы запомнить каждую секунду этого сладкого момента.
– Я хочу тебя, царица, – медленно произнес я, склоняясь над девушкой.
Ее голова все еще покоилась на моей руке, а глаза были прикрыты. Лишь ресницы трепетали и губы были приоткрыты в ожидании моих поцелуев. Я смотрел на нее, и мир вокруг терял важность. Все было бессмысленно, пока я мог держать в руках царицу своего темного сердца.
Регина распахнула глаза и одарила меня взглядом, проникающим в самую суть меня. Как тогда на сцене, когда мы встретились впервые. Я снова готов был идти, куда бы она меня ни позвала.
Девушка осмотрелась и, отстранившись от моего тела, сошла с дороги в высокую траву. Я смотрел, как медленно ее тело движется вперед – туда, где на вершине холма в свете луны виднелись руины каменного здания, некогда возвышающегося над океаном.
«Храм нашей любви» – подумалось мне тогда, и я, улыбнувшись собственным мыслям, склонился, чтобы взять кое-что из сумки на заднем сиденье. Небольшая коробочка приятно тяжелела в руках, пока я шел по пути, проторенному царицей.
Она застыла у развалин, глядя на океан, темнеющий впереди. Бескрайняя мгла, расчерченная дорожкой жемчужного света. Легкий бриз оставлял на губах солоноватый привкус, и где-то вдали слышался плеск волн о каменный утес.
Я вложил черный футляр в руки Регины, и та посмотрела на меня удивленным взглядом.
– Я сделал это для тебя, пока мы были в разлуке, – не без гордости сообщил я.
Меня редко посещало вдохновение, но, как только Регина выскользнула из рук в ту ночь около дома моего деда, я стал ощущать острую потребность в выражении своих чувств. В этом украшении было все то, что я хотел отдать Регине. Длинные серебристые цепи моих объятий. Рубиновые капли поцелуев – яркие метки моих губ по всему ее телу. Россыпь бриллиантовых крошек – слезная грусть, вырванная из моего сердца.
Я помог девушке вытащить подарок из коробки.
– Это должно было быть кольцо, я знаю, – усмехнулся я, растягивая в руках переплетение цепей. – Но я думал о тебе все это время, и ты танцевала внутри меня.
– Давид, – восхищенный шепот царицы донесся до меня с ветерком с океана.
Ничего не говоря, Регина сняла с плеч тонкие бретели платья и позволила ему соскользнуть вниз к ее ногам. Мой взгляд окинул ее тело, и я шумно сглотнул. Девушка, пленившая меня своим танцем, была полностью обнажена.
Она подняла руки вверх, чтобы собрать волосы, а я, как завороженный, проследил за мягким движением ее груди. То, как она вздымалась на вдохе и опускалась на выходе, вводило меня в транс.
– Помоги мне, – покровительственным тоном попросила Регина, явно наслаждаясь тем, с каким очарованием я смотрел на нее.