Кассандра пила массандру

Больной человек с трудным характером – это двойной урок смирения. Но София его выдержала, вернее, умело притворилась, заранее превратившись в соляной столб. Это возможно, если потратишь минут десять на медитативное самовнушение, которое в числе прочих висело над рабочим столом, приколотое булавками к обоям. Оно переводило отца в ранг чужих людей, которые ничем не обязаны Софии и которые совершают великое благо тем, что ей хоть чем-то помогают. После моментального, бодряще-обжигающе-ледяного погружения в бездну становилось действительно проще. Посмотри на близкого человека, как на прохожего, – и все ужасы родства на несколько минут утратят силу, как боль от морфия. И даже может нежданно выпрыгнуть из пучин отчуждения шальная рыбка благодарности.

Но вот визит к отцу закончен, и начинается самое трудное: дверь за Софией захлопнулась, она раздета – с нее сорван волшебный плащ иллюзии. Иллюзии, что она укрыта заботой, как елочка под снегом, что она все еще колючая веточка на родовом древе. Сегодня прокатило, на полмесяца денег хватит – а дальше? София приехала домой, съежившаяся в разгар жары от настойчивых перспектив, нарисованных папенькой: «Ты готовь Андрея в кадетский корпус, ты сама его не прокормишь…» В свете недавнего скандала с отравлением детей именно в кадетском корпусе – да разве важно, что в другом городе! – София ощетинила на родителя внутреннего тигра… Но тут же взяла себя в руки. Он дал деньги, он теперь чувствует себя вправе побесноваться – но его надолго не хватит. Он выдохшийся хищник.

Но, боже, почему не жизнь, а сплошная репрессия?! Спасительный звонок прозвенел утром. Дал помучиться полночи. И вдруг уважительный голос:

– София, нам понравились ваши работы. Мы хотим поговорить с вами насчет возможного сотрудничества…

Соня изо всех сил старалась не выдать ликования. Назначила встречу «лучше в четверг», создавая ореол своей востребованности и загруженности. Но это скорее по привычке, на всякий случай. Она была убеждена, что этим невинным блесткам, пускаемым в глаза «нужным людям», давно никто не придает значения. Нынче о человеке можно узнать почти все, не встречаясь с ним вовсе, и это грустно… словно ты уже умер!

– Я могу подъехать в удобное для вас время и привезти вам сборник! – надрывалась Соня произвести хорошее впечатление на студию документальных фильмов, куда очень хотела попасть. Речь шла о сборнике лучших сценариев короткометражек… Пусть это был малоизвестный конкурс, каких нынче тьма, пусть его давно закрыли – но в сборнике был и ее сценарий!

– Нет, спасибо, пришлите ссылку на конкурс, мы посмотрим… – был ответ, по которому, в общем-то, все было ясно. Ведь опыт показал, что Соня зря принимает отстраненность за неминуемое следствие цифровой эпохи. Не важно, что в масштабах статистики это так. Важно, что когда именно ее не особенно хотели видеть, то ее не хотели видеть, и больше ничего. А она, глупая, пыталась объяснить, что сборника нет в Сети, что он получился интересный и необычный, что талантливые ребята… и так далее и, к сожалению, везде.

Но теперь-то, теперь с ней желали встретиться лично! И она знала, что без личных реальных телесных взаимодействий ничего в мире не получается, и виртуально пока еще не покушаешь и не поспишь, не посмеешься и не поплачешь и не родишь ребенка, а что до суррогатов секса, то они так и остались суррогатами. В общем, на пятой чашке кофе Соня уже лихорадочно соображала, что она наденет на эту встречу – единственную за полгода, а потому судьбоносную.

– Нет-нет, это будет очень быстрая работа! – категорично встряла в разговор особа в клетчатой шляпке. Она как-то незаметно встроилась в пространство кабинета и искала что-то на полках с книгами, гроссбухами и толстыми офисными папками. Она словно и не входила, а материализовалась здесь, и вроде как не прислушивалась к разговору – но встряла очень вовремя.

Милый мужчина в загадочно синем костюме с усталой симпатией взглянул в ее сторону.

– А это Стелла, руководитель нашего творческого звена, – представил он «шляпку».

Соня с дежурной улыбкой кивнула.

– Насколько быстрой должна быть эта работа? – спросила она, не сумев скрыть дурные предчувствия.

– Полтора месяца, – заявила не моргнув глазом Стелла.

Именно в этот момент Соне стало понятно, что шляпка скрадывает недостатки фигуры, обыденность лица и дурной характер. И венчает все это несовершенство имя Стелла… жестокое сочетание! Без клетчатой шляпки не обойтись.

– Это шутка? Вы даже еще не поняли, в какой форме вы хотите… или заказчик хочет запечатлеть себя для истории. Это будет фильм или фотоальбом с историями, как вы мне писали, или это будет…

– Нет-нет, дорогая Соня, мы уже все решили! – всплеснул руками милый мужчина. – Мы будем делать ролик. Минут на пятнадцать. Дольше никто смотреть не будет. Ролик о бессмертии. – И все мелкие морщинки на лице милого человека сложились в удивительный солнечный рисунок, стремящийся к одному центру.

«Понятно. Очередной бред». – Соня уже лила внутренние слезы по несбывшемуся авансу, что, видимо, отразилось и во внешних чертах, ибо Стелла в дурацкой шляпке заметно напряглась насчет бессмертия. Она неожиданно шумно подсела за стол переговоров и в нескольких штрихах обрисовала задачу, походя оттеснив синий костюм. Рабочая перспектива вряд ли стала намного яснее. София пронзительно пожалела о том, что придется иметь дело с ней, а не с милым человеком.

Итак, планы у конторы под названием – вы не поверите! – «Земляничные поляны» были грандиозные. Ролик – это лишь вершина айсберга. Потом был запланирован чуть ли не второй «Улисс» по значению – только не в масштабах мировой литературы, конечно, ведь это слишком мелко! Будущий талмуд потрясет основы мироздания. Это будет книга, в которой все объяснят про то, как хранить сознание гения вечно. То есть, допустим, Бах умер, но продолжает сочинять музыку. Можно представить, сколько он еще устроит полифонических революций! Шутя напишет рэп… В общем, задаст вселенной жару!

– Да, у нашего заказчика амбициозный проект! – упивалась шляпка заодно и своей сомнительной значимостью. – Но делать его нужно быстро. Это новое поколение, у них все расписано, каждая минута на счету. Они очень рациональны, если не сказать – прагматичны, в использовании своих ресурсов. Он выделил для интервью с ним два часа в следующее воскресенье. Прошу вас освободить это время…

Соня представила, как Матфей, Марк и Лука пишут Евангелие наперегонки, а хитрый Иоанн обгоняет их на повороте…

– А кто он, этот заказчик? – Мысленно ущипнув себя, сосредоточившись и едва скрывая раздражение, она, наконец, вставила свой вопрос по существу. В конце концов, ее пока никто не спросил, согласна ли она плясать под дудку каких-то самоуверенных юнцов…

– Как, вы не знаете? Разве вы не изучили материалы, которые я вам присылала?!

«Боже мой, – пронеслось в Сониной голове. – Забыла напрочь! И… не жди ничего хорошего, когда тебе присылают какую-то занудную лабуду в таблице. Разве я бухгалтер, чтобы изучать эти простыни в экселе!»

– Простите, но я не получала вашего письма, – как можно более благостно солгала София.

На слегка сплющенной, как у британской кошки, физиономии Стеллы отразилась злость. Но деваться ей было некуда, пришлось дать краткий анамнез своих табличных излияний. Итак, таинственный заказчик – создатель самой популярной интернет-платформы для поиска работы и подбора персонала Strekoza.com. Савва Лёвшин. Суперуспешный двадцативосьмилетний обитатель списков «Форбс». Он хочет препарировать, как лягушек, своих родителей, чтобы не совершать их ошибок. Также следовало опросить его школьных учительниц, разыскать по сетям друзей детства, узнать, что они помнят о вундеркинде Лёвшине хорошего, но особенно плохого! С родителями – аналогично! Следовало опросить не только дружественных персонажей, но и их… врагов. Не удивляйтесь, это всего лишь один из многих новаторских методов сногсшибательного проекта. И еще предполагалось детально изучить медицинскую карту главного фигуранта. С самого младенчества.

«Например, не хватил ли маменьку родимчик, быстро ли зарос у чада родничок, не было ли желтушки… Господи, за что мне это?!» – закипая, думала Соня, но сдержалась, пробормотав вслух лишь о том, что, видать, у парня в жизни что-то пошло не так, раз уж он вспомнил о детских болезнях. Она не хотела разозлить Шляпку еще сильнее, но у нее явно получилось. Чтобы загладить неловкость, она пошла на попятную:

– Я имела в виду… я хотела спросить… это весьма необычно, чтобы столь молодой человек озаботился бы итогами жизни, точнее, вредоносными программами, которыми мы все нашпигованы с детства. Ведь, насколько я поняла, его бизнес пока идет в гору, он не рассорился с компаньонами, не разорился, жена при разводе еще не отобрала львиную долю капитала… Это я схематично накидала события, после которых люди задумываются об истоках своих неприятностей. Начинают копаться в родовой мистике – а кто и в подлинной истории. А пока гром не грянул, они с рычанием куют железо, не отходя от кассы, и ни о каких наследственных изъянах и думать не думают.

– Это несколько примитивный взгляд на бизнес, – возразила Стелла, но в ее голосе зазвучали неожиданно солидарные нотки. – Савва – человек необычный. Уверена, что вам будет интересно с ним пообщаться. Ближе к воскресенью я вам дам точные координаты нашей воскресной встречи.

– Еще хотелось бы понять, какое отношение ко всему этому имеет бессмертие… – вовремя спохватилась София, дабы не мыкаться полторы недели в ехидном недоумении.

К Стелле вернулась строгость руководителя – этакая подчеркнутая тщательность персоны, которая отродясь ничего не умела, кроме как руководить.

– Тема бессмертия – пятый, высший уровень нашего многозадачного проекта. Вы пока лишь подошли к первому.

На этом женщина в шляпке дала понять, что аудиенция закончена.

Про аванс пока ни слова.

Впрочем, по ходу разговора Соня и без того распрощалась с этой светлой мечтой.

…Все-таки она сегодня потревожит Агапыча. Взмолится. Он ей прилично задолжал за всю проделанную работу. За все эти годы! А ведь Соня давненько не взмаливалась – какая-то копеечка у бедолаги должна была накопиться по ее душу.

Ирония судьбы не знает пределов: старинный дружище, благодетель-нахлебник и немного плут – Агапыч с успехом воплощал в себе все эти ипостаси – тоже интересовался темой бессмертия. Хотя использовать столь обыденное слово «интересовался» – обидеть лучшую часть многогранной натуры Агапыча, апостола непровозглашенного кибер-Бога, застрельщика идеи хранения души на электронных носителях. Он много лет писал отчасти научный, отчасти богословский, отчасти мистический и отчасти, конечно, бредовый труд о том, что человеческое предназначение в том и есть, чтобы найти способ консервации частицы Божьей. Пока человечество с дикой свирепой кровожадностью уничтожает самое себя, миллиарды уникальных и, как мы знаем, неповторимых микрокосмов – разве может оно быть достойно лучшей участи, чем имеет сейчас?! Нет, конечно. Создатель ждет от нас прорыва. Не местечковых всхлипов типа «Я Нотр Дам» – это же часть от целого… Save anima[2 - Сохранить душу (англ., лат.).] – вот что достойно воплощения!

Вместе с тем синхронную и конгениальную задачу, а именно бессмертие физической оболочки, Агапыч пока не наделил стройной теорией. Тут были сильные колебания. Пока он остановился на том, что в будущем, в этом пока непредставимом и грандиозном киберфантазме, не всем понадобится габитус. Особо продвинутые обойдутся без него. А кому будет необходимо по старинке облачиться в кровь и плоть – тот прибегнет к помощи нанотехнологий.

– Разве в теле не живет память? Разве любовь не пронизывает каждую клеточку? Так что прости за трюизм, но отделима ли анима от своего домика в солнечном сплетении и от сердечных флюидов? – лениво вопрошала Соня.

– Вот из-за этих-то древнейших предрассудков мы и не движемся вперед! Отделима, неотделима… Никто еще не разрабатывал идею сохранения человеческой индивидуальности как ментального ядра или так называемого духовного тела. Мы – первопроходцы! Естественно, на данном этапе есть непроработанные направления. Это пока теория. И комплекс вопросов биосейвера… строго говоря, это уже не моя задача. А то некоторые умники начинают меня терзать насчет перенаселения планеты в случае, если смертность будет сведена к нулю… Космическая незрелость! Ведь мы сейчас еще только намечаем перспективы на будущие столетия. Кто знает, что будет с человечеством ко времени внедрения нашей доктрины? Может, пол-Земли уже переселится на Луну или в параллельные вселенные! Сверлить меня узкопрактическими вопросами – то же самое, что спрашивать Парацельса о побочных эффектах пенициллина, то есть плесени из фамильных склепов, целебные свойства которой ему открылись в шестнадцатом веке… а собственно пенициллин был синтезирован лишь в двадцатом.

– Почему же ты обо всем этом не напишешь? Ты же в издательстве работаешь…

– Пока все в очень сыром виде! – сокрушался апостол Агапыч. – И… что значит в издательстве? Ты предлагаешь мне изложить доктрину такого масштаба в серии вроде «Лечимся на дому» или «131 способ победить инсульт»?.. А сделать внесерийное грамотное издание на должном уровне… да кто ж мне это даст?! И кишка тонка у нашей конторы. Уровень позорный! Они ж запоют своего привычного Лазаря: мол, где коммерческий потенциал и все такое. Ты же сама все знаешь…

Когда Соня ему звонила, чтобы попросить свои честно заработанные деньги, приходилось помнить, что доктрина всегда на первом месте. Доктрина, затем четверо детей, и только потом уже – старинная подруга в числе других внештатников. Агапыч по ряду причин придерживался мнения, что человек «за бортом», вне корпоративной паутины, работает лучше. Поэтому он своих свободно плавающих наемников ценил, хотя и задерживал им оплату. Но старательно обновлял и, можно сказать, апгрейдировал их надежду.

Однако сегодня не взял трубку. И Соня привычно его оправдывала. Злиться себе дороже. Агапыч подчеркивал, что она осталась единственным человеком в его когорте, не имеющим специальной квалификации. Его заповедь о том, что книгу – например, о кораблестроении – должен писать, редактировать и корректировать только кораблестроитель, нарушалась ради Софии. Она же, в свою очередь, не то чтобы благодарила его… это было другое, куда более важное для Агапыча. Некое глубокое внутреннее допущение, что его шизоидная компонента бессмертия – и впрямь когда-нибудь будет признана искрой гения. А почему нет? История знала немало таких примеров. Просто Агапыч – бедный, чокнутый, дешево одетый, социально не защищенный. А есть богатый преуспевающий Савва Лёвшин, у которого в голове – те же тараканы. Их воображаемый тандем может горы свернуть. София усмехнулась и заглянула в холодильник в поисках духоподъемной краковской колбасы. Мечтать и бредить лучше на сытый желудок. Тем более – возвращаться с небес на землю. Похоже, что пока надежда лишь на папенькино вспоможение с мучительными побочными эффектами…

3. Печальный Бельмондо

Миша Камушкин терпеть не мог, когда ему мешали думать. А это происходило постоянно, хотя он считался лучшим специалистом по продвижению продукта в своем офисе. Лучше, конечно, умолчать о том, что он был единственным специалистом, кроме новенького, поступившего на работу недавно и гордившегося какими-то смехотворными успехами по продвижению лечебных наушников. Нет, вы только подумайте – резина с каким-то особенным покрытием, воздействующим на выработку эндорфинов! А вдобавок сказочный бонус в виде улучшения слуха в случае постоянного использования… как там он их окрестил… чудо-наушников «Морская раковина»! Услышав это, Миша взорвался едкими аплодисментами и предложил парню переименовать свое подшефное детище в «Лечебную лапшу на уши». Пацан оказался без фанаберий, и вскоре они были если не закадычными друзьями, то приятельствующими коллегами, взаимно не вторгавшимися на чужую территорию.

Когда-то Миша думал о том, чтобы из нужды создать пользу. Из ностальгии по вкусной советской бедности, которая остро будоражит активных потребителей. Не всех, разумеется, только часть, другие активисты исповедуют идеологически иные кулинарные ценности. Впрочем, Камушкину давно надоело копаться в этих противостояниях, главное, что вкусовые пристрастия – это алхимия нашего тела, а ему по большому счету совершенно наплевать на внешний политический окрас организма. Для него, например, гораздо важнее, получал ли индивид грудное вскармливание или был искусственником. С детства это словечко нравилось Камушкину куда больше, хотя его матушка искренне гордилась, что обоих детей выкормила, как положено природой, своим питательным молоком. Изобильным и жирным. Но эту правильную и правдивую материнскую легенду затмили рассказы о смутных временах, которые сам Миша помнил… пардон за каламбур, смутно. Мама вспоминала, как отпустили цены, началась голодуха, и она кормила семью блинами на сухом молоке из гуманитарной помощи от дружественных европейцев. В этой помощи было и детское питание… казавшее таким вкусным, что матушка, забыв приличия, ела его ложками в сухом виде. Слушая эти рассказы, Миша отчего-то и сам начинал ощущать на губах вкус этой манны небесной из жестяных банок. Он был уверен, что знает его, запретный вкус ненастоящего, к которому нельзя привыкать, потому что в нем непременно содержится манок, ловушка…

И он использовал эту… и невинную, и пагубную тягу к запретному в одной из своих стратегий продвижения смеси для блинчиков. Он долго терзал художника, требуя изобразить на упаковке кормящую мать. Без натуралистических перегибов, разумеется! Художник Мишу проклинал, потому что кормление младенцев ни в коей мере не вписывалось в его художественную концепцию. При чем тут вообще эта тема, когда речь о блинах?! Тем более в той фоново-призраковой форме, которую пытался навязать Камушкин, а был он тогда и сам новичком, который во что бы то ни стало хотел зарекомендовать себя ураганным лютым беспринципным спецом в деле продвижения сухого человеческого корма. Да, именно так, потому что, внедряясь в корпоративного монстра, нужно и самому быть волком. И главное – брать сразу, нахрапом, чтобы никто не успел в тебе усомниться! И хорошо бы сначала предложить как будто заведомый вздор, но чтобы он потом выстрелил ощутимой прибылью – и вот тогда твою неудобную вредность и вслед за ней хамоватое упрямство оценят! И будут ходить за тобой на цыпочках, по запаху определяя твое сегодняшнее настроение… Такова была Мишина молниеносная тактика. В художнике он породил холодную ярость, но в итоге тот сделал то, что нужно. Концепция прогнулась под усладу патриархального ока, только вместо понятной коровы, из молока которой как следствие получаются блины, явился вселенский образ материнства – почти что Дева Мария кормит ребеночка прямо на сенокосе. Христианские аллюзии пришли по ходу творческих мук – художник без задней мысли облачил женщину в синий сарафан, но это был лишь один из отвергнутых им вариантов. Задумывался ли он о синем плаще Богородицы – история умалчивает. Но в нем вдруг взыграла самокритика, хотя он и жаждал поскорее отделаться от навязанного проекта. Однако творческий азарт еще способен побеждать лень, конформизм и корысть! Словом, вариант в синем он решил отсеять, ибо он имел не слишком плодородный и хлебосольный вид.

– Нет, возьмем именно эту! Она красивая и худая, – распалился Миша. – Это важно, важно! Домохозяйка должна знать, что она от этих блинчиков не растолстеет. А семейство накормит!

В левом верхнем углу упаковки маячило и остальное семейство в виде румяных старшеньких детей Аленушки и Иванушки. Обывательский вариант современной семьи с мужем и кухонным фоном, нашпигованным бытовой техникой, Миша отверг… Он не дождался, когда взлелеенный им продукт выйдет на рынок и ураганная стратегия сработает – его по-быстрому сократили, не объясняя причин. Потом до него донеслись слухи, что его блинчики хорошо идут в отдаленных регионах нашей необъятной. А тетка с Урала из родственной солидарности даже распробовала их и полюбила: «Мишель, по мне так вкуснота! И вкус у них натуральный… Не какой-то ГМО голимый, не синтетика – а я эту дрянь сразу чую!» Она умилялась, словно племянничек сам их приготовил.