Дерзкие побеги

Через неделю морских странствий на горизонте показалась земля. Причалив к берегу, беглецы узнали, что находятся в Тринидаде. Британские власти были не против того, чтобы уставшие каторжники отдохнули у них две с половиной недели, после чего, согласно закону, они должны были покинуть своих гостеприимных хозяев.

По прошествии этого времени беглецы снова отправились в путь. Британские власти попросили их взять с собой еще троих беглых французов, которые потеряли свою лодку во время шторма и теперь им не на чем было покинуть Тринидад. «В противном случае, – сказал начальник полицейского управления Мотыльку, – мы будем вынуждены выдать французскому правительству ваших соотечественников». Шаррьеру ничего не оставалось делать, как согласиться взять с собой еще трех беглецов: Леблона, Каргере и Дюфиса.

Прошло более сорока дней с момента побега заключенных, и неделя со дня отплытия из Тринидада, когда на горизонте показалась земля. Берег был скалистым, и лодка беглецов разбилась о прибрежные камни. В этот раз друзей занесло на голландский остров Кюрасао. Так же как в Тринидаде, на Кюрасао им позволили отдохнуть некоторое время. Снабдив беглецов новой лодкой и запасом продуктов, голландские власти попросили каторжников покинуть территорию Кюрасао.

Выйдя в открытое море, Мотылек направил свою лодку к Британскому Гондурасу, но прежде он решил выполнить просьбу Леблона, Каргере и Дюфиса и тайно высадить их на колумбийской территории. Беглые каторжники причалили к острову, значившемуся на карте как Риоача, и, высадив своих товарищей, стали ждать попутного ветра, чтобы отплыть в море. Ветра не было около трех часов, и друзья уже стали волноваться, но наконец подул легкий бриз, который понес лодку в открытое море. И тут беглецы заметили, что их преследует катер. Раздались предупредительные выстрелы, и друзья вынуждены были остановиться. На катере находились полицейские, которые, арестовав беглецов, отправили их в тюрьму Риоача. Вскоре Мотыльку и Антонио (с ним он познакомился в тюрьме) удалось бежать. Антонио и Шаррьер обошли все полицейские заставы, а затем разделились. Мотылек решил пройти через земли индейцев-рыбаков в Венесуэлу, а оттуда отправиться на Арубу или в Кюрасао. Товарищ по побегу, указав ему направление, в котором надо было идти, пошел в другую сторону, надеясь укрыться от полиции у родственников, живущих на отдаленной ферме.

Двигаясь в течение нескольких часов вдоль берега океана, Мотылек наконец увидел десяток индейских хижин. Индейцы приняли Шаррьера в свое племя, и он прожил у них полгода. Он женился на двух индианках, подружился с вождем и колдуном. Но жизнь среди индейцев казалась Мотыльку скучной, и он решил уйти. Его не остановило даже то, что обе индианки были от него беременны. Обещав вернуться, Мотылек тепло попрощался с индейцами и отправился в путь.

Вскоре он снова попал в руки полиции и был заключен в ту же тюрьму, откуда сбежал. Там он встретился со своими друзьями, которые все это время сидели в Риоача, смиренно ожидая, когда их выдадут французским властям. Мотылька отправили в карцер, где он пробыл 29 дней. Через некоторое время всех беглецов перевели в тюрьму города Барранкилья, откуда им предстояло отправиться на французскую каторгу. Вопрос о выдаче шестерки беглецов французским властям был уже решен, и через некоторое время за ними должно было прибыть судно. Мотылек стал вновь планировать побег. К его удивлению, к нему в тюрьму пришел француз Жозеф, который оказался братом его приятеля Дега. Жозеф с энтузиазмом откликнулся на просьбу Шаррьера помочь ему и его товарищам в осуществлении побега.

Наблюдая во время прогулки за всем, что происходит на тюремном дворе, Мотылек обнаружил слабое место в системе охраны. От каждой сторожевой вышки к углу патрульной дорожки тянулась веревка с привязанным к ней ящиком. Когда часовой хотел выпить кофе, то он спускал ящик во двор, подзывал продавца, который ставил в ящик чашку с напитком. Также узник обратил внимание, что крайняя правая вышка немного выступает во двор: изготовив большой крюк и привязав к его концу крепкую веревку, можно было легко зацепиться за выступ постовой будки. Всего лишь через пару секунд беглец мог оказаться на стене, за которой открывается улица. Правда, в этом плане была одна сложность: как быть с часовым? Неожиданно Мотыльку пришла в голову мысль: «Надо сделать так, чтобы часовой заснул!»

Шаррьер поделился своими планами с друзьями, и те, хоть и понимали, что бежать удастся лишь одному человеку, ничем не высказали неудовольствия, а, напротив, стали помогать товарищу. Было решено достать веревку и крюк, а потом, подмешав часовому в кофе снотворное, бежать. Уже на следующий день Мотылек приступил к осуществлению своего плана, предложив часовому отведать кофе по-французски. Тот не отказался, и в течение нескольких дней узник готовил ему крепкий напиток с чайной ложечкой анисового ликера. Часовой был очень доволен, и часто сам обращался к Мотыльку с просьбой приготовить ему кофе по-французски. Еще в начале недели узники поручили Жозефу Дега достать какое-нибудь сильнодействующее снотворное, и когда тот принес заветную бутылочку, назначили день побега.

В тот день Мотылек снова приготовил часовому кофе по-французски, вылив предварительно в чашечку все содержимое пузырька со снотворным. Но прошло пять, десять, двадцать минут, а результата все не было: охранник прохаживался на своем посту как ни в чем не бывало. Совсем скоро должна была состояться смена часовых, и Шаррьер очень волновался, что не успеет убежать до этого времени.

Но вот охранник сел на стул, и его голова свалилась на плечо. Мотылек уже приготовился бросить крюк, но охранник вдруг встал на ноги и выпустил из рук винтовку. Оружие со стуком упало на доски настила. До смены караула оставалось всего восемнадцать минут… Часовой вдруг нагнулся за винтовкой и в тот же момент упал, растянувшись на дорожке во весь рост. В это время колумбиец (посвященный в планы и вызвавшийся помочь Мотыльку) метнул крюк, но промахнулся. Тогда он сделал еще одну попытку, и на этот раз крюк прочно зацепился. Мотылек уже приготовился лезть на стену, когда Клузио, все это время находившийся рядом и следивший за обстановкой вокруг, сделал ему знак, что идет смена караула. Все было кончено. Шаррьер едва успел отскочить от стены. На его счастье, десять или двенадцать колумбийцев, движимые чувством солидарности, окружили его и дали возможность затеряться среди них.

Конвоир, заступивший на пост, увидел крюк с веревкой и спящего часового и мгновенно оценил ситуацию. Он нажал на кнопку тревоги, будучи уверенным, что кто-то из заключенных бежал. Но после проверки оказалось, что все узники на месте. Часовой же под действием снотворного проспал несколько часов, а придя в себя, рассказал, что его сморило после кофе по-французски, приготовленного для него Мотыльком. Но доказательств того, что именно француз собирался совершить побег, у тюремного начальника не было и, заставив Мотылька ответить на несколько вопросов, он оставил его в покое.

Прошло несколько дней, и Жозеф Дега предложил Мотыльку совершить побег с помощью извне. Разумеется, узник согласился. Дега подкупил электрика, который в назначенный день должен был опустить рубильник трансформатора, находившегося за пределами тюрьмы. Свет на патрульной дорожке должен был погаснуть, создав тем самым благоприятные условия для побега. Мотылек же подкупил двух часовых. Один из них дежурил во дворе тюрьмы, а другой – на улице.

Подготовка нового побега заняла более месяца. Наконец все было просчитано с точностью до минуты. Стоит заметить, что часовых Мотыльку удалось подкупить только с тем условием, что побег совершат лишь двое французов. Одним из них, разумеется, был Мотылек, а другим после брошенного жребия оказался Клузио. К ним решил присоединиться еще один колумбиец, который хотя и знал о том, что в случае появления третьего беглеца часовые откроют стрельбу, все же решил попытать счастья. Он договорился со своим другом, который давно уже прикидывался психически больным, что тот будет в назначенный час побега стучать изо всех сил по металлическому листу. Сотрудники тюрьмы уже давно привыкли к подобным выходкам и совершенно не обращали внимания на стук.

И вот в назначенный день и час погас свет, друзья, услышав грохот, стали пилить решетки своих камер. Через десять минут они выбрались в тюремный двор, переоделись в заранее спрятанные темные рубашки и брюки и быстрым шагом направились к помещению тюремного смотрителя. По дороге к ним присоединился колумбиец.

Забравшись по решетке помещения тюремного смотрителя, устроенного прямо в стене, друзья обошли навес и метнули крюк, привязанный к концу трехметровой веревки. Через несколько минут они успешно добрались до патрульной дорожки на тюремной стене. Когда Клузио лез на стену, то зацепился брюками о железный навес. Мотылек стал вытягивать друга наверх, не обращая внимания на шум, производимый листом железа. Но на грохот отреагировали не посвященные в планы побега охранники, которые тут же открыли стрельбу. Растерявшись, беглецы прыгнули не туда, куда надо, а на улицу, расположенную ниже общего уровня. Высота стены там была около девяти метров, и, прыгнув, друзья уже не смогли встать на ноги: Клузио сломал ногу, Мотылек получил перелом пяточных костей, а колумбиец вывихнул колено.

Беглецов водворили обратно в тюрьму, где им была оказана медицинская помощь. Теперь Клузио передвигался на костылях, а Мотылька заключенные возили по двору на тележке. Вскоре они узнали из газет, что французский корабль, специально посланный за каторжниками, прибудет в конце месяца. Было уже двадцатое число, и Мотылек находился в отчаянии: «Надо что-то делать, – думал он. – После стольких усилий я не могу вновь вернуться на каторгу. Но со сломанными ногами не очень-то попрыгаешь». И тогда он решил идти ва-банк – взорвать ненавистные стены тюрьмы.

Переговорив через пару дней с Дега, Мотылек попросил его сделать почти невозможное: пронести в тюрьму динамитную шашку, детонатор и бикфордов шнур. Узник посвятил его в свои планы – взорвать среди бела дня тюремные стены. Кроме того, Мотылек попросил Жозефа нанять таксиста, который будет ждать его ежедневно у стен тюрьмы с восьми часов утра и до шести часов вечера. После осуществления взрыва через пролом в стене Мотылька должен был вынести на руках один колумбиец, с которым узник предварительно договорился об этом.

Заплатив одному из сержантов, Мотылек попросил его купить мощный коловорот и шесть сверл по кирпичу. На следующий же день сержант выполнил задание узника, получив за работу отличное вознаграждение. Вскоре Шаррьеру принесли «подарок» от Жозефа Дега – динамит, детонатор и бикфордов шнур. Теперь все было готово, и Мотылек назначил проведение операции на следующий день.

Заключенные, помогавшие беглецу, просверлили в стене отверстие, в которое заложили динамитную шашку. К ней прикрепили детонатор и бикфордов шнур, и через минуту адской силы взрыв заставил вздрогнуть весь квартал. Началась паника. Но в стене повсеместно образовались лишь небольшие трещины и щели, которые не были настолько широки, чтобы через них можно было выбраться на улицу…

Три дня спустя за французами явились двенадцать охранников с кайеннской каторги, которые официально опознали каждого из беглецов. Через месяц корабль с узниками прибыл обратно на каторгу. По прошествии трех месяцев состоялся военный трибунал, по приговору которого беглецов отправили на два года в тюрьму. Каждому из них предстояло отсидеть этот срок в одиночной камере. Каторжники называли эту дисциплинарную тюрьму «пожирательницей людей».

После двухлетнего пребывания в тюрьме Мотылек с трудом стоял на ногах: сказывался недостаток питания и отсутствие свежего воздуха. Матюрет выглядел не лучше, а Клузио даже не мог самостоятельно передвигаться: охранники вынесли его из стен тюрьмы на носилках. Всю тройку сразу же направили в госпиталь, где бедняга Клузио умер через несколько дней.

Выйдя из госпиталя, Мотылек попал на острова Спасения, в барак для особо опасных преступников, которым, кстати, было позволено выбирать себе работу по собственному усмотрению или же совсем не работать. Заключенные, находившиеся в этом бараке, были авторитетами преступного мира, и к ним прислушивались не только остальные каторжане, но даже надзиратели. Мотылек выбрал себе работу ассенизатора. Будучи занятым лишь пару часов ранним утром, узник мог все остальное время делать все, что ему вздумается. Отработав, Шаррьер отправлялся на рыбалку, вечером продавал небольшую часть улова женам надзирателей, а остальную рыбу приносил к общему столу заключенных. Совсем скоро он вообще перестал ходить на работу, поставив за определенную плату вместо себя другого каторжника.

Целых пять месяцев Мотылек присматривался к окрестностям и, разумеется, вновь планировал побег. Как-то, познакомившись с местным плотником, Шаррьер предложил ему изготовить разборный плот на двоих за 2 тысячи франков. Впоследствии Бюрсе (так звали плотника) отказался от денег, сказав, что не согласился бы делать эту работу даже за 10 тысяч франков, но так как Мотылек один из всех протянул ему руку помощи (некоторое время назад он защитил плотника от заключенных), то и он в свою очередь помогает ему.

По мере изготовления деталей плота заговорщики (на этот раз Мотылек собирался бежать вместе с Матье Карбоньери) с помощью еще двух каторжников отвозили их на кладбище и прятали в заброшенном склепе. Строительство плота продолжалось более месяца, и, когда оставалось отвезти на кладбище последнюю деталь и присоединить ее к плоту, один из каторжников выследил заговорщиков и сообщил о подготовке побега коменданту острова. Накануне планируемой даты побега Мотылек и Карбоньери были задержаны на кладбище за сборкой плота. Впоследствии во время очной ставки с Селье (так звали доносчика) Мотылек убил его ударом ножа.

Шаррьера опять посадили в дисциплинарную тюрьму, на этот раз на восемь лет… Известно, что в «пожирательнице людей» еще ни один человек не выдерживал такого срока. Но через год в тюрьме произошло нечто неожиданное: всех узников осмотрел врач. От недостатка витаминов заключенные страдали цингой, и доктор назначил им витаминную диету и прогулки на свежем воздухе. Теперь ежедневно около двух часов заключенные прогуливались в тюремном дворе. Как-то раз в тюрьму приехал губернатор. Обходя камеры, он разговаривал с узниками, выслушивая их просьбы и жалобы. Когда он вошел в камеру Мотылька, надзиратель отрапортовал: «У этого самый большой срок – восемь лет». «Как вас зовут? – спросил губернатор. – И за что сидите?» «Шаррьер, – ответил Мотылек. – Сижу здесь за кражу государственного имущества и за убийство».

«Вы хотите что-нибудь сказать?» – продолжал спрашивать узника губернатор. «Да! – громко сказал Шаррьер. – Этот бесчеловечный режим не достоин такого народа, как народ Франции». Губернатор не ожидал такой смелой речи и удивленно произнес всего лишь одно слово: «Почему?» «Да потому, – не унимался Мотылек, – что узники здесь живут в абсолютном молчании. Нет прогулок и до недавнего времени никакого лечения не было».

Помолчав, губернатор кивнул Мотыльку и неожиданно сказал: «Держись, парень! И может быть, если я еще буду губернатором, вы будете помилованы».

С этого дня по распоряжению губернатора и главного врача заключенные стали гулять по часу в день и купаться в море, в бухточке, похожей на бассейн, защищенной от акул большими каменными глыбами. Во время этих прогулок жены и дети надзирателей не должны были выходить из дома, чтобы не столкнуться с купающимися голышом каторжниками.

Как-то раз, поднимаясь после купания наверх, Мотылек оказался в последней шеренге заключенных. Внезапно он услышал отчаянный женский крик: «Спасите! Моя девочка тонет!» Оглянувшись, узник увидел, что на причале, который представляет собой бетонированный откос, стоит женщина и исступленно кричит, указывая рукой на море. Потом всюду раздались испуганные возгласы «Акулы!». Последовало еще два выстрела, и Мотылек, не раздумывая, оттолкнул охранника и побежал к причалу, где столкнулся с двумя обезумевшими от страха женщинами и несколькими надзирателями.

«Прыгайте в воду! – кричала одна из женщин. – На моего ребенка сейчас набросятся акулы! Я не умею плавать, а то бы сама поплыла. Боже, какие трусы!» Один из надзирателей, порываясь было броситься к тонущей девочке, зашел по пояс в воду и тут же выскочил обратно на берег. «Там акулы!» – растерянно сказал он матери тонущего ребенка и разрядил свой револьвер в сторону приближающихся к девочке акул.

Мотылек увидел, что девочка в светло-голубом платье барахтается на поверхности воды и ее медленно относит морским течением прямо к месту, где кишат акулы. «Не стреляйте!» – крикнул Шаррьер надзирателям и бросился в воду. Когда Мотыльку оставалось доплыть до девочки несколько метров, неожиданно появилась патрульная лодка. Судно приблизилось к девочке, и охранники подняли ее на борт. Через несколько минут на ее борту оказался и отважный узник, плакавший от бессильной ярости, ведь получилось, что он рисковал своей жизнью впустую. Так думал Мотылек в тот момент, но через месяц мать девочки ходатайствовала перед комендантом о его освобождении из тюрьмы.

Итак, отсидев девятнадцать месяцев в дисциплинарной тюрьме, Шаррьер вновь оказался на острове Руаяль, где встретился со своими друзьями Дега, Карбоньери и Матюретом. Кстати, его появление на Руаяле произвело эффект разорвавшейся бомбы. Еще бы! Никто не ожидал увидеть Мотылька на острове раньше чем через восемь лет. После дружеских объятий и восторженных возгласов к Шаррьеру подошел один из авторитетов и сказал: «Мы все поражены твоим мужеством, Мотылек. Теперь, когда ты снова здесь, можешь рассчитывать на любого из нас. Никто тебе ни в чем не откажет, даже в самом опасном деле». Мотылек, поблагодарив всех за поддержку, отправился к коменданту.

Комендант вновь назначил Шаррьера ассенизатором с правом ловить рыбу, кроме того, он теперь стал выполнять работу погонщика буйволов. Такие занятия устраивали Мотылька: передвигаясь безнадзорно по острову, он мог снова начать подготовку к побегу. Впоследствии в своих воспоминаниях Шаррьер писал: «Жизнь на островах опасна тем, что создает ложное ощущение свободы. Я почти физически страдаю, глядя, как другие устраиваются здесь всерьез и надолго и живут беспечные и довольные. Одни ждут конца заключения, другие ничего не ждут и пускаются во все тяжкие… Да, я сам виноват в том, что вновь оказался здесь, но теперь я должен думать лишь об одном: бежать! Бежать или умереть!»

Через некоторое время Мотылька перевели в Сен-Жозеф. В то время во Франции велись боевые действия, и на островах по этой причине были введены строгие меры взыскания: начальник смены, допустивший побег заключенного, подлежал увольнению, а для каторжников, пойманных при попытке к бегству, предусматривалась смертная казнь. Дело в том, что в связи с событиями в стране побег рассматривался как попытка присоединиться к свободным французским соединениям, которые обвинялись в предательстве национальных интересов.

Оказавшись на строго охраняемом острове Сен-Жозеф, Мотылек поселился в бараке для особо опасных преступников, жители которого были связаны с криминальным миром. Комендант острова оказался крестным отцом той девочки, которую Мотылек пытался спасти от акул. Поговорив с ним, узник дал обещание, что за те восемнадцать месяцев, которые осталось служить военному, он не убежит, дабы оградить коменданта от неприятностей.

Мотылек сдержал свое обещание и не делал никаких попыток к бегству все время, пока комендант выполнял свой долг на Сен-Жозефе. У него были совсем иные планы, потому что бежать он собирался из больницы, куда устроился работать фельдшером его друг Сальвидиа (они намеревались убежать вместе). Так как устроиться на работу в эту лечебницу Шаррьер не мог, то у него возникла идея симулировать психическое расстройство. Причем в свои планы он посвятил лишь Сальвидиа, в то время как остальные каторжники были уверены, что Мотылек заболел на самом деле. Это был хитрый ход, потому что если бы Шаррьер сам обратился к врачу, то тот легко уличил его в обмане; инициатива отправки Мотылька в больницу должна была исходить от других заключенных.

В тюремной библиотеке никакой литературы по психиче ским заболеваниям не оказалось, но Мотылек, наведя некоторые справки, выяснил, что у людей, которые когда-либо лечились у психиатра, были следующие симптомы: головные боли, шум в ушах и постоянное беспокойство. Шаррьеру оставалось теперь проявить эти симптомы, не жалуясь на них впрямую. «Мое сумасшествие должно быть в достаточной мере опасным, чтобы вынудить врача принять решение о направлении в психушку, – писал в своих воспоминаниях Мотылек, – однако не настолько серьезным, чтобы дать повод к применению жестких методов лечения… Я не должен сам замечать свою болезнь. Будет лучше, если на нее обратит внимание кто-то другой».

Трое суток Мотылек не спал, не умывался, не брился и почти не ел. По прошествии этого времени он неожиданно спросил у своего соседа, зачем тот украл у него фотографию (разумеется, никакой фотографии не существовало). Сосед клялся всеми святыми, что даже не дотрагивался до вещей Шаррьера, а затем перешел спать на другое место – подальше от Мотылька. На следующий день симулянт подошел к котлу с супом, который принес раздатчик, и на глазах у всех помочился туда. В бараке создалось неловкое положение, но, очевидно, безумное выражение лица узника так поразило присутствующих, что никто не сказал ему ни слова. Лишь один из каторжников удивленно спросил Шаррьера: «Почему ты это сделал, Мотылек?» «Потому что его забыли посолить», – безумно улыбаясь, ответил «сумасшедший», после чего как ни в чем не бывало пошел со своей миской к старосте барака с просьбой налить ему супу. Все заключенные, затаив дыхание, смотрели, как Мотылек с аппетитом ел свой суп.

Этих двух случаев оказалось достаточно, чтобы на следующий день «больного» Шаррьера вызвали к врачу. «Все ли у вас в порядке, доктор?» – ошарашил врача Мотылек еще с порога. «У меня-то в порядке, – ответил ему доктор. – А вот ты, видимо, заболел?» Мотылек, разумеется, стал говорить, что совершенно здоров, и собрался уже уходить, но врач настоял, чтобы он остался, и мягко попросил Мотылька позволить ему произвести осмотр. Доктор стал изучать глаза «больного» с помощью лампы, дающей узкий пучок света. «Ты не нашел, доктор, что искал? – спросил Шаррьер. – Свет в твоей лампе недостаточно яркий, чтобы увидеть их? Или ты делаешь вид, что не видишь?» Доктор удивился: «Кого, Анри?» «Не строй из себя идиота! – раздраженно воскликнул Мотылек. – Не собираешься же ты сказать мне, что не успел их рассмотреть?»

Врач приказал охранникам немедленно госпитализировать больного, обратился к выражавшему всем своим видом недоумение Мотыльку: «Ты сказал, что здоров. Может, так оно и есть, но ты очень устал, и я помещу тебя на несколько дней в госпиталь, чтобы ты смог отдохнуть».

Итак, в первом раунде Мотылек одержал победу. Теперь оставалось и дальше вести себя в том же духе, дабы врачи, работавшие в госпитале, не сомневались в его помешательстве. После успешного симулирования душевного расстройства Мотылька перевели из госпиталя в специализированную лечебницу для душевнобольных. Вскоре Шаррьер встретился там с Сальвидиа, и друзья назначили день побега. Они решили отправиться в плавание на бочках, которые лежали в кладовой. Накануне побега Сальвидиа должен был опорожнить одну из бочек (в ней был уксус), а другую, которая была заполнена подсолнечным маслом, они решили оставить полной (на море был шторм, и друзья надеялись с помощью масла уменьшить волнение при спуске бочек на воду).

Ночью Сальвидиа открыл двери палаты Мотылька, и беглецы проникли в кладовую, откуда выкатили две бочки. Выбравшись из лечебницы, друзья отправились к скалистому спуску. Катить бочку, наполненную маслом, было очень трудно, поэтому беглецы вылили масло и, добравшись наконец до моря, связали две бочки вместе. При спуске «судна» на воду их накрыла огромная волна. Сальвидиа и Мотылька раскидало в разные стороны, а бочки разбились о скалы. С трудом выбравшись на берег, Шаррьер стал звать своего друга, но тот не отвечал. Несколько часов Мотылек пытался найти Сальвидиа, а потом стал обдумывать, что ему делать дальше. Он решил незаметно вернуться в палату: надо было сделать вид, что ничего не случилось.

Пробравшись к лазарету, он незаметно проник в свою комнату и лег спать, предварительно выпив две таблетки снотворного. Через несколько дней из разговора с санитаром-каторжником Мотылек узнал, что, когда обнаружилось отсутствие Сальвидиа и разбитые бочки на берегу, в лагере поднялся переполох, большей частью из-за вылитого масла и уксуса: время было военное, и запасы больницы пополнялись очень редко. Кстати, начальство было убеждено, что Сальвидиа хотел бежать в одиночку. Стоит добавить, что тело отважного каторжника так и не нашли: то ли его унесло далеко в море, то ли оно было растерзано акулами…

Получилось, что Мотылек напрасно столько времени изображал из себя душевнобольного. Несколько дней он ходил в подавленном настроении, а потом принял решение, что теперь ему во что бы то ни стало надо поскорее «выздороветь», чтобы попасть в лагерь и бежать оттуда. Чтобы не вызывать подозрений, Шаррьер стал «выздоравливать» постепенно и в результате убедил врачей в нормализации своего душевного состояния. Вскоре его перевели на остров Дьявола – самый маленький и самый открытый для ветров и волн из островов Спасения. Считалось, что сбежать с острова Дьявола невозможно.

В день прибытия на остров к Мотыльку подошел старший надзиратель. «Я знаю, – сказал он, – что вы постоянно настроены на побег, но, так как отсюда бежать невозможно, я могу не беспокоиться».

Шаррьер был обязан ежедневно давать корм свиньям, а после выполнения работы мог делать все, что ему вздумается. Он целыми днями бродил по острову в сопровождении каторжника-китайца, который хорошо знал окрестности и вызвался быть у Мотылька гидом. На северной оконечности острова, на высоте более 40 м над уровнем моря, лежал большой камень, называемый скамьей Дрейфуса. Старые каторжники утверждали, что здесь некогда сидел бывший капитан французского Генштаба Дрейфус (его обвинили в шпионаже и приговорили к пожизненной каторге) и смотрел на море в том направлении, где находилась Франция, для которой он стал изгоем.

К тому времени, когда Мотылек попал на остров Дьявола, ему исполнилось тридцать пять лет (шел 1941 год). Он находился в заключении уже 11 лет, проведя лучшие годы своей жизни в одиночной камере или в карцере. За это время у него было всего лишь полгода полной свободы, которые он провел среди индейцев-рыбаков. Детям, которые родились от двух его индейских жен, было уже по восьми лет. Находясь в заключении, Мотылек часто вспоминал свой удачный побег из Риоача и жалел о том, что покинул гостеприимное племя индейцев. Если бы он тогда этого не сделал, то его жизнь могла бы сейчас быть совсем иной…

Размышляя часами на скамье Дрейфуса, Мотылек сделал неожиданное открытие: внизу, прямо под скамьей Дрейфуса, волны, накатывающиеся на скалу, опадают и откатываются назад. Причем их многотонные громады не дробятся, потому что проникают между двумя вершинами в виде подковы шириной в шесть метров. Мотылек стал размышлять: «Если в момент опадания волны и отхода ее назад решительно броситься со скалы и удержаться на плаву, то волна обязательно вынесет меня в море».

Первое, что решил предпринять Шаррьер, – это произвести пробный спуск. Он договорился с китайцем Чангом, что тот поможет ему в проведении испытаний. Притащив к спуску огромный джутовый мешок, наполненный кокосовыми орехами, друзья сбросили его в море и стали ждать. Вскоре мешок вернулся к берегу на гребне огромной волны высотой семь или восемь метров. С огромной силой волна бросила мешок на скалу, чуть левее того места, откуда он был сброшен.

Все время пока друзья шли до лагеря, китаец отговаривал Мотылька от задуманного, утверждая, что бежать с острова Дьявола еще не удавалось никому. «Мне удастся», – упорно стоял на своем Шаррьер.