Наследие Аркхарон. Метка Изгоя

Глава 5. Случайная встреча

Прошло время. Элире исполнилось двенадцать. И её жизнь стала напоминать жизнь узника в самой себе. Её учили не понимать свою силу, а жёстко контролировать её; не исследовать её, а заковывать в цепи. Бабушка неустанно твердила, что проявлять эту силу смертельно опасно и лучшая защита – скрывать её под маской полной обыденности. Каждая вспышка раздражения, искра радости или обиды должна была немедленно браться под контроль, обезврежена дыхательными упражнениями и бесконечным повторением рун Успокоения.

Но сила жила в ней, дикая и могущественная. В моменты крайнего эмоционального напряжения она вырывалась на волю страшными и прекрасными видениями. Если Элира засыпала в слезах, тени в углу её комнаты могли сгуститься в огромного волка с шерстью цвета глубокой ночи с фиолетовыми переливами. Он стоял, охраняя её сон, материальный и прохладный на ощупь, и исчезал с первыми лучами солнца.

Однажды, когда на улице на неё залаяла свора бродячих демонов-псов, от её собственной тени отделилась теневая лиса, оскалилась и издала рык, от которого у псов подкосились лапы, и они разбежались с визгом.

Это пугало её больше всего. Сила проявлялась сама, будто у неё был собственный разум.

Однажды вечером в гостиной это чуть не закончилось катастрофой. Она сидела, делая вид, что изучает свиток. Её отец, Фолиан, чинил старый светильник. Он отошёл от стола на время. Дорогая стеклянная линза покатилась к краю стола. У Элиры не было времени подумать. Мелькнувшая в голове мысль «Осторожно!» слилась с мгновенным всплеском страха.

Из тени под столом вырвался стремительный сгусток тьмы. На миг оформились очертания юркой, сделанной из чистого мрака лисы, которая и подхватила падающую линзу. Предмет мягко отскочил обратно на стол и замер, а тень мгновенно растаяла.

Фолиан обернулся на лёгкое движение воздуха и ничего не увидел. Только недоумённо покачал головой.

Но Марена видела. Она сидела в своём кресле-качалке и не проронила ни слова. Только её пальцы чуть сильнее сжали книгу. Её тяжёлый, полный мрачного предчувствия взгляд встретился с испуганным взглядом внучки.

Позже, в подвале, царила ледяная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием единственной свечи.

– Ты чувствовала страх? – голос Марены был спокоен и тих. Элира, опустив голову, кивнула.

– Страх – это не слабость. Гнев, радость, обида… они не плохи сами по себе. Но для тебя они – ключи. Ключи от клетки, где ты держишь свою силу, – Марена сделала паузу, давая словам просочиться в сознание. – Сегодня твой страх провернул ключ в замке. Он чуть не распахнул дверь. Наша задача – не выбросить ключи, а научиться не подносить их к замочной скважине без твоего осознанного желания.

– Я не хотела! Я просто… испугалась за папину вещь и…

– И это естественно. Но «естественно» для других может стать смертельным для нас. Ты должна видеть этот момент – вспышку эмоции – и делать выбор. Разрешить ей быть, но не позволять ей вести тебя за собой. Не подавлять, а направлять. Понимаешь разницу? Подавленная эмоция ржавеет внутри и однажды взрывается. Направленная – становится тихой рекой, над которой ты стоишь на прочном мосту. Ты должна быть на мосту, а не в воде.

Элира кивнула, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Её учили не тому, что её суть – это позор, а тому, что это огромная ответственность, требующая безупречного самообладания.

– Хорошо. Сегодняшнее упражнение – наблюдение. Ты будешь сидеть и дышать. И не просто дышать. Ты будешь ощущать свой страх, который ещё жив в тебе. Ты признаешь его. Но затем ты представишь, что отодвигаешь его на шаг. Ещё на шаг.

Марена зажгла свечу и вонзила её в подсвечник.

– Смотри на пламя. Оно – твоя эмоция. Оно живое, настоящее. Не гаси его силой. Сила – это тоже эмоция. Просто наблюдай за ним. Осознай его жар, его движение. А теперь осознай пространство вокруг него. Воздух, который его питает, но сам остаётся прохладным и неподвижным. Почувствуй себя этим воздухом. Ты позволяешь огню гореть, но не становишься им.

Элира закрыла глаза. Она не стремилась забыться. Она позволила себе почувствовать всё: остатки испуга, усталость, обиду на бесконечные уроки. Она признала их. А потом мысленно отодвинула их, создав внутри тихое, пустое пространство, с которого она могла просто наблюдать за своими чувствами, как с высокого берега за бурной рекой.

Проходили минуты. Часы. Свеча догорала почти до основания. И вдруг, без всякой команды, пламя не заколыхалось, а просто… сжалось. Оно словно утратило свою дикую силу, стало ровным, спокойным и послушным. Оно горело ровно и тихо, пока не истлел весь воск, и тогда фитиль угас с тихим шипением, исчерпав топливо, но не задохнувшись.

Элира не подавила его. Она его умиротворила. Марена внимательно посмотрела на почерневший подсвечник, потом на внучку. В её старческих глазах мелькнуло нечто, похожее на горькое удовлетворение.

– Вот видишь. Контроль – это не пустота. Это порядок. Ты не уничтожила огонь, ты перестала ему мешать. Он сжёг себя сам, потому что ты перестала его подпитывать своим хаосом. Запомни это состояние. Это не крепость. Это равновесие. И твоё спасение.

На следующее утро городок Аргосс, обычно тихий и замкнутый, взбудоражила новость: на переговоры с Советом Старейшин прибыли послы двух могущественных кланов – Клана Крови (Сангвинарон) и Клана Камня (Террадон).

Иона, пытаясь отвлечь дочь от мрачных мыслей, уговорила Марену отпустить их на рынок.

– Пусть увидит, что мир не ограничивается стенами нашего дома, – мягко настаивала она.

Марена, сжав губы в тонкую ниточку, наконец кивнула.

– Но под моим присмотром. И ни на шаг от меня.

Рынок бурлил и пенился чужими голосами и запахами. Воздух, обычно пропитанный ароматом сушёных трав и старого пергамента, теперь звенел от чужих энергий. Члены Клана Сангвинарон выделялись алыми и багровыми одеждами, их бледные лица были бесстрастны, но глаза, цвета спелой вишни или старого вина, видели всё. Рядом с ними, неподвижные, как скалы, стояли воины Клана Террадон. Их кожа отливала сероватым, каменным оттенком, а движения были удивительно плавными и точными для их мощных тел.

Именно у лотка со светящимися кристаллами Мнемархон судьба и столкнула Элиру с двумя чужаками.

Марена на секунду отвернулась, чтобы поторговаться с торговцем. Элира замерла, рассматривая изумительный самоцвет, пульсирующий мягким синим светом.

Вдруг её толкнул вбок кто-то тяжёлый и стремительный. Это был мальчик лет двенадцати из Клана Террадон, с коротко стриженными пепельными волосами и квадратным, упрямым подбородком. Он даже не заметил её, его внимание было приковано к группе сверстников из его клана.

Элира, потеряв равновесие, сделала неуклюжий шаг назад и наступила на ногу девочке, стоявшей позади.

– Ай! Смотри, куда поворачиваешься, булыжник! – взвизгнула та.

Элира обернулась. Перед ней стояла девочка её возраста из Клана Сангвинарон. Её тёмные волосы были заплетены в сложную конструкцию, напоминающую паутину, а в ушах поблёскивали маленькие серёжки-капельки из рубинов. Её глаза, цвета тёмного граната, сверкали не злостью, а скорее азартом.

– Прости, я… – начала Элира, но её перебил тот самый мальчик, обернувшийся на шум.

– Булыжник? Это тебя-то, жидкая водичка, любой ветер колышет, – отрезал он. Его каменное лицо не дрогнуло, но в глазах мелькнула искорка насмешки.

Девочка из Клана Крови вспыхнула.

– Я, Торрин, скорее уж лезвие, чем водичка! А ты… ты просто ходячая гора без мозгов!

– По крайней мере, гора стоит крепко, а не растекается при первой же возможности, Рейна, – парировал мальчик.

Элира, зажатая между ними, чувствовала, как нарастает знакомая паника. Гнев, смущение, страх привлечь внимание – всё это клокотало внутри. Воздух вокруг её пальцев слегка задрожал. Тени под ногами стали гуще.

И тут что-то странное произошло. Рейна, не прекращая строить глаза на Торрина, вдруг повернула голову к Элире. Её взгляд, острый и любопытный, скользнул по её дрожащим рукам, по неестественно сгустившимся теням. Вместо осуждения или страха, на её лице появилось живое, неподдельное любопытство.

– Эй, а ты кто такая? – спросила Рейна, внезапно забыв про спор. – Мне кажется, или мы с тобой сразу могли бы подружиться?

Её слова были настолько неожиданными и искренними, что Элира на мгновение растерялась. Торрин, последовав за её взглядом, нахмурился. Его каменное спокойствие казалось непробиваемым. Он внимательно, с изучающим взглядом посмотрел на Элиру.

– Да, а ты кто? Ты из Клана Мнемархон? – спросил он, и его голос, глухой и ровный, звучал не как вызов, а как простой, прямой вопрос.

В этот момент, под пристальными взглядами двоих чужаков, Элира почувствовала нечто новое. Она не была для них невидимой серой мышью, как для всех в своём клане. Они увидели её – не маску, а смятение души. А Рейна… Рейна и вовсе предложила дружбу с порога, почувствовав что-то родственное.

Внутри всё сжалось. Она почувствовала, как тёмное, тёплое пламя страха и смущения поднимается по позвоночнику, угрожая вырваться наружу. Но затем она вспомнила урок в подвале. «Наблюдай. Будь воздухом, а не огнём».

Она сделала короткий, глубокий вдох и мысленно отступила на шаг от своего страха, позволив ему бушевать, но не позволяя ему управлять собой. Дрожь в руках прекратилась. Тени под ногами снова стали обычными.

В этот момент к ним подошла Марена. Её стальной взгляд скользнул по Рейне, по Торрину, и наконец уставился на Элиру, выискивая признаки срыва.

– Элира. Пора идти.

Рейна и Торрин обменялись быстрыми, понимающими взглядами. Они были чужаками, но язык власти старших был универсален.

– Была рада встрече… Элира, да? – сказала Рейна, широко улыбнувшись. – Мы ещё найдём друг друга!

Торрин просто молча кивнул ей, и в его кивке было больше уважения, чем во всех церемониальных поклонах.

Элира, не в силах вымолвить ни слова, кивнула в ответ и пошла за бабушкой, чувствуя на спине их взгляды.

Той ночью она стояла у окна своей комнаты, глядя на чужие огни в посольских кварталах. Внутри не бушевали эмоции. Царило то самое равновесие, которого она достигла в подвале. Но теперь оно было наполнено новым смыслом – трепетным и пугающим. Она не чувствовала себя одинокой. Где‑то там были те, кто увидел в ней больше, чем испуг. Простое, внезапное предложение дружбы отозвалось в ней тихим, но упорным эхом.

Глава 6. Свет и тень

Прошли месяцы, а затем и годы. Первый визит послов оказался не разовой дипломатической миссией, а началом долгого и сложного союза. Напряжённая политическая обстановка в долинах Тёмного Тумана заставляла Клан Сангвинарон и Клан Террадон искать прочных отношений с Кланом Мнемархон, хранителями древних знаний и ритуалов. Посольские делегации теперь подолгу жили в их городке, а их штабы стали напоминать обжитые кварталы.

Для Элиры это стало тихой революцией. Строгий распорядок её жизни, состоявший из уроков контроля и уединения, теперь был пронизан яркими нитями общения. Рейна и Торрин, ставшие в тот день на рынке её первыми и единственными друзьями, оказались не мимолётным знакомством, а постоянной частью её мира.

Их встречи, прежде случайные, стали регулярными. Сначала под бдительным оком Марены, которая не спускала с чужаков стального взгляда. Но даже она, видя, как эти встречи помогают Элире сохранять спокойствие, постепенно смягчилась. Однако её предупреждения были постоянным фоном их растущей дружбы: «Не забывай, кто ты. Не позволяй привязанностям ослабить твой контроль. Сердце – роскошь, которую мы не можем себе позволить».

И поначалу всё было почти идеально. Они гуляли по Саду Безмолвных Воспоминаний – древнему святилищу, хранящему дыхание веков. Воздух здесь был густым и прохладным, словно выдержанным в подземных хранилищах, и пах влажным камнем, пылью столетий и горьковатым ароматом памятливых лютиков, чьи полупрозрачные, пергаментные лепестки мерцали в сумраке, будто сотканные из самого света. Гигантские скорболисты образовывали над головой живой, шепчущий свод. Их серебристые стволы, покрытые загадочными письменами, вздымались к небу, а длинные, плакучие ветви сплетались в плотную завесу, сквозь которую солнечные лучи пробивались редкими, пыльными столбами, освещая ковер из призрачного папоротника и хрономоха. Казалось, сам воздух был напоён эхом тысяч забытых голосов, а под ногами, среди корней, мягко пульсировали в такт этому древнему дыханию светляковые грибы-блюдца, их сине-зелёное сияние отмечало тропинки, словно звёзды на ночном небе.

– Слушай, а они всегда так… шепчут? – Рейна, задрав голову, смотрела на кроны, завороженная этим непрекращающимся, тихим шорохом, похожим на перелистывание страниц гигантской книги.

– Всегда, – тихо ответила Элира, останавливаясь возле массивного скорболиста. – Бабушка говорит, что они впитывают слова. Иногда, если очень долго слушать, можно услышать обрывки старых разговоров.

Торрин, шагавший рядом, молча протянул руку и дотронулся до шершавой поверхности дерева.

– Они твёрдые. Почти как наш камень. Но… другие. Он подобрал с земли несколько гладких, отполированных временем камешков и, задумавшись, стал перебирать их в ладони. Через мгновение он разжал пальцы, демонстрируя девушкам изящный каменный цветок, точь-в-точь похожий на растущий неподалёку памятливый лютик.

– Ой, да это же просто! – рассмеялась Рейна, подбежав к живому цветку и легонько коснувшись его бутона. Лепестки слабо дрогнули, а тёмная сердцевина вспыхнула чуть ярче, впитывая её прикосновение.

– Вот, смотри, Элира, он сейчас твой смех запомнит!

Именно здесь таланты каждого раскрывались в полной мере. Однажды Элира, неловко оступившись, ободрала ладонь.

– Дай сюда! – Рейна тут же схватила её за руку. Её ладонь странно потеплела, наполнившись свечением цвета рубина.

И в этот миг Элира почувствовала не просто тепло. Что-то дрогнуло – тонкое, как паутинка, ощущение. Словно невидимая пелена на её ключице задрожала и на мгновение стала тоньше. Рейна на секунду замерла, её брови чуть сдвинулись.

– Странно… – протянула она, не отпуская руку Элиры. – Твоя кровь… она как будто… звенит по-другому.

Сердце Элиры упало. Она увидела, как взгляд Торрина стал пристальным и тяжёлым.

– Всякая кровь звенит по-своему, – глухо произнёс он, делая шаг вперёд. – У тебя от зноя голова кружится, Рейна. Или… от собственной важности.

Рейна на секунду задумалась, потом фыркнула и отпустила руку Элиры.

– Наверное. Пойдёмте, тут душно. Но в её глазах, когда она отвернулась, мелькнул не развеянный, а отложенный вопрос.

Рейна, со своей безудержной энергией, втягивала их в мелкие шалости.

– Смотрите! – она указала на редкий серебристый цветок безвременницы, растущий в расщелине между корнями. – Говорят, он цветёт, когда кто-то сильно радуется или злится. Давайте попробуем его рассмешить!

– Рейна, нет! – засмеялась Элира, но было поздно. Подруга уже начала строить смешные рожицы, размахивая руками перед бесстрастным бутоном, а Торрин, скрестив руки на груди, с невозмутимым видом наблюдал за этой суматохой.

Но идиллия была хрупкой. Иногда, в самый разгар веселья, её накрывало волной. Слишком громкий хохот Рейны, неожиданное прикосновение Торрина, её собственная внезапная радость – всё это могло стать той самой искрой. Внутри всё сжималось в ледяной ком, по коже бежали мурашки, а тени вокруг неё шевелились, словно обретая собственную, неестественную жизнь.

В такие моменты мир для Элиры сужался до одной цели – убежать. Подальше и как можно скорее.

– Извините, мне надо идти! – её голос звучал резко и неестественно, прежде чем она вскакивала и пулей вылетала из сада или библиотеки, оставляя друзей в полном недоумении.

В первый раз они просто опешили. Во второй – Рейна попыталась её догнать, но Элира была быстрее и просто исчезла за углом, сливаясь с вечерними тенями.

– Опять… – это был взволнованный голос Рейна. – И мы опять ничего не можем сделать.

– Можем, – глухо ответил Торрин. – Мы можем подождать. Она сама потом расскажет.

Элира же, задыхаясь, прибегала в свой подвал и сидела в темноте, пока дрожь не утихала.

На следующее утро они встретили её у входа в сад. Не с упрёками, а с тихим, твёрдым пониманием.

– Элира, – начала Рейна, её обычно насмешливый взгляд был теперь серьёзен и мягок. – Мы не знаем, почему ты убегаешь. И мы не будем давить. Может быть, придёт время, и ты сама расскажешь нам».

Торрин шагнул вперёд, его каменная фигура казалась особенно надёжной.

– Не забывай, Элира. Мы всегда рядом. Мы – с тобой.

Простота и искренность их слов обрушились на Элиру с такой силой, что у неё перехватило дыхание. Это была не жалость, не любопытство, а настоящая, крепкая, как камень Торрина, и тёплая, как кровь Рейны, поддержка. То, чего ей так отчаянно не хватало все эти годы».

–Спасибо, – прошептала она, и это было единственное, что она смогла выговорить, но в этом слове поместилось всё: и стыд, и облегчение, и надежда.

Так и шли их годы – рывками между светом и тенью. Но теперь, после их слов, даже в самые тёмные моменты Элира знала: где-то там, в сумраке Сада Безмолвных Воспоминаний, её ждут. Не требуя объяснений. Просто – ждут.

И однажды ночью, глядя на спящие крыши домов, где жили её друзья, Элира поняла, что её «спасение» – это не тихая гавань, а вечная буря. Но теперь у неё был якорь – два верных сердца, готовых принять её всю, с её тьмой и светом. И её тенистый волк, приходящий по ночам, смотрел на неё уже не с вопросом в глазах, а почти с одобрением, будто говоря, что даже самый дикий зверь нуждается в стае.

Но где ‑ то далеко, за горизонтом, в землях, лишённых такого тепла, другая история набирала силу. Там, где тень не была другом, а становилась оружием. Где свет рождался не из нежности, а из ярости. Где камень поглощал звуки, а адриты пульсировали, как сердца, наполненные чужой волей.

Глава 7. Пламя, зажжённое в пепле

Пустошь – само название говорило за себя. Выжженные земли, где серое небо нависало над серой землёй, словно тяжёлая, пыльная крышка. Воздух здесь был едким и горьким на вкус, пахнущим пеплом и одиночеством. Это было место для тех, кому не было пути назад: для отщепенцев, беглецов и изгоев из великих демонических кланов – сломленных существ.

Прежде чем Клан Аркхарон обосновался в Пустоши, эти земли знали лишь один закон – выживание любой ценой. Изгнанники ютились в каньонах, где стены из выветренного камня служили щитом от кислотных бурь.

Их жилища были простыми: ниши, выбитые в скале, навесы из кожи летунов, растянутые между утёсами. Огонь разводили редко – дым мог привлечь хищников или враждебные стаи. Вместо этого грелись у тёплых камней, которые ночью отдавали накопленное за день тепло.

Еда – коренья, выкопанные из трещин, мясо мелких роющих тварей, изредка – ядовитые мхи, обработанные особым способом. Вода собиралась в выдолбленных чашах, где оседал пепел, превращая её в горькую жижу.

Здесь не было праздников, не было песен. Только шёпот, чтобы не потревожить спящих в тени существ, и взгляды, постоянно обращённые к небу – не сгущаются ли тучи, не приближаются ликрылья охотников.

Растительность была чахлой и колючей. Кривые, корявые деревья с чёрной, потрескавшейся корой больше походили на скелеты, застывшие в бесконечной муке. Из-под камней выползали блеклые, ядовитые мхи, а в тени утёсов прятались грибы-биолюминофоры, светившиеся тусклым, мрачным светом, который лишь подчёркивал непроглядную тьму вокруг. Живность, что обитала здесь, была столь же суровой: слепые, покрытые броней твари, роющие норы в камне; хищные летуны с кожистыми крыльями, охотившиеся на слабых; и тихое, вездесущее шевеление в тенях, которое лучше было не проверять. Самым распространённым животным был визгливый скальный грифон – это мелкое, но отвратительное существо, обитающее в горных расщелинах. Размером с крупную кошку, он обладает кожистыми, похожими на кожу летучей мыши крыльями и тощим телом, покрытым колючим хитиновым пушком. Его морда похожа на пасть, усеянную игольчатыми зубами, а большие, абсолютно чёрные глаза лишены всякого выражения, кроме ненасытной жажды.

Своё название он получил за невыносимый, пронзительный крик, который издаёт, цепляясь своими цепкими когтями за что угодно – будь то скала, одежда путника или доспехи воина. Он не нападает с целью убить, а висит мертвым грузом, оглушая жертву своим воем и отвлекая до тех пор, пока на звук не сбегутся более крупные хищники или пока его не сбросят с огромной силой. Его почти невозможно отцепить, не разорвав в клочья, и его упрямство стало в демоническом мире синонимом назойливой, доводящей до бешенства помехи.

Богатства эта земля тоже не знала. Лишь изредка в глубоких расщелинах можно было найти тусклые, похожие на запёкшуюся кровь, камни – адриты. Тогда они были просто минералами, багрово-коричневыми и пористыми, никому не нужными, кроме как одиноким ювелирам-изгоям, пытавшимся вырезать из них грубые поделки для продажи на жалких базарах.

Всё изменилось с приходом изгнанников.

Клан Аркхарона не походил на тех жалких беглецов, что ютились здесь веками. Они не приползли сюда сломленными. Они вошли на эти земли строем, с поднятыми головами, с тенью былого величия в глазах и холодной яростью в сердцах. Их изгнали, но сломить не смогли.

И они принялись за работу. Словно муравьи, раскинувшиеся по мёртвой туше, демоны Аркхарон начали осваивать Пустошь. Первым делом им потребовалась крепость. Не дворец для празднеств, а цитадель. Убежище. Оплот. И они нашли идеальный материал – мглит.

Мглит был плотью самой Пустоши. Его пласты уходили на мили вглубь, и его было несложно добывать.

Этот камень обладал одним уникальным свойством – он поглощал звук. Учёные Рода Знаний долго спорили: является ли звукопоглощение мглита его врождённым качеством или последствием магического воздействия. Истина лежала посередине.

Сам по себе мглит обладал уникальной кристаллической решёткой – её слои, словно страницы книги, были пронизаны микротрещинами, гасящими звуковые волны. Но именно демоны Аркхарон пробудили это свойство, вложив в камень частицу своей воли. Они выстроили цитадель так, чтобы каждый блок мглита стал резонатором безмолвия, а адриты в стенах усиливали эффект, превращая крепость в гигантский поглотитель звуков.