Праздник на выезде
– Моя, – оживилась Минина в надежде, что ее креатив одобрят.
– Больше никогда так не делай! Они же фантиками шуршали, тебя толком слышно не было. – Веригина подалась вперед и снисходительно погладила Минину по щеке. – Не волнуйся, я все возьму на себя. Исключительно по доброте душевной. Глеб устроит роскошную презентацию, фуршет, музыку, прессу. Да, мой мальчик?
Две пары глаз воззрились на Рудакова. Илона Ивановна слегка щурилась по-кошачьи, мол, я все сделала, не благодари, а Минина подняла брови, как щенок в ожидании угощения.
– Естественно. – Глеб улыбнулся скромной писательнице, а затем пообещал и ей, и самому себе, что презентация «Опасных связей» войдет в историю.
От этих слов Минина воспрянула духом, и на ее щеках заиграл девичий румянец.
– «Опасные связи» написал Шодерло де Лакло, а у меня «Тайные связи», – поправила она, вероятно, радуясь, что оказалась не самой безнадежно отсталой среди присутствующих.
– Прости его, он еще не искушен в литературе. Белый лист. – Веригина хищно уставилась на Глеба. Ее трепещущие от ярости ноздри и сжатые в тонкую нить губы так и говорили: «Не позорь меня! Просила же молчать!»
– Может, вы тогда прочтете мою книгу? – Минина с усилием поднялась с кресла и неуклюжей переваливающейся походкой направилась к книжным полкам, чтобы вручить Глебу увесистый черный томик с изображением наручников.
– С удовольствием, – улыбнулся Рудаков. – Всегда любил истории про шпионов.
– По правде говоря, там главная героиня и правда двойной агент, но фабула не столько в этом, сколько… – начала Минина с тем энтузиазмом, с каким обычно молодые мамаши рассказывают всем, кто подвернулся под руку, об успехах своего малыша.
– Не разрушай интригу, дорогая, – безжалостно перебила Илона Ивановна. – Пусть сам насладится. Так ты согласна на презентацию?
– Кто же отказывается от бесценной помощи, – Минина послала Глебу робкую улыбку. – Надеюсь, книга вам понравится…
– Уж не сомневайся, – заверила подругу Веригина. – У него крайне непритязательный вкус.
Всю дорогу до дома Глеба не покидало ощущение, что Илона Ивановна затеяла какую-то пакость. Он никогда не считал себя особо чутким, не умел подключаться к эфиру женских эмоций и ловить невидимыми антеннами малейшие колебания, потому что так и рехнуться недолго. Слабый пол вообще склонен менять настроение ежесекундно безо всякой на то адекватной причины. Но вот неприязнь Илоны к Мининой Глеб чувствовал всеми фибрами души, даже волоски на коже встали дыбом, а нежнейшие плюшки в желудки склеились в здоровенный скользкий обмылок.
Чем так не угодила Веригиной эта милая женщина, Глеб понять не мог. Куда логичнее было бы, сложись все наоборот: Мининой следовало бы на дух не переносить злоязычную поэтессу, но нет, она заглядывала Илоне в рот и каждое ее слово принимала за непреложную истину в высшей инстанции. И вроде бы Веригина предлагала своей прозаической товарке помощь с презентацией, но выглядело все это как здоровенный троянский конь.
– Знаете, у вас ведь и времени-то свободного нет, наверное, – зашел Рудаков издалека, когда Веригина уже отпирала свои гербовые ворота.
– Само собой. Я пишу новый цикл хокку, – последовал ледяной ответ.
– Так вот, я и подумал: зачем вам весь этот гемор с презентацией для Елены Владимировны?
– Совершенно незачем. – Веригина вопросительно изогнула бровь. – Ты ведь не рассчитывал, что я стану во всем этом участвовать? Я тебе полностью доверяю.
Глеб растерялся. Если она не собиралась подсыпать в пирожные на фуршете слабительное, не планировала поджигать зал или усыпать писательский трон иглами и битым стеклом, то в чем тогда заключается коварный план этой женщины? В том, что какой-то план все же есть, Рудаков не сомневался: уж слишком явной была неприкрытая ненависть Илоны Ивановны. И, с одной стороны, ему не улыбалось становиться орудием мести в этих изящных ведьминых ручках, с другой – жалко было терять единственный шанс проучить Белкину и доказать ей, что он и сам отлично справляется с бизнесом.
Дилемма была бы сложной, если не сказать неразрешимой, как вечная борьба добра со злом, не появись в поле зрения Глеба Алина Белкина. Все-таки в каждой женщине есть что-то колдовское, и костры инквизиции в свое время полыхали неспроста. Иначе как объяснить, что стоило Глебу вспомнить об Алине, как она окликнула его из-за спины, чуть не доведя до сердечного приступа?!
К тому же выглядела она как призрак. Кожа отливала благородной синевой, заледеневшие пряди волос топорщились вокруг лица как каменные змеи, изо рта вырывались клубы пара, придавая всей картине дополнительный оттенок жути.
– Я же говорила, она прибежит, – заметила Илона Ивановна, щедро сдобрив реплику злорадством.
– Ничего вы такого не говорили, – вступился Глеб, которого порядком достали бесконечные ядовитые шпильки. – Если можно, мы с Алиной сами переговорим.
– Я… Уже час вас жду… – Голос Белкиной дрожал, как, впрочем, и она сама. – У тебя телефон не отвечает…
– А может, он не хочет отвечать?! – взвилась Веригина. – С террористами переговоров не ведут!
– Илона Ивановна! – Терпение Глеба лопнуло, и это придало его возгласу какую-то непривычную самому Рудакову весомость. Словно маленький львенок Симба вдруг научился рычать, как вожак прайда. – Идите в сад!
Рык удивил не только Глеба, но и Веригину. Почувствовав, что «ее мальчик» может и зубки показать, она благоразумно предпочла не испытывать больше удачу и с видом оскорбленной невинности удалилась в вышеозначенный сад.
– Я нашла нам клиента. – Алина выдохнула на побелевшие пальцы и попыталась поднять воротник пальто повыше, хотя выше было некуда. Еще немного, и она напомнила бы Глебу всадника без головы. – Детский праздник. Они хотят тебя.
– Уже нам, да? – Глеб ухмыльнулся. Верно ведь говорят, что месть – это блюдо, которое подают холодным. Так вот, в замороженном виде оно еще прекраснее. – А как же вся та фигня про то, что от меня никакого толку?
– Я была не права, – процедила Алина сквозь стиснутые зубы.
Правда, не очень понятно было, челюсти она сжала от злости или те просто-напросто смерзлись.
– Не знаю, не знаю. – Рудаков наслаждался моментом триумфа, смакуя каждую секунду. – Детские праздники – это не мой уровень. Вообще-то у меня тоже есть клиент. Известная писательница, все дела… Презентация книги, а не какие-то там фигульки из шариков скручивать.
– Мне дали аванс. – Она осеклась и тут же поправилась: – Нам дали…
– Вот это благородство! – фыркнул Глеб. – Купить меня решила? Неплохо бы для начала извиниться…
Это было чересчур. Алина изменилась в лице, и на фарфоровых от мороза щеках проступил румянец гнева.
– Да пошел ты… – бросила она и, обняв себя руками, направилась прочь, растворившись в облаке собственного дыхания.
Рудаков и сам понял, что заигрался, что ему стоило бы остановиться на ее «была не права». Чертов азарт! Прямо как в долбаных казино… А ведь он никогда не умел вовремя забрать выигрыш и свалить, вечно его выводили под утро, когда банковская карточка сияла нулями, как в день выдачи. Вот и теперь он явно продул последние портки, а как исправить – понятия не имел.
Глава 8
– Тридцать семь и шесть, – изрекла Марина Олеговна, отобрав у Алины градусник.
Вообще говоря, Алина не собиралась его показывать. Надеялась тихонько закинуться парацетамолом с фенилэфрином и поехать в ближайший магазин «Веселая идея», потому что время шло, а список вещей ко дню рождения маленького Глеба только рос.
Болеть в семье медиков – занятие в высшей степени неблагодарное. Это обычные родители боятся операций, готовы утешать своих детей, баловать конфетами и поить клюквенным морсом. Потомственные врачи, которые из собственной практики знают процент осложнений, степень риска и частоту летальных исходов, всегда предпочитают стационар. И пока одноклассники Алины мирно дышали над картошкой, она умирала со скуки в одиночной палате, – по блату, само собой, – под капельницами. По вене оно ведь надежнее, чем перорально.
Белкина очень рано научилась скрывать болезни от родителей. Если другие дети грели градусник о батарею, чтобы сачкануть, то Алина трясла его, пока ртутный столбик не опускался до заветных тридцати шести и шести. И только сегодня отработанная годами система дала сбой: Марина Олеговна, вернувшись с дежурства, застукала дочь на месте преступления с главной уликой в руках.
– У бедя все под кодтролеб, – прогундосила Алина, стараясь выглядеть бодрой и здоровой.
Вышло не слишком убедительно. Возможно, оттого, что слезились глаза, возможно – из-за покрасневшего и отечного, как батат, носа.
– Па-а-аша! – Марина Олеговна проигнорировала жалкую попытку сопротивления. – Твой Семакин еще сидит в тринадцатой? Пусть Алину посмотрит, мне кажется, гайморит!
– Я с Лешей сто лет не общался. У него вроде вообще сейчас частная клиника где-то на Урале. – Отец, зевая, пришаркал на кухню. Если Марина Олеговна уже вернулась с дежурства, то Пал Семеныч в больницу только собирался. Иногда Алине казалось, что несовместимый график работы – главный и единственный секрет долгого брака ее родителей. Потому как дольше часа они друг с другом без скандала провести не могли.
– Пап, все о’кей. – Алина сознательно не использовала носовых согласных, чтобы не спалиться. Однако на нее уже никто не обращал внимания.
– Может, к Алферову? – Мать вытащила из микроволновки готовую овсянку.
– Шутишь? Он же из запоя в запой, не знаю, как его до сих пор не выперли. Лучше попроси этого еврея своего… Ты все грозилась уйти к нему… Штейн или Штерн…
– Во-первых, Шлейфер, во-вторых, Миша окулист, а не ЛОР. И в-третьих, – Марина Олеговна бухнула на стол чистую ложку, – он в Израиле. Вышла бы за него, давно бы уже жила в Тель-Авиве как человек.
– Ой, да езжай, пока не поздно! – Пал Семеныч вытащил из холодильника бутыль кефира и жадно приложился к широкому горлышку.
– Сколько раз просила, неужели нельзя налить в стакан?!
Не то чтобы Алина любила родительские ссоры, но некоторые преимущества в них все же видела. И главный плюс заключался в том, что в такие моменты мама с папой были настолько увлечены фехтованием взаимными претензиями, что про дочь с ее вечными проблемами попросту забывали. Вот и сейчас Алина смогла скрыться из кухни незамеченной, пока ее не пристроили к какому-нибудь бывшему однокурснику на эндоскопию гайморовых пазух.
Белкина бы отлежалась немного в тишине, но работать было безопаснее. Убедившись, что родители продолжают самозабвенно орать друг на друга, она схватила мохнатый шарф, шапку и самый теплый пуховик и выскользнула из квартиры.
После работы со сложнейшими препаратами организация праздника казалась Алине делом пустяковым, с которым справится даже ребенок. Точнее не так: ребенок бы справился с этой задачей не только легко, но и с удовольствием. Военная тематика? Прекрасно. Тарелочки с танками, камуфляжные колпачки, делов-то. Торт? Тоже не проблема. Уж где-где, а в Москве кондитерских развелось столько, что плюнуть негде. Шарики? Извольте, все оттенки цветового спектра на ваш вкус. Игры она какие-нибудь придумает… Кегли там или… И за что эти организаторы дерут столько денег?
По намеченному плану Алина шла четко, не сворачивая, как советский солдат на Берлин. В какой-то момент ей удалось отключить в себе все человеческое, все аварийные сигналы, которые подавал организм, и дело стремительно пошло на лад. Если не считать пота, который проступал на коже крупными каплями, стекал на лицо и между лопаток, Алина умудрилась вычеркнуть все строки из списка, кроме одной последней: «Аниматор».
Это слово она обвела дважды и поставила восклицательный знак, потому что клиентка хотела Глеба, а Алина так и не нашла в себе сил признаться, что ее новый бывший босс болен острым нарциссизмом и нуждается в длительной реабилитации.
Она ведь шла пешком до дома Веригиной, она час мерзла, пока ждала Глеба, заработав в лучшем случае гайморит, в худшем – пневмонию. Черт, да она оставила его всего-то на полдня, а он умудрился за это время скатиться еще глубже в бездну самолюбования. Чего стоил один только его наряд! Он словно косил под гангстера из Чикаго. Это пальто, этот полосатый костюм… Недоставало еще золотого перстня, сигары и часов на цепочке. И дело было даже не в личной обиде, хотя обижаться на заносчивого засранца Алина имела полное право. Просто он и сам вдруг возомнил себя светским львом, жемчужиной местного бомонда. Может быть, конечно, Илона Ивановна мастерски промыла ему мозги, но факт оставался фактом: на детском празднике Глебу Рудакову появляться не стоило. Чем бы он развлек мальчишек? Разве что установил бы у них на глазах рекорд по максимально долгому лобызанию с зеркалом. И потом: Оксана ведь четко сказала, что день рождения должен быть в армейском стиле. А что об армии может знать богатенький недоросль, у которого купленный военный билет аж на лбу пропечатан? Он ведь даже оружия в руках не держал… Наверное…
То ли Алину накрыло галлюцинациями от высокой температуры, то ли бациллы нашли ключик от ее запертых в темнице подсознания воспоминаний, но Белкина вдруг увидела Глеба в странном комбинезоне из белого пластика. В таких еще обычно ходят дезинсекторы. И что самое удивительное, Глеб держал в руках какую-то желтую штуковину с бачком. Здоровенный распылитель… Неужели он в ту ночь решил протравить в отеле тараканов? Алина мотнула головой, отметая нелепую мысль. Усталость, всему виной усталость… Но воспоминания, как назойливые насекомые, роились и жужжали в голове, не давая покоя.
Это было в фойе. Из банкетного зала доносилась приглушенная музыка, долбили басы… Нет, играло что-то еще, не только дискотечные хиты… Знакомое до боли, что-то из детства… Ту-ду-турум-турум… «Полицейская академия»?.. Нет, не она. Глеб еще подпевал, кажется. Потом вышел в центр фойе, расставил ноги, будто позировал для постера супергеройского фильма…
– Стойте! Нет, подождите! Охрана!..
Кто это кричал? Сама Алина? Голос какой-то высокий, как будто женский. Ах нет, точно. Тот паренек с ресепшен. Алина еще подумала тогда, что ему бы озвучивать в хоррорах визги жертв. Он бежал к Рудакову в панике, а Алина почему-то хохотала. Дико, до колик, до слез и изжоги, и не могла остановиться. А потом Глеб зажал свой распылитель как автомат… Белые брызги, едкий запах… Повсюду краска: на ковре, стенах и на той самой гигантской люстре…
– Киевский вокзал, конечная. Просьба освободить вагоны, – прозвучало у Алины над головой, и картинки померкли.
Из электрички Белкина выходила как пьяная. Ее еще поматывало от температуры и усталости, ноги, не привыкшие к пересеченной местности и маминым овчинным сапогам на размер меньше, гудели и пульсировали. Но все это теперь не имело значения. Глеб, сам того не желая, помог Алине, и она знала, чем займет воинственного именинника двадцать третьего февраля.
Пейнтбол. Что может быть лучше? Носиться по участку, пуляться краской. Снежная крепость уже есть, если мелкий разрушитель ее не уничтожил. Можно заказать еще каких-то штуковин, соорудить баррикады… Почитать правила… И она сама проведет праздник безо всяких там аниматоров.
Алина покачнулась, вцепившись в перила. Нет, все же лучше нанять инструктора по пейнтболу. С ним-то сложнее ошибиться, чем с аниматором. Голодных клоунов и актеров – пруд пруди, и если уж они сидят без работы, то, наверное, не случайно. Белкина часто видела эти унылые потуги завести толпу: что тамада на свадьбе ее двоюродного брата, что шарлатан, гордо именующий себя коучем по тимбилдингу, которого год назад приглашал Пуджари. А эти несчастные студенты, которые ведут мини-диско в турецких отелях? И ведь от цены тут ровным счетом ничего не зависит, по крайней мере коуч в свое время обошелся «Викрам Фармасьютикалз» в круглую сумму – Алина сама носила документы на подпись и видела все нули, которые поначалу сочла лишними.
А что, если найти какого-нибудь милого и веселого инструктора по пейнтболу, а Оксане сказать, что это и есть Глеб Рудаков? Ну откуда ей знать, как он выглядит? На празднике она гуглить его фотки точно не станет, а после это уже не будет иметь значения. Главное – довольный именинник.
Алина не зря всю жизнь следовала правилу: «Самое сложное оставляй на потом». Если какая-то задача казалась ей неразрешимой, она переключалась на другие дела, расчищала фронт. Вместо того чтобы толкать на гору валун целиком, она дробила его и сначала таскала на вершину мелкие камушки, чтобы потом спокойно придумать, как допереть самый крупный осколок. Тактика сработала и сейчас: с ерундой вроде шариков и прочего оформления она уже разобралась, а решение с аниматором снизошло на нее само собой. Только бы хватило сил доползти до ближайшего пейнтбольного клуба…
Она вытащила телефон, чтобы открыть карту, но тот зазвонил, едва не доведя Алину до инфаркта, – так резко ворвался вопль рингтона в ее расплавленный температурой мозг.
– Ты где ходишь? – Мамин голос бил по ушам хуже любого рингтона. – Отец тебя записал к Карапетяну!
– К кому? – напряглась Алина. Нет, против армян вообще и Карапетянов в частности она ничего не имела, но именно сегодня прием у кого бы то ни было в ее планы не входил.
– Ты что, профессор Карапетян! Он еще аденоиды тебе удалял! – В трубке что-то громыхнуло и послышалась неразборчивая женская речь. – У нее час назад два сантиметра было раскрытие, какие потуги? Мяч ей дайте! – Мама вздохнула. – Представляешь, опять вызвали. Контрактница рожает, прям магнитные бури какие-то… Ах да! Арам Давидович! В общем, ты через полчаса должна быть у него в Филатовской, он тебя посмотрит.
И тут Алина наконец вспомнила. Арам Давидович Карапетян был чудеснейший человек, доктор, про которых говорят «от бога». Он еще лет пятнадцать назад казался Алине древним старцем, для которого каждый кашель может стать последним. Этот низенький старичок с целыми пучками волос в ушах, очками на веревочке и с огромными добрыми глазами напоминал мастера Йоду из «Звездных войн», разве что цвета был нормального. Удивляли Белкину в мамином предложении две вещи: что Арам Давидович еще жив и что Алину всерьез записали к детскому ЛОРу.
– Мне уже лучше. Отмени прием, – произнесла она вслух, затолкав поглубже претензии вроде «я не ребенок» и «с моим мнением тоже надо считаться».
– Он тебе что, косметолог или маникюрша?! – возмутилась Марина Олеговна. – Отец из кожи вон лез, чтобы его уговорить! Нет, тебе виднее, конечно. Наплюй на всех! Только перед тем, как тебе станет хуже, заполни донорскую карту, хоть какую-то пользу принеси человечеству…
– Все, хватит! Уже еду. – Алина стиснула несчастный смартфон так, что стекло экрана жалобно хрустнуло.
Мамины пассажи про пользу всегда били в самое больное. Что вообще за шкала оценки такая, по которой достойными считаются только максимально полезные люди? Как на ферме: у этой коровы хорошие надои, ее оставляем. А ту вон Зорьку, у которой два литра, и то через день, – на бойню.
Будь у Алины сейчас хоть немного энергии во внутреннем аккумуляторе, она бы нашла силы настоять на своем. Наверное. По крайней мере, она каждый раз собиралась это сделать. Но теперь, как это модно нынче называть, Алина была уже не в ресурсе. Из-за температуры, усталости и глубокого уважения к Араму Давидовичу она все же нырнула в метро, чтобы по Кольцевой линии добраться до «Краснопресненской».
Там, в теплом чреве московской подземки, Белкину ждал еще один сюрприз. Телефон, которому достался весь Алинин гнев на мать, не выдержал такого натиска и пошел пятнами. Дисплей теперь напоминал шкуру цифрового жирафа: остатки здорового экрана с трудом пробивались, подмигивая, между черными мертвыми зонами. Будь смартфон человеком, его бы уже увезли на всех парах с мигалками в желтом реанимобиле.
Алина чуть на рельсы не шагнула от отчаяния. Кажется, кто-то наверху твердо решил подготовить для нее местечко в раю, и для этого ее надо было пропустить через жернова страстей человеческих. И очень жаль, потому что нимб ей бы все равно не пошел, а вот скромненькая землянка в чистилище вполне бы устроила.
На сломанном телефоне Алинины неприятности не закончились. И плевать даже на то, что ей пришлось сидеть минут сорок в коридоре среди сопливых детей и орущих младенцев.
– А ваш где? – поинтересовалась у Алины любопытная тетка из тех, кто в поликлиниках сдает в гардероб только пальто, а шляпу почему-то не снимает. Видно, чтобы все могли насладиться.
– Вот уж не надо мне такого счастья! – в сердцах бросила Алина, слишком уж голова раскалывалась от насморка и мыслей о том, где и как чинить смартфон.
Что ж, с тем же успехом Алина могла бы крикнуть: «Динамо – вперед!» – на стадионе «Спартак». Мамаши воззрились на нее, словно она оскорбила их лично, а тетка в шляпе шарахнулась, как от прокаженной. И неизвестно, чем бы все закончилось, не появись в дверном проеме Арам Давидович.
– Алиночка! – легкий армянский акцент придавал его скрипучему голосу напевности. – А у меня твои любимые… – и он извлек узловатой рукой из кармана халата горсть ирисок «Золотой ключик».
Помятые ириски давно потеряли форму. Возможно, профессор Карапетян хранил их не один год, но в самом его жесте и в том, что он запомнил ее любимые конфеты, было столько теплоты и заботы, что слезы навернулись на глаза. Подскочив, Алина схватила один «Золотой ключик» и ощутила острое желание показать язык всем этим желторотым юнцам в очереди. Пусть знают, кто здесь у Арама Давидовича любимый пациент!
Манипуляции, которых Алина боялась в детстве, сегодня приносили только радость. Да, ей поставили гайморит, да, пришлось вставлять в ноздри эти длинные металлические палочки с адреналином, а потом пережить знаменитую «кукушку». Ну и что? Зато как приятно вдруг почувствовать, что кто-то готов прийти на помощь, не спрашивая при этом, есть ли от тебя хоть какая-нибудь польза.
Впервые за последние несколько дней Белкина дышала так легко и глубоко, что, казалось, в груди сквозняк. Может, этого ей и не хватало? Немного кислорода, чтобы подзарядиться?
– Какая смелая девочка, – привычно приговаривал Арам Давидович. – Ничего не боится! Горжусь тобой!
И сразу плечи расправились, а проблемы показались ничтожными. Ведь если сам профессор Карапетян назвал ее смелой, то это, считай, не просто слова, а самый настоящий диагноз. Что ей какой-то детский праздник? Устроит его играючи, тем более – с подтаявшей ириской за щекой.
Алина вдруг с удивлением поняла, как сильно ей недоставало обычной похвалы. Она всегда думала, что старается ради зарплаты, повышения, кабинета с пресловутой табличкой. А ведь насколько проще и легче бы жилось, говори ей кто-нибудь почаще, какая она смелая девочка! Пожалуй, даже новогодним премиям Алина радовалась меньше, чем одной-единственной конфете в руках старого ЛОРа.
Из кабинета Алина не вышла – вылетела. Да, Арам Давидович вставил ей в нос турунды с мазью, и дышать снова приходилось ртом, но все равно по телу разливалась приятная и чуточку пьянящая бодрость, будто ей сделали капельницу с шампанским.
Подумаешь, сломанный экран! А для кого придумали голосового помощника? И вообще, зачем мотаться в какой-то пейнтбольный клуб, если сейчас все что угодно можно заказать через интернет? Тем более Арам Давидович строго сказал: «Никакого переохлаждения».
Завернувшись в шарф, Алина скомандовала своей без одной буквы тезке:
– Алиса, найди мне инструктора по пейнтболу!
Точнее, с ватой в ноздрях, это прозвучало скорее как «дайди бде идструктора по педболу», но ведь современные технологии – это вам не хухры-мухры, и послушный искусственный интеллект поспешил исполнить приказ.
– Найдено шестьдесят два специалиста, – вежливо отчиталась Алиса. – Ближайший в двух километрах от вас.
Алина не помнила ни одного пейнтбольного клуба в районе Садового кольца, но справедливо рассудила, что Москва меняется стремительнее, чем погода в Питере, и велела телефону немедленно набрать инструктора. Если уж клуб появился здесь недавно, да еще и в самом центре, то они с радостью возьмутся за любого клиента и из кожи вон вылезут, лишь бы заработать очки для рейтинга.
На звонок ответила приятная девушка. Она, правда, удивилась, что Алине нужен инструктор на выезд, да еще и со всем реквизитом на двадцать человек, видимо до сих пор на праздники у них еще заказов никто не делал. Это Белкину приободрило еще сильнее, чем «кукушка» Арама Давидовича. Кому ж не понравится быть первопроходцем? Если пейнтбольные вечеринки войдут в тренд, то Алина получит известность и станет модным законодателем в сфере праздников. И тогда о ее промахе на конференции забудут гораздо быстрее.
– Да, двадцать человек, – подтвердила Белкина. – Двадцать третьего февраля, да Дедь защитдика отечества. Дадеюсь, у вас еще де все забито да эту дату?
Девушка растерялась, что у них, мол, никто не заказывал инвентарь в аренду. Хитрая! Хотела, наверное, заставить Алину купить эти несчастные ружья, но не тут-то было. Человек, который знает, как работают механизмы продаж изнутри, никогда не поведется на дешевые трюки.