Царство Давида

Глава 14

Солнце стояло высоко в небе, порт кричал на португальском и шумел металлическими ставнями. Суда гудели, контейнеры перетекали из очереди на погрузку в свои стойла на кораблях.

Мы с Региной прятались в машине, в которую нас посадил человек, посланный господином Карвалью. Он провез нас на территорию порта и оставил ожидать момента, когда можно будет пройти на судно, которое отвезет нас в Израиль.

Я крепко сжал прохладную ладонь Регины, и та отвлеклась от созерцания погрузочных работ. В ее глазах мелькнул испуг.

– Я никогда не плавала в море, – призналась она. – Меня немного трясет.

Я обнял ее сзади и прижался губами к ее плечу, еще хранившему аромат травы, в которой мы проспали пару часов после того, что произошло между нами.

– Все будет хорошо, – пообещал я, поправляя ее волосы. – Все обязательно будет хорошо.

На самом деле беспокойство ворочалось и внутри меня тоже. То и дело казалось, будто я что-то забыл или, наоборот, взял то, чего не должен был. Но я умело затыкал тревоге рот. Пути назад уже не было. И я не мог показывать слабость рядом с Региной.

– Это наш корабль, да? – уже не в первый раз уточнила она, указывая пальцем на сухогруз, принимающий контейнеры.

– Да, он доставит нас в Хайфу, а оттуда уже по земле мы доберемся до Иерусалима.

Регина кивнула и продолжила с тревогой наблюдать за происходящим. На какой-то миг в ее глазах отразился ужас, и я, приподнявшись, выглянул в окно, но не увидел ничего, что могло бы ее напугать.

– Что такое? – не понял я.

– Показалось, будто увидела Вепря, – она потрясла головой, избавляясь от видения.

– Вепря?

– Один из людей Смольнова. Мерзкий тип, – девушка поежилась, и я снова чмокнул ее в плечо.

– Здесь не может быть Смольнова. И не может быть моего деда, – заверил я. – Нас не найдут.

Регина посмотрела на меня и, улыбнувшись, кивнула. Я потянулся вперед, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась и принялась дальше следить за погрузкой. Мне хотелось как-то унять ее тревогу, но я не знал, как справиться со своей собственной.

– К нам идут, – взволнованно оповестила Регина, и я увидел, как к машине приближается человек Карвалью.

Он сел на переднее сиденье и, обернувшись, быстро кинул мне:

– Нас не грузят, какие-то проблемы. Вы сядете на другое судно, – его темные глаза бегали из стороны в сторону, словно мужчина не мог собраться с мыслями.

Я склонился вперед и, нахмурившись, заявил:

– Что значит «другое судно»? – сумма, которую я отстегнул Карвалью за этот маневр, не должна была включать какие-то проблемы. – Нам нужно в Израиль.

Я говорил жестко, и матрос, вздохнув, заставил себя перевести на меня взгляд.

– Это судно тоже идет в Израиль и отплывает через два часа.

Что-то в его лице мне не нравилось. Самые мелкие препятствия на пути вызывали сомнения. Но я, сцепив челюсти, кивнул.

– Веди нас туда.

Я крепко держал Регину за руку, пока мы поднимались по трапу, ведущему на небольшое судно. Один из членов экипажа бегло осмотрелся и, махнув рукой в сторону, провел нас в каюту.

– Сидите здесь и не высовывайтесь, – сказал он на португальском и запер дверь.

Казалось бы, оказавшись на корабле, я должен был ощутить, как тревога отступает, но все стало только хуже. Мерзкое липкое ощущение, словно предвестник чего-то страшного, клешнями сцепило сердце.

Я старался поддерживать хотя бы внешнее спокойствие, чтобы не пугать Регину, и без того дрожащую, сидя на койке.

– Дурное предчувствие, – сказала она, и я, подавляя в себе порыв все бросить и сойти с корабля, присел рядом с ней и обнял.

В какой-то момент я понял, что не имею права так поступать с ней.

– Если хочешь, мы вернемся в порт. Пока еще есть шанс сойти на берег, – на полном серьезе предложил я.

Только царица была не из тех, кто отступает перед сложностями.

– Нет, мы должны пройти через это, – она сжала мою ладонь, лежащую на ее колене. – Мы должны найти твою маму.

– Я не могу смотреть на то, как ты дрожишь от страха, – я склонил голову, чтобы заглянуть в любимые зеленые глаза. – Я не хочу делать это с тобой.

Регина улыбнулась, и на миг в ее взгляде взметнулись искорки.

– Я боюсь за тебя, Давид. Не за себя.

Я рассмеялся и отвел глаза, но Регина притянула меня за подбородок и заставила снова посмотреть на нее.

– Я боюсь, что мы не достигнем цели. Что не найдем твою маму. Или узнаем какую-то страшную тайну о ней, – нежные ладони гладили мои щеки, и я ощутил, как тревога действительно отступает. – Я боюсь, что мы вернемся ни с чем.

Я положил голову на ее колени и прижался губами к ее животу через тонкую ткань майки.

– Тогда мы не вернемся. Осядем где-нибудь, сменим имена и будем жить свободной жизнью, – с улыбкой произнес я, сам не веря в возможность такого сценария.

– Давид, – с сожалением протянула Регина. – Ты и сам знаешь, мы не сможем спокойно спать, пока не разгадаем все эти тайны.

– Ты права, – я вздохнул, – но иногда хочется верить, будто я могу быть как все.

Раздался гудок и через пару секунд корабль качнуло в сторону. Моя сумка, что стояла на самом краю стола, упала на пол, а из нее вывалился черный бархатный мешочек, и я усмехнулся собственным словам.

– Нет, я не могу быть как все, – из приоткрытого мешочка торчала широкая серебряная цепь.

Я поднял голову и хотел встать, но Регина меня опередила. Она села на колени у моей сумки. Когда содержимое мешочка со звоном упало в ее ладонь, я вздохнул. Черное сердце казалось особенно ярким в ее бледных ладонях.

– Зачем ты взял его? – удивилась девушка, перебирая в пальцах цепочку украшения, что было прозвано проклятьем Пожарских.

– Не знаю, – я пожал плечами, – просто чувствовал, что нужно это сделать. Я должен разобраться с этим, Регина. Но пока не понимаю, как.

Над нашими головами прогремел еще один гудок. Кажется, мы отплываем. Теперь пути назад точно нет.

– Может, утопить его? – предположил я, внимательно наблюдая за тем, как Регина расправляет цепочку.

– Нет, я не позволю! – она вскинула на меня по-змеиному пугающий взгляд, и я снова удивился тому, насколько многогранна и таинственна была ее женская природа.

Еще вчера она была одновременно искусной соблазнительницей, сводящей меня с ума своим гипнотическим танцем, и скромной жертвенной девственницей, вверяющей мне честь стать ее первым мужчиной. И вот сегодня она дрожит от переживания за наше будущее и вдруг едва ли не скалится на меня за одно только желание утопить в океане черное сердце, что по преданиям принесло моему роду одни страдания.

– Слушаю и повинуюсь, – смеясь, я изобразил поклон, и Регина толкнула мое колено.

– Я серьезно, Давид. Мы не можем от него избавиться, – девушка расстегнула застежку и накинула ожерелье на свою шею.

Я тут же нахмурился.

– Сними, – попросил я, чувствуя, как внутри зреет протест.

Но Регина погладила мою руку и покачала головой, не соглашаясь.

– Оно останется на мне. Все хорошо, Давид.

– Я не хочу, чтобы эта темная хрень касалась твоей кожи, – я протянул руку вперед, ожидая, что девушка послушается и вложит ожерелье в мою ладонь.

Но царица не была бы царицей, если бы не поступала так, как хочется ей.

– Ты же не думал, что я буду подчиняться твоим приказам, – она склонила головку на бок, и растрепанные светлые волосы легли на ее плечо. Хитрые зеленые глаза горели живым огнем. Я уже отдал себя в рабство этой женщине. Стоит признать, что я готов был сделать, что угодно, лишь бы она была рядом.

Заметив по моему взгляду, что я покорился, Регина довольно улыбнулась и забралась на мои колени. Ее нос ткнулся в мою шею. Ощутив прилив тепла по всему телу, я крепко прижал к ее к себе.

– Я боюсь потерять тебя, – шепотом признался я. – Из-за этого чертова проклятья.

Когда мы уснули в траве на рассвете, я видел сон. Такой яркий и глубокий, будто часть меня в самом деле перенеслась далеко в прошлое. Я видел, как началось мое проклятье.

Боярская дочка – Надежда – не забрела в лавку кузнеца случайно. Она бывала там. И не раз. Она видела, каким Иван вернулся после сражения, она знала, сколько боли скрывалось за сильными руками, с особым трепетом создающими для возлюбленной серебряное кольцо.

Об этом не говорится в летописях, этого не передают из поколения в поколение, но там – в видении – я чувствовал правду. Я был Иваном в том сне. И Надежда была со мной. На тюке сена в холодной комнате она дрожала в моих руках. Шептала мое имя. Она вверяла себя мне. И я знал, что совершу немыслимое только для того, чтобы эта смелая душа могла воссоединиться со мной по всем законам. Чтобы она могла стать моей. Без стыда.

Темнота внутри меня откликнулась, едва я согласился отдать любую цену. С этой сделки началось проклятье рода Пожарских.

Мы были прокляты не во имя славы. Во имя любви. И ее же нас лишили, как только тьма осознала, что это было самым ценным. Самой достойной платой. И только слава осталась нам в напоминание о том, что, однажды впустив в себя тьму, мы уже не сможем с ней расстаться.

Тот сон окончился, а я проснулся опустошенным. Я знал, что обречен на вечную славу. И пустоту в сердце.

Я скрыл это от Регины, потому что знал, что она поймет: это обо мне и о ней. О душах, некогда оторванных друг от друга страшной силой. Я знал, она решит, что у нас есть шанс. Она захочет избавиться от проклятья, отравляющего мой род. Она захочет стать той самой любовью, которую я должен буду принести в жертву. Тем светом, который должен вытеснить тьму, что очень давно была добровольно принята мои кровным предком.

В моей семье не было женщин. Не потому что никто не любил.

Мы несем внутри себя боль наших предшественников, однажды получивших любовь и так жестоко ее лишившихся. Ни один Пожарский не хочет пережить это снова. Ни один Пожарский не верит в силу света настолько, чтобы рискнуть хотя бы раз.

И только я, напрочь ослепленный золотисто-зелеными глазами, распахиваю сердце царице, что желает осветить мою тьму. Я смотрю на нее и вижу любовь – ту самую, единственную, что посылается некой силой свыше, чтобы у меня был шанс вернуться на тропу света.

Я знаю, будут силы, будут обстоятельства, которые постараются нам помешать. Они захотят лишить меня моей любви, но я должен идти туда, куда ведет свет. Я должен выбраться. Ради всех тех, кто уже подох во мраке, даже не пытаясь бороться.

Регина прикрыла глаза и устало вздохнула. У нас были непростые дни, и моя царица, должно быть, совсем вымоталась.

– Знаешь, – медленно раскрывая губы, произнесла она, – иногда мне кажется, будто я слышу, как твоя мама зовет меня.

Легкая улыбка дрогнула на моих губах. Я склонил лицо и потерся носом о нос девушки.

– Почему она не зовет меня? – мягко спросил я, держа царицу в колыбели своих рук.

– Наверное, не может достучаться. Ты всегда такой занятой, – не открывая глаз, Регина нахмурила брови и изобразила крайне деловитое лицо. – Переговоры, встречи, звонки, поставки, снова переговоры. У тебя нет времени на то, чтобы слушать свой внутренний голос.

За свои двадцать четыре года я успел накопить слишком много обид. Подавить слишком много агрессии. Замаскировать слишком много страхов. Мой внутренний голос просто не мог быть светлым проводником в счастливое будущее. Он был полным отражением того, чем я себя наполнял все эти годы.

Так что нет ничего удивительного в том, с каким удовольствием я зарывался в работе, пряча себя от собственных переживаний.

Корабль набирал скорость, где-то неподалеку шумело машинное отделение и слышались голоса малочисленного экипажа. Мы покинули порт и вышли в открытое море. Я закрыл глаза и медленно выдохнул.

Мама, если ты правда слышишь меня, сейчас самое время указать, как тебя найти.

***

– Если я буду чувствовать себя так же плохо оставшиеся пять дней, то к Израилю от меня ничего не останется…

Я отложил дневник деда и посмотрел на Регину. Она взвыла в очередной раз и отвернула от меня позеленевшее лицо. Половина пути далась ей нелегко из-за морской болезни. Как мог, я старался облегчить ее состояние, и временами ей действительно становилось легче. Настолько, что мы лежали, держась за руки, и строили планы на будущее. Мы придумали обстановку нашего дома вплоть до цвета штор в спальной и орнамента ковра. Составили список тех, кого пригласим на нашу свадьбу, когда мы вернемся. Это было слишком просто – список получился преступно короткий, и это только сделало меня счастливее. Мне не нужны были гости и помпезные празднества, чтобы сделать царицу своей женой.

Мы долго спорили о животных в доме, и я сдался, когда Регина призналась, что мечтой ее детства была огромная кошка. Я пообещал купить ей пантеру, и мы снова смеялись, поглаживая ладони друг друга.

Сколько у нас будет детей? Двое? Может, трое? Я знаю, у нас точно должен быть сын, чтобы для него я мог создать счастливое мальчишечье детство. Я должен узнать, каково это, хотя быть через отцовство. Мы столько могли бы передать нашим детям.

В мечтах о светлом будущем с любимой женщиной я не заметил, как перестал смотреть с тревогой на черное сердце, что покоилось на шее Регины. Может, следуя на поводу страхов, я сам наделил это ожерелье такой пугающей энергетикой? Что, если на самом деле оно было всего лишь украшением. Ничего не значащим и ничего не предвещавшим.

– Хочешь, выйдем на палубу подышать? – предложил я, с беспокойством склонившись над Региной.

Она вздохнула, выражая несогласие.

– Лучше читай, что там дальше, – буркнула она, лениво толкнув тетрадь деда к моим рукам.

Я раскрыл дневник на той странице, где прервался. Бегло просмотрел ее и пару следующих разворотов. В этих записях не было ничего интересного. Я уже хотел отложить дневник, но взгляд вдруг зацепился за знакомое имя. Илья Смольнов.

Мои глаза лихорадочно бегали по тексту, легко разбирая витиеватый почерк старшего Пожарского.

– Что там? – Регина приподнялась на локте, внимательно наблюдая за тем, как я буквально вцепился в переплет.

– Кажется, мой дед создал Смольнова, – озадаченно произнес я, не отрываясь от записей.

– Что?

– Мой дед хотел прибрать к рукам Дальний Восток. Золото, камни. Он пишет, что наткнулся на какого-то молодого барыгу и почуял, что с него будет толк, – я сморщил лицо в презрении. Перед лицом рисовались картинки из прошлого, творившегося до моего появления на свет. – К тому же, у Смольнова уже на тот момент были люди и какой-то опыт в криминале. Дед отправил его на Дальний Восток, но…

Я не успел договорить. Догадливая царица закончила за меня:

– Смольнов забрал себе то, что хотел твой дед.

– Именно, – подтвердил я, водя пальцем по ровным строчкам. – Дед думал, что эта тварь подчинится ему так же, как и все вокруг. Но Смольнов оказался хитрее.

– Теперь понятно, почему твой дед его так не любит, – Регина положила голову на подушку и задумчиво уставилась в качающийся потолок.

– Это карма, – заключил я. – Сама подумай, дед планировал использовать мелкого бандита без имени для своих нужд. Он хотел, чтобы Смольнов делал грязную работу без вреда для репутации Пожарских.

– А этот бандит использовал твоего деда и сделал себе имя, – Регина цокнула языком, и мы замолчали, погрузившись в размышления.

И тут меня осенило.

– А ведь он мог знать что-то о моей матери! – практически вскрикнул я. – Да, тут нет дат, и я могу лишь предполагать, но все же…, – я поднялся и принялся мерить шагами маленькую каюту.

Регина прикрыла глаза в новом приступе головокружения.

– Прости, – я присел перед койкой и прижался губами к ее лбу. – Мне нужно на воздух. Нужно собраться с мыслями. Я быстро вернусь, – заверил я. – И принесу тебе воды.

Царица махнула рукой, отпуская меня на все четыре стороны.

На палубе у меня было больше простора для выплеска эмоций. Хотелось кричать, ходить из стороны в сторону или даже пробежаться, но я лишь стоял, крепко держась за ограждение. Неспокойное море отражало хаос, творящийся внутри меня.

– Эй! – один из членов экипажа окрикнул меня. Я обернулся, и он махнул головой. – Спрячься. К нам движется корабль.

Я не стал уточнять, кому понадобилось выходить с нами на связь, и направился к каюте. Перед тем, как спуститься вниз, я снова поднял глаза на моряка и крикнул:

– Через сколько мы будем в Хайфе?

У смуглого матроса округлились глаза, а после он рассмеялся.

– Хайфа? Ты сел не на тот корабль, парень. Мы огибаем западное побережье Африки.

Шум моря на мгновение стих, и я услышал, как в висках отстукивает сердце.

– Африка?

– Порт назначения – Лагос, – с насмешкой кинул матрос. – Нигерия.

Это не было ошибкой. Мы должны были сесть на корабль до Израиля, и все шло по плану до того момента, как человек Карвалью не пересадил нас на это суденышко в последний момент.

Судно качнуло, и я вцепился в борт, судорожно соображая, как действовать. Но шторм моих мыслей прервал крик матроса:

– Пираты! Пираты прямо по курсу!

***

Свора крепких темнокожих мужчин с автоматами в руках согнала экипаж на палубе. Все произошло так быстро, что никому не удалось скрыться. Я стоял, вытянувшись, словно стрела, и закрывая своим телом Регину. Несложно было догадаться, что эти мрази могут сделать с женщиной посреди океана. От одной мысли об этом внутри меня завертелась воронка ужаса и гнева.

– Кто у вас главный? – я окрикнул одного из пиратов на английском, но тот только посмеялся, обнажив белые клыки.

Он что-то сказал своему товарищу, и теперь хохотали уже оба.

Еще никогда я не чувствовал себя таким бессильным. Мне хотелось вскрыть грудную клетку и выпустить на волю монстра, который давал мне силу, давал бесстрашие. Но дед был прав. Любовь делает Пожарских уязвимыми. Монстр во мне был усыплен лаской, убаюкан надеждой. И все, чем я горел сейчас – был страх за любимую женщину. А страх – худший воин.